Книга тайн (СИ) - Гольшанская Светлана - Страница 73

Николас накинул на себя халат и поднялся с циновки.

– Вы и так гораздо лучше его: мудрее и сильнее, пускай даже не такой опытный и важный, – с горячностью заявила Юки.

– Он говорит, что у меня слишком много внутренних демонов из прошлых жизней. Наверное, он прав. Иногда я чувствую, как что-то грызёт меня изнутри, и я теряю рассудок.

– Хотите, погадаю на ваши прошлые жизни? Это особенность моего мертвошёпта.

– Чтобы хотя бы этот последний из дней мы провели вместе?

Юки улыбнулась и кивнула. Забыв об уборке, она повела его в свою комнату.

За матерчатыми перегородками было светло и просторно. На полу лежали циновки и одеяла с подушками. На противоположной стене висело вожделенное бронзовое зеркало. Оно выглядело куда причудливей зеркал в святилище, словно изукрашенное инистыми узорами. Даже без солнечного света в его матовой поверхности отчётливо отражались недобрые глаза Безликого, будто разводы туч на грозовом небе. Вот почему оно такое особенное!

Жрица усадила Николаса на циновку, приготовила чай и налила его в чашку. На полу рядом стояло большое яшмовое блюдо.

– Остудите и выпейте. Подумайте о том, что вас беспокоит, а потом выложите заварку на блюдо.

– Хорошо. В награду я сделаю всё, что ты пожелаешь.

От горячего напитка вился дымок. Юки теребила кулон-ловушку для призрака. Николас грел ладони об чашку и смаковал тонкий аромат мелкими глотками. Спешить некуда. Плевать на гадание! Но как же здорово оказаться в запретной девичьей комнате. Возможно, он видит лицо жрицы в последний раз, в последний раз слышит её журчащий соловьиными трелями голос. А дальше любоваться он сможет только рисунками в своём альбоме.

Напиток закончился слишком быстро. Охотник вертел чашку в руках, принюхиваясь к запаху раскрывшихся листочков. Только после этого он выложил заварку на блюдо, стараясь ничего не запачкать.

Юки подалась вперёд, растопырив пальцы. Её аура вспыхнула переливами изумруда и сердолика.

– Дайте мне руку, – сказала она грудным голосом и зажмурила глаза.

Поглаживая шелковистую ладонь жрицы, Николас мягко сжал её.

Юки морщилась, сосредотачиваясь всё сильнее. Аура полыхала ярче, окутывала приятным теплом, пробуждавшим волнение и голод глубоко внутри. Думать о тревожном не получалось, как и вообще… думать о чём-либо, кроме её податливой мягкости и нежности.

– Это так странно, – её ресницы затрепетали. Юки притянула к себе другую его ладонь и посмотрела на него своими упоительно вишнёвыми глазами. Никогда они ещё не были так близки, даже в танце. – У вас разорваны все родственные связи.

– Может, это от того, что моя семья погибла?

– Нет. Обычно я вижу всех умерших родственников до третьего колена, а у вас – никого.

– На мне печать мар. Мой отец случайно проклял меня ещё до моего рождения. Может, поэтому?..

– Я про такое не слышала. Но листики, – Юки указала на блюдо. – Они отвёрнуты от центра и цепочками стремятся вовне. Словно они тянутся к вам, ваши близкие, может, даже не из этого воплощения, но вы наказываете себя и рвёте эти связи. Как будто в прошлой жизни с вами случилось нечто ужасное.

– Я кого-то убил, да?

Николас насмешливо прищурился. Испугается или нет? Выдернет ладони или останется с ним в пленительном соприкосновении?

– Не знаю. Вы не можете простить себя и мучаетесь, ходите по замкнутому кругу из одних и тех же ошибок. Вырвитесь из него, отпустите прошлое, и вам станет легче. Просто живите дальше и будьте счастливы. В этом смысл…

Юки снова опустила взгляд к блюду.

