Уроки ирокезского (СИ) - Климова Алиса "Луиза-Франсуаза" - Страница 97

Вероятнее всего, именно поэтому десятого июня с красным флагом линию условного фронта пересек Ояма Ивао – маршал Японии, министр армии и автор плана войны с Россией.

Думаю, что японскому маршалу никакого дела не было ни до храма Хоон-Дзи, ни до Мориоки. Вот только перед рассветом девятого мичман Фомин, выкинув со своего самолета все, без чего он мог лететь и взяв вторым пилотом не мичмана Гордеева, а своего десятилетнего сына и запихнув каким-то особо извращенным способом внутрь фюзеляжа специально изготовленную жестяную емкость на триста литров, высыпал на окраину Токио две сотни "противопехотных" бомб по два с половиной кило каждая. Мальчишка героически ручным насосом перекачивал бензин из жестяного довеска в бак самолета, сам мичман, как-то маневрируя мощностью двигателя и переходя фактически на планирование везде, где только было можно, обратно до поляны, изображающей полевой аэродром, дотянул. И не был разорван на куски командиром летного отряда капитаном Яковлевым (быстро я мичмана в звании повысил, но заслуженно) только потому, что на всех шести дорогах, через которые могли пройти на север японцы, уже вышли их парламентеры с красными флагами, о чем сам Яковлев уже знал. Причем два их них были полковниками, а четыре – вовсе генералами. И все они в один голос предложили "не сжигать Токио до переговоров с маршалом Оямой"…

Ну а когда сам Ояма приехал, то как раз донеслись вести и о том, что Цусима теперь является частью Кореи…

Одиннадцатого прибывший на Дальний Восток по моей просьбе Николай Павлович Игнатьев начал переговоры о мире, а двенадцатого "Осюйский мир" был подписан – переговоры проходили в крошечном городке с названием Осю. Игнатьев блефовал настолько филигранно, что даже я бы ему поверил – но дипломату-то вовсе незачем знать, что снарядов и мин у России не хватит даже чтобы до Токио дойти – так что, возможно, он и сам верил в то, что говорил. Нет, я думаю, что до Токио русская армия все же дошла бы – лет через несколько, да и то если бы никто японцам больше помогать не стал. Однако факты были просты и весомы: русская армия выгнала с нажитых мест почти три миллиона человек (а выгонялись все японцы с занимаемых территорий, кроме разве что тех монахов в Мориоке), японская армия потеряла только убитыми больше ста тысяч человек – это на Хонсю, в Корее их потери были еще больше. И за все это время японцы русскую армию так и не увидели кроме как в бинокли…

Ультиматум Игнатьева японцы приняли, после чего Николай Павлович отправился в Пекин. А мы с женой – в свой городок, проведать детей: все же больше месяца их не видели. Да и в связи с окончанием войны у меня появилось дело к одному человеку, вот уже почти месяц занимавшему квартиру в "Зимнем Дворце" второго городка. К Романову Николаю Александровичу.

Глава 28

Генри Роджерс в этот теплый полдень собрался прочитать присланный Сэмом только что напечатанный рассказ. Честно говоря, рассказ Сэм ему уже сам читал, еще на прошлой неделе – но текст на бумаге позволяет лучше заметить какие-то, на первый взгляд может и незначительные, детали и поэтому Генри предпочитал неторопливо пролистать – как, например, в этот раз – газету и подумать над каждый абзацем. Рассказы Сэма того стоили…

Но насладиться ему не удалось: лишь только он уселся поудобнее в кресле, вошел дворецкий и, протягивая поднос, доложил:

– К вам приехал мистер Бариссон, Демиан Бариссон. Просит принять по важному делу.

Генри взял с подноса карточку. То есть то, что Бариссон называл своей визитной карточкой, задумчиво покрутил ее в руках…

– Проси, приведи сюда, в кабинет.

Про "визитные карточки" книготорговца ходили легенды. Правда обычные золотые карточки – по слухам, сделанные из двадцатки – были всего лишь одним из дешевых, как считал сам Генри, способом пустить пыль в глаза. Но, по тем же слухам, те, кому Чёрт присылал именно такую карточку – золотую пластину толщиной в четверть дюйма с набранными из ярко-оранжевых сапфиров именем (просто именем, без фамилии) – обычно за год удваивали свое состояние.

