Одинокий некромант желает познакомиться (СИ) - Демина Карина - Страница 40

— Ничего, — руку она убрала. Надо будет сказать Глебу, чтобы целителя пригласил. — Учишься, стало быть?

Мальчишка скривился.

— Не нравится?

— Ерунда какая-то, — он подвинул чашку к себе и сунул нос. — Что это за дрянь?

— Травы.

— Я не хочу трав, я чай хочу! — он с силой оттолкнул чашку, и та полетела на пол, брызнули осколки. А Богдан замер. Он как-то вдруг съежился, сгорбился, голова втянулась, а руки задрожали. — Я… я не… не специально. Я…

— Это просто чашка, — Анна достала веник. — Уберешь?

Он молча сполз со стула.

— Чай тоже трава. Листья чайного дерева, — Анна сняла с полки еще одну чашку. — И польза в них есть, но не та, которая тебе нужна. Где простыть умудрился?

Мальчишка неловко махал веником, силясь собрать осколки в одну кучу. Получалось не сказать, чтобы хорошо, осколки разлетались, Калевой пытался их собрать, а они вновь разлетались.

Анна не вмешивалась.

— В лесу. На кладбище. Мы… ездили. Кости собирать. На практику, — он шмыгнул носом.

И попытался справиться с дрожью, но не получилось. Плечи его мелко затряслись, а потом и он сам, от макушки до пят.

Он стоял, вцепившись в этот несчастный веник, и дрожал.

— Тише, — Анна обняла его. — Кости… это просто кости…

Богдан всхлипнул и, выронив веник, вцепился в нее, прижался всем тощим телом.

— Не просто… оно… оно там было… их убивали… я чувствовал… я знал, как им больно, понимаешь? Почему так… их всех… я слышал, как они зовут… и сейчас еще. Глаза закрываю, и опять, опять…

— Ты говорил кому-нибудь? — она гладила по пушистым волосам.

— Я не псих!

— Ты не псих, — согласилась Анна. От мальчишки пахло землей и еще кладбищем, тот особый запах, тлена, камня и полыни, который имеет обыкновение привязываться к одежде. — Ты темный. Одаренный. И дар твой проснулся.

— Да. Давно. Знаю. Раньше не было. Раньше… а они горели… все там горели… а потом тварь вселилась в Арвиса… и тоже говорила… для всех. И для меня. Я не хочу, чтобы в меня тоже вселилась тварь. Я… боюсь.

Он все же успокоился.

И всхлипывать перестал. И нашел в себе силы отцепиться от Анны.

— Я ничтожество?

— Ты ребенок. Садись, — она указала на стул и сама взялась за веник.

Стоило добавить в сбор пару веточек ромашки. Пустырник чересчур горчит, да и не столь уж безобиден он, чтобы ребенка поить.

Богдан послушно устроился за столом. И кружку подвинул. Правда, тотчас убрал руки. Отвернулся.

— Я должен… я должен быть… соответствовать… показывать пример. А я… я только и думаю, чтобы написать отцу… попросить… он не заберет, я знаю. Но я попрошу и вдруг…

Анна сняла чайник.

Наполнила кружки.

Прикрыла их блюдцами. Она принесла коробку с пирожными. Поставила.

— Я ничтожество. Я никогда… все ждали, а я никогда… не мог… ничего не мог…

— Чего именно?

— Ничего. Чистописание? У меня буквы кривыми выходят…

— У твоего отца почерк тоже далек от идеального, уж поверь, — Анна устроилась напротив мальчишки, который, впрочем, ее и не заметил.

— …задачи… ни одной сам… я слишком туп, даром, что граф… география? Для меня карты темный лес… я бездарь.

— Кто тебе такое сказал?

— Тетя.

Странно.

Анна почти ничего не знала о семье Святослава, все-таки связывали их отношения скорее приятельские, основанные на любви Калевого к розам, нежели дружеские. Он упоминал, что овдовел и случилось это довольно давно, однако нового брака не искал, находя утешение в работе.

И в розах.

«Агния».

Красивый сорт. Крупные цветы того рыжего цвета, который кажется огненным. Они меняли окрас, постепенно светлея, выцветая на солнце.

— Мамина сестра?

— Папина.

— Возможно, она была чересчур строга?

— Она вырастила папу. Я на него не похож.

— Ты на него очень похож, — Анна улыбнулась. — Поверь мне…

Не поверил.

…а Святослав знает, что за мысли вложили в голову его сына?

— Мама была темной. И я в нее пошел. Их брак был ошибкой. Отцу следовало более внимательно подходить к выбору жены. И скоро он выберет новую. Достойную.

— Чушь, — не выдержала Анна.

…стоит отписаться, но… дела семейные.

И получится неловко. Как постороннему лезть в чужие семейные дела?

Но…

…у нее не так много времени осталось, чтобы обращать внимание на светские условности. Даже если Святослав обидится, она все равно должна. Хотя бы ради этого мальчишки, который уставился в чашку, будто надеясь в ней отыскать ответы.

— Не чушь. Я… не имею права наследовать титул.

— Почему?

— Потому что не достоин.

— Видишь ли… — Анна вдохнула легкий травяной аромат. — Наследование происходит не по чьему-то достоинству…

…прозвучало несколько двусмысленно, но мальчишка не заметил.

— …а по правилам, которые описаны в кодексе. Так вот, насколько я знаю, наличие силы или отсутствие ее, или же направленность дара никак не влияют на твои права.

Богдан вздохнул.

— Тетя говорит, что я должен отказаться. Что это мой долг. И все ждут, что я его исполню.

— Все — это кто?

— Отец.

— Он тебе сам это сказал?

Богдан покачал головой.

— То есть, ты наверняка не знаешь?

Прикушенная губа и взгляд, который ищет, за что зацепиться.

— А сам ты с ним пробовал говорить?

— Он занят.

— Всегда занят?

— Его нельзя огорчать всякими глупостями. Он и так расстраивается, что я такой… бестолковый.

— А твой нынешний наставник тоже… считает тебя бестолковым?

Богдан вздохнул тяжелее прежнего.

— Он ждет, что я буду главным. Что я наведу порядок. А у меня не получается. Меня никто не слушает и вообще… они все такие дикие!

Анна не удержалась от улыбки. Дикие, стало быть…

— Миклош самый толковый, только он тоже хочет быть главным. А я не могу уступить. У меня папа граф, а у него кто?

— Кто?

— Понятия не имею, — он все же дернул плечом, и Анна убрала руку. — Но ведь не граф! И я ему говорил, что он должен меня слушать, что все должны. Игнат по ночам ревет, будто баба. Илья хамит. Ему вообще никто не указ. А еще кусок ложки наточил, словно нож, спит теперь с ним под подушкой. Шурочка боится. Всех боится. Я его не трогал, вот честное слово, а он все равно… и делает, что Миклош скажет. Янек тоже, но он вообще тугой. Курц, тот делает вид, что не слышит, когда я говорю. Почему так?

— Не знаю, — Анна подвинула остывший чай. — Пей… и на досуге подумай. Если отбросить факт, что ты граф, то чем ты их лучше?

Он подхватил корзиночку и ответил с немалой, как показалось, готовностью:

— Я знаю больше. Представляешь, Курц и читать не умеет! А Илья буквы путает. Про математику и не говорю… считают на пальцах. Силу так вообще погано контролируют. Миклош разве что более-менее справляется. Выскочка. Сидел бы в своем приюте… тетя говорит, что эмигранты дают лишнюю социальную нагрузку на бюджет, и это приводит к обнищанию нации.

— Твоя тетя экономист?

— Нет. Она просто… мной занимается. Но она много читает. И она умная, — при упоминании этой незнакомой Анне женщины, с которой, впрочем, Анна не отказалась бы свести знакомство, Богдан поежился. — А еще среди приезжих одни воры и убийцы… вот.

И он сунул в рот пирожное.

Вздохнул.

Закрыл глаза и пробормотал:

— Вкусно как… я люблю праздники. Пирожные подавали и иногда получалось… взять.

— А без праздников не подавали?

Он покачал головой.

— Будущий граф должен быть скромным в своих желаниях. И проявлять сдержанность. И еще питаться правильно.

— Это чем?

— Овсянкой. На воде. От нее цвет лица лучше становится, — он с трудом проглотил комок и, покосившись на Анну, потянулся к коробке. — И еще овощные супы были. Вареное мясо. Пудинг. Его тоже ненавижу. Он клейкий и тянется, но тетя говорила, что настоящий аристократ не должен капризничать.

Богдан потер пальцы и добавил.

— А наставник хороший, он хотя бы не порет. Никого не порет. Даже Арвиса не выдерет, хотя тот и заслужил. Поднял чудовище. И теперь все его боятся, хотя чего, если тварь изгнали?