Лорд 2 (СИ) - Баковец Михаил - Страница 24

Хайнц в тот же вечер стал «учителем» языка для одного из волколаков. Что же до него самого, то вот как я распорядился.

— Прохор, направь двоих волколаков в Лепель что ли или в Полоцк. Пусть найдут форму немецкого капитана и принесут сюда. Нужно, чтобы этот, — указал на безучастного немца, в коем не осталось ни капли разума после ритуала, — оделся в неё. Потом повесите рядом с дорогой где-нибудь поближе к Полоцку. И займитесь ротой того обер-лейтенанта, который направил его сюда.

— Это мы с удовольствием, — оскалился бородатый беролак.

— Берите живыми. Потом вешайте так же вдоль дороги. А я пока займусь амулетами для минского аэродрома.

— Всё сделаем, как нужно, не сомневайся, Кирлис.

Глава 9

— Чёртова русская зима, — прошипел Макс Краузе, когда невольно коснулся голой рукой ствола пулемёта. Да ещё и сигарету уронил, ради которой и снял рукавицу. — Дьявол!

— Тихо ты, — шикнул н него его напарник по караулу. — Мне показалось, что снег скрипел совсем рядом.

Макс мигом смолк, торопливо натянул рукавицу и взялся за оружие. Как специально луна ушла за облако, и вокруг стало так темно, что — как говорят русские — хоть глаз коли.

— Тихо, — шёпотом произнёс он.

— Вроде бы…

И тут в избе, где на ночь остановились первое отделение, кто-то страшно заорал. Это был не сигнал тревоги. Было очень похоже, что человек увидел нечто невероятно кошмарное. От этого крика оба караульных остолбенели. Этим воспользовался враг. Неожиданно для немецких солдат рядом с ними на расстоянии вытянутой руки оказался мужчина в коротком полушубке, меховой шапке и с большим ножом в руке. Неуловимый глазу взмах, глухой удар и напарник Макса беззвучно падает на утоптанный снег.

— А-а-а! — заорал пулемётчик и надавил на спусковой крючок, держа оружие на весу. Повезло, что в этот момент неизвестный стоял немного левее от ствола. В таком положении стрелку проще всего довернуть оружие в сторону цели. Краузе ещё подумал, что русский партизан красуется, пугает, иначе бы расправился с ним и его товарищем совершенно незаметно. А раз так, то пусть получит немецкого свинца и стали за свою браваду.

«Кусторез», как иногда солдаты называли МГ за его бешеную скорострельность (но если говорить начистоту, то она практически не использовалась из-за повышенного расхода патронов и жуткого перегрева ствола со всеми из этого вытекающими) выдал короткую пятипатронную очередь и замолк из-за патрона, вставшего под углом. Такое при стрельбе не с сошек у МГ случалось довольно часто. Впрочем, русскому хватило и этого. Все пять пуль угодили ему в живот и пробили насквозь тело, свалили того на снег недалеко от напарника Макса.

— Мразь… — пулемётчик только и успел произнести первое слово, когда увиденное заставило его замереть от ужаса и в одну секунду поседеть. Русский даже и не собирался умирать. На земле он оказался только от удара пулемётной очереди. И едва коснувшись снега, как вновь вскочил на ноги с жутким рычанием, которое мог издать какой-нибудь волк, но точно не человек. — «О матерь божья!», — это была последняя мысль в его голове перед тем, как ему в лицо прилетел кулак партизана, мгновенно отключив сознание.

— Вот же гад, такой полушубок испортил, — со злостью сказал волколак, глядя на лежащего у его ног бесчувственного пулемётчика.

— А ты бы с ними не играл, а бил как все — тишком, — рядом возник Прохор. — Вон Терентий тоже решил ужаса нагнать на спящих в последней избе. Взял и оборотился в волка на глазах у одного из фашистов, который решил до ветру сходить. И за это получил в бок штыком. Только от другого немца, который проснулся, увидел волка рядом и пырнул его, думая, что это простой зверь. А Терентий, этот дурень, его ещё и порвал насмерть после этого. А ведь говорил же всем — живыми брать. Вот он ужо от меня в лагере получит, — и Прохор многообещающе потёр ладони. — А лорд добавит за то, что приказ его нарушили. Ладно, хватай этих и к саням тащи.

— Сделаю, дядька Прохор.

— И оружие их не забудь.