– Что же, есть возможность проверить слух – подумал Генри. Правда, более глубоко обдумать эту мысль он не успел – в кабинет вошел владелец золотой безделушки:

– Добрый день, мистер Роджерс, я тут шел мимо вашего дома и подумал, что имеет смысл зайти к вам и познакомиться.

– Прогуливались из самого Балтимора?

– Да, что-то засиделся я за столом. А еще мой – и, как понимаю, и ваш тоже – хороший приятель попросил передать вам вот это письмо.

"Дорогой Генри, если ты читаешь это письмо, то, вероятно, уже в курсе что я нашел новую работу. Работа интересная, но мне очень пригодилась бы твоя помощь. Я знаю тебя как доброго христианина, у которого чужие страдания вызывают яростное желание оказать помощь страждущим, а поэтому я бы попросил сделать мне небольшой подарок…" – прочитал Роджерс.

– Да уж, приятель у меня действительно хорош… вы знаете, о чем это письмо?

– Должен признаться, что знаю. Он просит о небольшом подарке, и я бы на вашем месте с радостью и восторгом сделал его. Но если вам сейчас несколько затруднительно немного помочь нашему приятелю, я готов оплатить его каприз.

– Вы готовы оплатить всю сумму? – Генри изобразил на лице удивление, быстро пробежав глазами до конца страницы.

– Да, и готов выписать чек прямо сейчас. Но на вашем месте я бы дочитал и вторую страницу: свое я и так получу, а вот вы…

На несколько минут воцарилось молчание: Генри Роджерс, хотя и читал довольно быстро, очень не сразу понял, что же хотел сказать это "хороший приятель" в своем письме. Точнее говоря, написанное он понял – но разум отказывался принимать написанное всерьез. Но постепенно кое-что из написанного стало до него доходить:

– Почему мне?

– Он сказал, что с островитянами можете справиться только вы.

– Но сроки…

– У моего злейшего конкурента мистера Истмана пара дюжин сухогрузов по десять тысяч тонн будет простаивать еще месяц – ну, если их никто не захочет зафрахтовать, конечно, что маловероятно.

– Мне будет довольно трудно договариваться с акционерами…

– Мистер Роджерс, вы слышали когда-нибудь, что тем, у кого есть моя сапфировая карточка, Торговый банк Бариссона дает беспроцентный кредит на год?

– По слухам, до ста тысяч…

– Вам я могу дать кредит на всю сумму на срок до пяти лет под три с половиной процента – а это, согласитесь, тоже практически бесплатно. Ведь если не считать прибыли, то этого должно хватить? И в любом случае в убытке Ю-Эс Стил не останется.

– Мне надо подумать…

– Безусловно, мистер Роджерс, безусловно. Вот вам моя карточка – Бариссон протянул уже бумажную – если вы согласны с просьбой нашего приятеля, пошлите по этому адресу телеграмму со словом "благотворительность", если же вы предпочтете заключить контракт со мной, за деньги – со словом "признательность". Ну а если нет… как писал уже ваш друг мистер Клеменс, раз в жизни Фортуна стучится в дверь каждого человека, но человек в это время нередко сидит в ближайшей пивной и никакого стука не слышит. Будем считать, что вы предпочли пиво.

– Вы знаете, Черт, я все же предпочту благотворительность – внезапно произнес Роджерс, уже в спину покидающего кабинет Бариссона. – И чертовски рад, что случай познакомил меня с вами.

Тот обернулся, широко улыбнулся:

– Я тоже чертовски рад познакомиться именно с Адской гончей. Кстати, мой чек на кредит у вас на столе, но мне уже действительно пора идти. Чтобы много зарабатывать приходится много бегать, причем даже сидя в кресле. Но, надеюсь, вскоре мы все же сможем увидеться и просто поговорить никуда не спеша. Я слышал, что и так бывает, и хочется когда-нибудь попробовать…

Когда Черт ушел, Роджерс еще раз взял в руки тяжелую золотую пластину. И, почувствовав пальцами неровность на обратной стороне, он перевернул ее и с некоторым удивлением прочитал выгравированную надпись: