Книга тайн (СИ) - Гольшанская Светлана - Страница 74

Учился он и необычному бегу, который по скорости сравнивался со скачкой на лошади. Требовалось дышать равномерно, держать руки за спиной ладонями вверх, наклоняться вперёд и отталкиваться носками. Поначалу было непривычно сохранять равновесие в таком положении, но в конце концов он приноровился и смог посоревноваться в скорости даже с неуловимым Йоси.

Дневная тренировка посвящалась искусству фехтования. Сложно было сказать, кому она доставляла большее удовольствие: Николасу или Кадзуме. Они разучивали новые приёмы, сражались на крышах, на ветвях деревьев и даже в воздухе, прятались в тени, используя дар неожиданными способами, в ход шли самые разные предметы.

А вот с вечерней всё оказалось очень непросто. Внутренние демоны, как говаривал настоятель, не поддавались укрощению. То мучили воспоминания о погибшей семье, то чутьё предупреждало о несуществующей опасности, то отношения с Юки не позволяли сосредоточиться. Поэтому в последнее время тренировки духа вытеснили остальное.

Николас часами медитировал перед бронзовым зеркалом, вглядываясь в собственное отражение, пока глаза не омывало слезами. Голова кружилась. Солнечные блики складывались мозаикой то в маску Безликого, то в статуи Братьев-Ветров, то в видения о гибели семьи. Частенько на Николаса смотрел разноцветными глазами сам Белый Палач, поглаживая сидевшего на плече чёрного спрута.

С ужасом накатывало осознание, что все эти демоны – лишь его собственное искорёженное отражение. Зло не снаружи, оно внутри, притаилось в непроглядной глубине спокойного, как море во время штиля, разума. Если врага не победить, то нужно хотя бы познать. Но этого не получалось.

После медитации Охотник рисовал на зеркале чёрной тушью магический знак. Его нужно было выполнить идеально: не ошибиться в наклоне, толщине и длине ни единого штриха. Иначе внутренние демоны могли вырваться наружу. По крайней мере, так иносказательно выражался настоятель.

В перерывах между тренировками Николас помогал Кадзуме в кузнице, где они переплавляли пожертвованный хлам в оружие и украшения. Йоси продавал их или выменивал на более полезные вещи в деревушке у подножья Кадзеямы. Но основным занятием служителей было очищение окрестностей от демонов.

Раз в несколько недель из поселений приходили просьбы о помощи.

Поздней осенью здесь часто разыгрывались шторма. Лёгкие рыбацкие суда разбивались о выступавшие из воды скалы, а подхваченные течением люди не могли выплыть. Их гибель привлекала демонов-падальщиков, водных и воздушных. А ещё тех, кто шнырял у кромки прибоя в поисках мусора, который волны выносили на песчаные отмели.

Порой в воде вспыхивали мириады огоньков, и с небес в глубину ныряли чайкоподобные тэнши. Они искали утопленников.

Иногда у линии горизонта появлялся призрачный корабль с полупрозрачными моряками. Лица им заменяли голые черепа с налитыми кровью глазами, одежду – ошмётки водорослей и кораллов. Из заплутавших по дороге к Сумеречной реке мёртвых душ они пополняли свою команду и плыли дальше.

Неодарённые пугались этих происшествий, но ничего страшного они не сулили в отличие от грабежей Оньи или гнева мононоке. Настоятель часто отправлял Николаса и Йоси разбираться с разбушевавшимися демонами самостоятельно. Тануки всё время пытался соревноваться с Охотником, а когда не получалось обойти соперника, становился угрюмым и огрызался на каждое слово. В последнее время он так отчаялся, что отказался от большинства миссий, несмотря на недовольство Кадзумы, и принимал участие только в самых трудных, где без лишних рук было не обойтись.

Николас же каждый раз с охотой отправлялся в путь. Всё чаще он задерживался, уходя дальше, чем следовало. Дороги звали в большой мир, лишь по ним, по дальним странствиям он позволял себе скучать, а о потерянном доме и погибших родных старался не думать. Слишком сильно горе разъедало душу, а время не лечило, как бы он ни надеялся на это.

***

В солнечный осенний полдень Юки вышла на храмовую площадь. Отец устроился в тени жилой постройки и вертел точильный камень, возвращая клинку остроту. То и дело настоятель бросал взгляд на крышу святилища, где виднелась долговязая фигура Морти.

