Жизнь Ленина - Прилежаева Мария Павловна - Страница 2

Свияга - тихая речка, мирно течёт в зелёных берегах.

С разбегу, с мостков, бултых в воду, брызги фонтаном, и Володя наперегонки с папой и Сашей плывёт.

Небо ещё светлое, розовое от зари, а над горизонтом уже зажглась первая звезда.

Володя и Саша идут после купания вдвоём, впереди.

- О чем ты задумался, Саша?

- Обо всём. Видишь звезду? Откуда она? Как она началась? Как началась жизнь на Земле? Зачем мы живём? В чём наша цель?

Володя слушает. "Зачем мы живём? В чём наша цель? Интересно жить, думать, спрашивать, узнавать, что-то делать. Умный Саша. Хочу быть, как Саша".

НА ПАРОХОДЕ

Двухпалубный пароход стоял у пристани. Окна кают горели на солнце. Надраенная медь сверкала как золотая. Всё было чисто, парадно. Капитан отдавал в рупор команду с капитанского мостика.

"Не опоздать бы", - в беспокойстве подумал Володя. Но папа и мама не беспокоились, и Володя молчал. Только нетерпеливо сжимал ручку корзинки с продуктами да вертел головой, боясь пропустить что-нибудь интересное.

"Скорее бы всё-таки на пароход, вдруг отчалит..."

Папа проверил билеты. Пересчитал вещи. У каждого корзинка или свёрток по силам. А один узел поднял на плечо матрос и, не согнувшись, понёс в каюту. Пароход прогудел басистым гудком. Закрутились колёса, забилась, зашумела вода под плицами, пароход отошел от Симбирска. Поплыли в Казань.

Каждое лето они уплывали в Казань. Оттуда сорок вёрст на лошадях в деревню Кокушкино. Володя с зимы начинал ждать это путешествие по Волге в Казань и Кокушкино.

Симбирск позади. Долго виднеются его красные крыши в садах на высокой горе. Волга повернула, и Симбирска больше не видно.

Стая чаек провожает пароход. Кто-то из пассажиров кормит чаек, они на лету ловят хлеб или камнем падают к воде и снова ввысь, в небо.

Володя тоже побросал чайкам крошек и побежал к машинному отделению. Паровая машина, блестя медью и маслом, дрожа от напряжения, шумно работала. Шатуны без остановки ходили, горячие струйки пара со свистом вырывались из клапанов. Голый до пояса кочегар, чёрный от копоти, работал у жаркой топки. Ручейки пота текли у него по спине.

- Живей поворачивайся! - подгонял машинист.

Кочегар схватил кружку, зачерпнул из ведра, жадно напился. Провёл ладонью по мокрому лбу, вытер ладонь о штаны. Шлёпая плицами, пароход усердно бежал вверх по Волге. На палубе гуляли пассажиры, любовались прекрасными видами. Папа вышел из каюты с шахматной доской. Шахматы удивительно были красивы, папа вырезал их из дерева, каждую фигуру сделал по-разному.

- Сразимся? - предложил отец Володе.

После папы Володя был первым шахматистом в семье.

Отец играл с ним на равных, хотя Володе всего десятый год. Впрочем, не так уж мало, в августе держать экзамены в гимназию - прощайся с волей, казак!

- Милостивый государь, не угодно ли шах? - объявил отец.

- Уважаемый противник, нам шах не угоден.

Володя живо двинул коня на защиту.

- Хитёр! В таком случае идём этой пешкой.

- А мы от вашей пешки ускачем.

Володя сделал неожиданный ход.

Ветер шевелил Володины каштановые с рыжеватинкой волосы. Солнечная Волга слепила глаза.

- А в машинном отделении так жарко! - хмурясь, вспомнил Володя. Кочегар обливается потом. Неужели как-нибудь нельзя облегчить?

Отец промолчал. Подошел Саша и, пожав плечами:

- А кто будет об этом заботиться? Хозяину парохода безразлично, тяжело кочегару или нет.

- Но ведь несправедливо! - воскликнул Володя.

- Справедливостей не так много на свете.

Оба мальчика поглядели на отца.

- Папа, ты защищаешь справедливость, мы знаем! - горячо сказал Саша.

- Каждый на своём месте должен защищать справедливость, - ответил отец.

Пароход загудел широко, на всю Волгу. Шёл встречный, пароход слал приветствие встречному. Волга сильней закачалась, покатила к берегам длинные волны.