Восемнадцать немцев были связанны и уложены в сани. Ещё трое ренегатов, которые были не нужны в плане лорда, были убиты на месте, а их тела присоединены к живым оккупантам. Позже мертвецов выбросят где-нибудь под кустом, чтобы не грязнить рядом с деревушкой. Прохор ещё хотел отправить на небеса пару местных полицейских. Но на их защиту встали местные жители.

— Свои они, люди добрые, наши. Никого не обижают, партизан не гоняют, окруженцов не ловили, — запричитала какая-то старуха, когда связанных местных полицейских в одном нательном белье повели к саням, чтобы там им свернуть головы. — Немцы приказали нам в своей деревне назначить полицейских со старостой. Вот они и согласились. А что было делать, а, скажите на милость? Они бы ещё и расстреляли бы кого-нибудь.

Прохор оценил взглядом молодых парней, которые стояли перед ним полуголыми и босые, с белыми, как снег лицами, от страха. Каждому точно исполнилось восемнадцать лет.

— Дезертиры? — нахмурился он.

— Нет, — замотали они головами, — нет, дяденька. Мы из окружения шли от Минска, в плен попали ещё летом, а немцы нас отпустили, когда узнали, что местные мы.

— Считай, что дезертиры, — недобро сказал Есин.

Под его взглядом те ещё больше съёжились. И непонятно было от чего сильнее тряслись: от мороза или под злым взглядом волколака.

— Пощадите, — старуха рухнула на колени перед оборотнями. — Они ничего плохого не сделали. Не убивайте, не надо, — она зарыдала, — ведь вы не немцы, чтобы своих, советских людей губить.

— Они присягу нарушили вообще-то, — буркнул Есин, потом махнул рукой. — А-а, ладно, живите. Но будете служить дальше, ясно? Вы теперь партизаны, поступившие по приказу командования на службу врагу, чтобы собирать сведения и помогать нашим боевым группам.

— Про тех, — слово взял Прохор, он махнул рукой в сторону саней, — вы ничего не знаете. Если спросит кто чужой, то скажете, мол, переночевали и с рассветом ушли. Это всех касается, — он обвёл взглядом деревенских, собравшихся на улице. — Если немцы узнают, что у вас убили их солдат, то казнят всех, а дома спалят.

Спустя несколько часов рядом с дорогой Лепель-Полоцк на деревьях закачались восемнадцать тел в немецкой военной форме. И это было не первое подобное страшное украшение. Вот уже на протяжении нескольких дней оборотни выискивали следы немецких поисковых и карательных отрядов в лесах слева и справа от Лепельской дороги в сторону Полоцка. Гарнизоны не трогали, только отряды, участвующие в поисках партизан и их базы. Но в первую очередь целью оборотней была рота обер-лейтенанта Шнитке.

В своей звериной ипостаси оборотням совсем несложно было наматывать десятки километров по глубокому снегу в лесах и по болотам. Огромная выносливость, чуткий нюх и слух, высокая скорость — всё это помогало быстро находить врагов. Далее их пленили и везли на их же транспорте (пару раз пришлось вести пешком, что совсем не понравилось волколакам) до дороги, где развешивали на телеграфных столбах или деревьях на обочине. Трофеи потом доставлялись в лагерь. Большую их часть представляло оружие с боеприпасами. Также оборотни забирали документы и награды (если те были) убитых немцев. Позже они будут продемонстрированы представителям советского командования и другим партизанским отрядам, с которыми рано или поздно придётся выйти на связь.

— Как же вы меня достали! — в очередной раз я запрокинул голову и со злостью посмотрел на маленький самолётик, решивший покружиться недалеко от моего лагеря. Вроде бы Паша назвал его «шторьхом». Если я не ошибаюсь, то в переводе с немецкого — аист. — Отвадить бы вас от моего леса. Да как? Жаль, что не могу оборачиваться в дракона, только в сокола. Вот тогда бы вы у меня по-другому запели… хм-м.

Я вдруг вспомнил, как Павел ударил немецкого караульного, в полёте обратившись в человека. А что, если, мне повторить то же самое, но с самолётом? Догнать эту воздушную тарахтелку в соколиной ипостаси мне ничего не стоит. Оборотный амулет ещё не начал безвозвратно разрушаться. Вопрос в том, а смогу ли я провернуть этот фокус в воздухе, да ещё с механизмом, который движется со скоростью виверны? А мне же ещё нужно будет сосредоточиться на заклинании. Воспользоваться жезлом? Уроню. Привязать к себе?