Он сильно вытянулся и возмужал за эти полтора года. На щеках появилась щетина, он начал бриться. Излишняя худоба прошла благодаря хорошему питанию и строгому распорядку дня. Наросли мышцы, движения стали более ловкими и уверенными.

– Сбоку ещё проверь! – крикнул отец.

Морти, похоже, латал крышу. На мгновение он повернулся к западу, увидев отблески океана внизу. Большая вода и даже небо манили его. Вот-вот он оттолкнётся от черепицы и понесётся в необозримую даль, туда, где осталось его разорённое родовое гнездо, туда, куда звали его близкие из прошлого воплощения.

В редкие свободные часы Охотник увлечённо мастерил ритуальные маски. Искусные, они отличались большим разнообразием от причудливо-красивых до совсем жутких. Морти развешивал готовые поделки на стене и часто надевал какую-нибудь на тренировки. Маски казались настолько живыми, что даже самые смешные из них пугали.

В порывах ветра по ночам слышались их голоса. Призрачные фигуры проходили сквозь матерчатые перегородки и натягивали на себя эти маски, словно были их хозяевами. Птичьи клювы, прямые и изогнутые, в обрамлении перьев, чёрных, белых и коричневых, глаза – едкие тёмные бусины.

Фигуры кружились вокруг спящего Морти, протягивали к нему руки, желая обнять, воссоединиться, забрать к себе. Ворон, сокол и сова, они клекотали и ухали с тоской, каждый по-своему, словно звали.

Морти разговаривал с ними во сне, шепча на непонятном птичьем наречии. Изредка во время жарких объятий близости в его томных вздохах звучала тихая молитва: «Лхассей-лхассей-лхассей». Словно он вспоминал женщину из прошлой жизни – своё наваждение. Видел перед собой и желал только её, а Юки служила лишь временной заменой, с которой он никогда не был по-настоящему – душой и сердцем, а не только телом.

– Тут всё в порядке. Лет десять течь не будет, – крикнул Морти, осмотрев черепицу, и задорно подмигнул Юки.

Она помахала ему рукой и приложила ладони к груди. Всё ещё с ней!

– Перебирайся на другое здание, – нетерпеливо скомандовал отец.

Морти грациозно перескочил на соседнюю крышу, помня, что если повредит черепицу, самому же придётся её восстанавливать.

– Вчера во время тренировки он победил вас. И позавчера, и два дня назад, – тихо заметила Юки.

Кадзума удивлённо вскинул брови:

– А сегодня победил я, и он латает крышу. Даже у лучших бывают трудные времена, все мы иногда совершаем ошибки. Главное, учиться на них, чтобы в следующий раз они нас не убили, – ответил отец в наставительной манере, словно не хотел ничего слышать.

– Мне иногда кажется, что Морти перерос нас: меня, наш храм, даже весь остров. Мы уже не помогаем, а сдерживаем его, – с тоской заметила Юки. – Скоро он уедет, а мы так и останемся в туманной дрёме.

– Ты беспокоишь меня. Если журавль хочет в небо, то сломав ему крылья, ты убьёшь его. Нужно отпустить и ждать. Если он действительно любит, то будет возвращаться, как бы сильно его не манили полёты, – Кадзума вскинул меч и направил на неё остриё. – Не повторяй ошибки своей матери, помни о её судьбе. Не заставляй меня сделать то же и с тобой.

Юки обняла себя руками и опустила взгляд:

– Я понимаю.

Но как же страшно оставаться одной, когда Морти летает в необозримой выси.

***

Первые лучи солнца перекрасили комнату в таинственные багровые тона. Морти вытянул руку, глядя как свет сочиться сквозь растопыренные пальцы.

– Что ты делаешь? – спросила Юки, поднимая голову с его груди.

– Ничего, – тихо ответил он, целуя её в макушку. – Мне уже пора на тренировку.

– Отец решил сжить тебя со свету, – опечалилась жрица. – На нас с Йоси он никогда не тратил больше нескольких часов в день.

– Не накаркай, а то он скоро и на сон времени не оставит, – отшутился Морти, натягивая на себя шаровары. – Встретимся в столовой. Люблю тебя. Не скучай.