КОКУШКИНО

Сутки на пароходе, сутки в Казани, на третий день к вечеру приехали в Кокушкино. Всю дорогу Володя рассказывал Оле и Мите о жизни в Кокушкине. Оля и Митя слушали, будто никогда не видали Кокушкина, уж очень увлекательно Володя описывал. Катания по реке Ушне на лодке. Извилистая, быстрая Ушня! Рыбы в Ушне! В круглых омутах ходят зубастые щуки. Шныряют проворные ерши. Окуни жадно хватают наживку.

- Митя! Клюнуло, вытаскивай, Митя, окунь, толстенный!

Митя едва не выпрыгнул из тарантаса. Возница подхлёстывал лошадь вожжами, одобрительно хмыкал:

- Расписывает-то как, ишь сказочник, а!

Сказочник, расцветая от похвалы, расписывал дальше. Кокушкинские грибные леса. Красные от земляники вырубки. Малинники в ближнем овраге. Сенокосы на лугах. Ночное, когда после вечерней зари деревенские ребята скачут верхами, гонят коней пастись до утра на лесные поляны.

В Кокушкине есть дом, оставшийся после смерти деда маме и маминым сёстрам. Мама приезжает в Кокушкино пожить летом с детьми. И мамины сёстры приезжают с детьми. Весёлое собирается общество!

Вон и Кокушкино показалось, небольшая деревенька с соломенными крышами на крутом берегу реки Ушни. А вон, чуть поодаль, в саду, деревянный дом с колоннами и мезонином.

Здравствуй, Кокушкино! Володя первым соскочил с тарантаса, стремглав помчался обежать любимые места, оглядеть сад, поздороваться с кустами сирени, лужайками, клумбами. Оля летела за ним.

- Смотри, Оля, ещё пышнее стал сад!

- А вон смотри, Володя, скамейка наша под липами, низенькая, будто в землю вросла.

- А вон спуск к реке. Спустимся?

Спустились. Узнали Ушню. Ольхой и плакучими ивами заросли берега. Из воды смотрят золотые кувшинки. Может быть, в одном таком жёлтом цветке жила Дюймовочка из андерсеновской сказки. Старая лодка привязана к колышку, уткнулась носом в берег. Хочется покататься. И в лес сбегать хочется.

- Пойдем, Оля, в лес.

- Сейчас? Одни? Вечер, Володя.

- Ну и что же, что вечер? Не беспокойся, ты ведь со мной.

Оля шагала рядом, хотя было немного ей страшновато. Особенно в овраге. Овраг довольно глубокий. Сюда не доходило вечернее солнце, было сыро и сумрачно.

Поднялись из оврага. Перед ними раскинулся скошенный луг, тесно уставленный копнами сена. А там, совсем близко, и лес. За зиму Володя и Оля отвыкли от леса, ветвистых берёз, косматых елей, непроходимой чащобы орешника. Лес показался Володе и Оле дремучим. Солнце зашло. У Володи стало на душе неспокойно. Но отступать нельзя. Он шёл впереди. Оля за ним. Темнота леса надвигалась на них. Деревья их окружили. Неба не видно, луга с копнами сена не видно. Под ногой треснул сучок.

- А вдруг разбойники на нас нападут? - спросила Оля.

Володя знал: разбойников в кокушкинских лесах не бывает. Но невольно с опаской огляделся по сторонам. Казалось, за каждым деревом кто-то притаился.

- Ты не боишься, Володя, разбойников? - шёпотом спросила Оля.

- Не боюсь. И ты не бойся. Здесь не водятся разбойники.

"У-ух! - ухнуло из лесу. Резко, отрывисто. - "Ух!"

Ветер пролетел поверху, прошумел в листьях деревьев.

Оля схватилась за брата:

- Что это?

- Наверно, сова. Да, конечно, сова. Слыхала про сов? Самые умные птицы.

- Пойдём домой, Володя.

- Пойдём.

Он повёл Олю, осторожно выбирая в сумраке дорогу, раздвигая кусты.

Лес был полон валежником. Они спотыкались. Володя чувствовал, рука сестрёнки дрожит в его руке. Вдруг ему показалось, они заблудились. Сердце застучало как молоток. "Зачем завёл Олю?"

- Завтра утром поедем, Оля, на лодке, - сказал Володя, - покажу тебе замечательное место. А ещё я одну земляничную поляну помню, в десять минут целую корзинку земляники с тобой наберём...

Он говорил, чтобы отогнать от себя страх и успокоить Олю. Говорил, пока не поредели деревья, стало светлее, показался скошенный луг и овраг. За оврагом деревня Кокушкино.

- Наш дом! - закричала Оля. - Володя, я почти не боялась.