Во власти (не)любви (СИ) - Аваланж Матильда - Страница 14

Ну а вишенкой на торте являлись развешенные по стенам картины величайших художников мира — Томмазо Маджо, Матье Маланфана и даже самого Леоне Корсо! Поначалу она решила, что это просто хорошие копии. Ну, не мог же, в самом деле, Вацлав Кнедл себе позволить подлинник Корсо, на который, если честно, в свое время поскупился ее отец! Но, с великим недоверием присмотревшись к картине, Джин со священным трепетом поняла, что Корсо настоящий!

В довершение всего в любой момент в дом Кнедла могла заявиться Магда дабы проверить качество уборки. Однажды Джина так и попалась — пестунья обнаружила разводы на зеркале, за что получила несколько ударов электрошокером. Магда пообещала, если подобное повторится, то этим дело не ограничится — Джину показательно выпорют при всех членах дома.

Вацлав Кнедл при этом не присутствовал. За те две недели, что Джина пробыла в его доме, она вообще его редко видела. Кнедл был занят на работе и при столкновении с чернавкой не удостаивал ее и мимолетным взглядом.

Ужинал комиссар за все это время дома лишь раз, и на Джин, прислуживающую за столом ему, его утробе и мессалине, обращал не больше внимания, чем просто на предмет интерьера.

В отличие от девушек, с которыми отношения у Джин как-то сразу не задались. Особенно ей не повезло с мессалиной Вацлава Кнедла — дородной девой с внушительным бюстом, толстой русой косой до пояса и немного навыкате глазами. Звали дивчину Дорота Лесьяк и по немигающему беззастенчивому взгляду, которым она принялась сверлить Джину прямо с крыльца дома, Джин поняла — дружбы с ней не получится. Утроба, хрупкая блондинка с глазами трепетной лани, была более спокойна, но необыкновенно набожна и благочестива, целые дни проводя в молитвах. Звали девушку Эдита Качор, но Джин называла ее про себя не иначе, как Вафля.

— Комиссар Кнедл, а вам понравилось мясо? — елейным голоском поинтересовалась Доротка, когда Джин подошла к ней убирать тарелку с недоеденным куском.

За мясо, если честно, Джина уверена не была, так как готовила она если не в первый раз в жизни, то очень близко к тому, но она строго соблюла все наставления, полученные утром от кулинарной пестуньи, поэтому говядина под клюквенным соусом получилась вроде ничего.

— На вкус совершенно обычная неплохо приготовленная говядина, — непринужденно проговорил Кнедл. — А почему ты спрашиваешь, Дорота?

— Мне она показалась очень жесткой, — с нарочитой робостью проговорила Лесьяк. — Гражина вкуснее готовила…

— И продолжала бы это делать, если не выяснилось, что она шпионит за мной в пользу террористов, — очень спокойно закончил комиссар после непродолжительной паузы, после чего, не глядя на Дороту, отправил в рот кусочек говядины.

За столом будто повеяло холодом. Джина почти физически почувствовала, как напряглись девушки и как сильно дура Дорота пожалела, что упомянула имя прошлой чернавки.

— Вот уж воистину неблагодарная, нехорошая женщина! — поддакнула Вафля, с искренним осуждением качая головой, как заведенная. — Она получила по заслугам!

На данный момент Джина очень хорошо осознавала — в любой ситуации женщине в Догме лучше делать только одно — молчать и глаза в пол. Осознавала, но все равно не выдержала:

— И что произошло с ней?

Комиссар откинулся в кресле и, сделав глоток вина, спокойно ответил, впервые задержав на Джин взгляд более пяти секунд:

— To же самое, что и любого пособника тех, кто сопротивляется режиму Догмы. Расстрел.

ГЛАВА 8. 5 лет назад

— Слушай, Джинни, ты, часом, ничего не попутала? Если я не ошибаюсь, мы на Торстона Горанова спорили, а не на Вацлава Кнедла… Или это у тебя стратегия такая тонкая — повсюду с ним таскаться, чтобы профессор литературы увидел и приревновал?

Кузина Надин Делиль не упустила возможности пустить в сторону Джин шпильку, при этом намеренно преувеличив реальное положение вещей. На самом деле за всю неделю она лишь пару раз пересеклась с Вацлавом, и то — только лишь по делу.

Он с энтузиазмом взялся за анализ повести и, кажется, искренне полагал, что Джина испытывает такое же неподдельное чувство. Она с готовностью кивала, делала вид, что вдохновлена и заинтересована, вставляла какие-то общие реплики, но на деле получалось, что ответ на вопрос готовил Вацлав. Он составил план, он сорок раз перечитал «Митину любовь», он перелопатил кучу критики, а Джина даже не удосужилась открыть эту коротенькую повесть. Из обрывочных сведений, которые Джин узнавала от Вацлава, она была в курсе — речь в повести шла о молодом человеке по имени Митя, по уши влюбленном в некую Катю, которая поначалу отвечала ему взаимностью. Вот только хэппи энда не произошло — Катерина Митю отвергла и он покончил жизнь самоубийством.

Забивать свою голову этой ерундой было попросту незачем — Кнедл все сделает за нее, еще и счастлив будет, что ей пригодился. Правда, он пытался распределить работу поровну, впрочем, себе оставив самых забористых и трудных для восприятия критиков творчества Бунина, а ей поручив тех, кто полегче. Но, в итоге, и тех и тех изучал сам, не говоря уже о том, что систематизировал прочитанное и делал выводы тоже сам. Джин вполуха слушала, как Вацлав вдохновенно говорил про «Митину любовь», и думала о чем угодно — о своих ногтях, о том, что надеть на предстоящее вечером суаре, о том, каков Торстон Горанов в постели, но только не о трагической любви худого большеротого юноши, которой так сильно проникся Вацлав Кнедл.

Все шло по плану, вот только ехидную кузину, которая в последнее время стала раздражать постоянными ехидными напоминаниями о сроках пари, в его подробности посвящать было не обязательно. Пока Вацлав готовил анализ мечты, призванный поразить неравнодушного к Бунину Горанова в самое сердце, Джина несколько раз ненавязчиво показалась Торстону на глаза. Но не в своих кричащих сексуальных шмотках, а в изящном платье и с забранными в прическу настоящей леди волосами. Она сделала себя другой — женственной, взрослой, интеллектуальной. И с дикой радостью подстерегающего жертву хищника увидела — что-то в глазах Торстона Горанова мелькнуло. Огонек заинтересованности, из которого она раздует пожар! А в следующий раз преподаватель сам подошел к ней в коридоре, прямо перед лекцией и поинтересовался, как идет работа над «Митиной любовью», не слишком сложно им с Вацлавом готовиться, не требуется ли помощь? В общем-то, его помощь очень была нужна, желательно один ка один и где-то в располагающем к интиму месте, но соглашаться сейчас было нельзя. Джина покачала головой и назвала одного из критиков творчества Бунина, труд которого она изучает. Имя произвело на Горанова впечатление, он посмотрел как-то совершенно по-особенному, и заявил, что ждет не дождется следующего семинара, чтобы услышать ответ.

— О, это будет нечто незабываемое, — загадочно улыбнулась Джин.

— Даже странно… — задумчиво сказал ей вслед литературный профессор. — Студиозка Моранте, неужто я в вас ошибся?

Она не смогла сдержать торжествующей улыбки, но оборачиваться не стала, сделав вид, что не услышала последних слов.

Сразу после лекции про еще одного русского писателя с еще более нелепой фамилией Куприн, на которой Горанов был в ударе, и которая на сегодня была последней, Джин догнала Вацлава.

Сегодня он был в темно-зеленой рубашке, близнеце своей уродливой темно-синей, как всегда, безукоризненно аккуратный, но какой-то нескладный. Наглухо застегнутый воротник плотно обхватывал горло, а в правой руке Вацлав сжимал прямоугольную черную сумку-планшет, с которой он всегда ходил на занятия.

Поначалу Кнедл не заметил ее, так как был в наушниках и Джина пошла рядом с ним, беззастенчиво его разглядывая в ожидании, когда он ее заметит. Кстати, шел он неожиданно быстро и она едва за ним поспевала. И хотя Вацлав Кнедл действительно был тем, о ком ей хотелось думать в последнюю очередь, странно, как мало он сейчас напоминает того парня, который с увлечением рассказывает про абсолютно ненужного и неинтересного Бунина и каких-то замшелых критиков его творчества! Сейчас его лицо выглядит хмурым и даже мрачным, меж бровей залегла тяжелая складка, а призрачно-серые глаза кажутся холодными. Все-таки неудивительно, что в академии его не любят, ибо в общем и целом Вацлав Кнедл выглядит довольно странным и отталкивающим типом.