– Отец говорил, что во мне возродился мой дед. Он был последним Архимагистром Сумеречников и объявил капитуляцию. Я за это не могу себя простить?

Юки снова взяла его ладони в свои.

– Его сожгли на костре посреди людной площади? Тогда – нет. Вы умерли по-другому, во льдах, совсем один. Этот холод до сих пор живёт в вас. Поэтому ваши руки зябнут даже в тёплую погоду, а снег навевает тоску, – она понурилась. – Простите, ничего определённого сказать не выходит. Мой дар бесполезен!

Юки едва слышно всхлипнула и попыталась отстраниться, но Николас не позволил и придвинулся вплотную.

– Ты очень помогла. Я безмерно благодарен, – зашептал он, ощущая её трепет. – Скажи, чего желаешь. Я всё исполню.

– Нет, вы ничего не должны, – сопротивлялась Юки вяло.

В любой момент она могла хлестнуть его по лицу или закричать. Так опасно. Но это чувство было не менее упоительно, чем её близость.

– Но я хочу. Больше всего на свете, – голос не слушался, хрипел и ломался, в горле пересохло. – В этот последний из дней. Скажи, чего желаешь. Скажи. Другого шанса не будет.

Их губы были так близко, глаза смотрели в глаза, дыхание опаляло веки. Хотелось стать мыслечтецом и знать наверняка, что значит каждый взгляд и вздох.

– Я… – шептала Юки лихорадочно. – Я… так хочу…

– Просто скажи!

Он уже касался её верхней губы. Сладкий запах лотоса с ноткой женской терпкости обволакивал его.

– Вашей любви, – выдохнула она через мучительное мгновение вечности.

Язык скользнул в её горячий рот, погладил нёбо. Руки уже развязывали пояс на её спине и стремились поскорее стянуть одежду. Вскоре её обнажённое тело предстало перед ним во всей уязвимой красе от острых трепетных грудей с набухшими сосками до тонких изящных ножек и спрятанной в тёмном пуху ложбинкой между ними. Вся выдержка уходила на то, чтобы не рвать Юки в бешеном темпе, а наслаждаться изысканно-медленно, как она того заслуживала. Возносясь на пик наслаждения, он думал лишь о том, что никогда в жизни не чувствовал столь болезненную радость.

***

Кадзума дожидался Николаса на рассвете у парадных красных ворот.

– Где твои вещи? – спросил настоятель, разглядывая зажатые в руке Охотника бамбуковые палки.

– В моей комнате так же, как и зеркало Юки. Можете проверить, – лицо само собой растянулось в кошачью ухмылку.

– Ты взял эту крепость силой?

– Какая радость брать силой то, что должно доставаться лаской и смекалкой? – он бросил Кадзуме одну из палок. – Начнём?

В улыбке настоятеля промелькнуло торжество.

– Защищайся!

Оттолкнувшись ветроплавом от мостовой Николас подлетел на крышу. Настоятель последовал за ним. В поднебесье остервенело застучали бамбуковые палки.

========== Глава 21. Преображение морского змея ==========

1567 г. от заселения Мунгарда, Острова Алого Восхода

Прошло полтора года с тех пор, как Николас впервые переступил порог Храма Ветров. Это место стало роднее и ближе, чем собственный дом. Жизнь здесь текла медленно и безмятежно, каждый день превращался в праздник.

Эглаборг с упоением изучал диковинки природы, целительства и традиций. Кадзума позволил ему открыть лечебницу. Посетители стекались туда из окрестных деревень со своими большими и малыми проблемами. Даже очереди выстраивались. Большинство оставалось довольно, и платили куда как щедро. На вырученные целителем деньги жил весь храм.

Иногда случались беды. Менее удачливые лекари распространяли грязные слухи или портили снадобья. Попадались вспыльчивые посетители, которые требовали больше, чем Эглаборг мог сделать и винили его за то, что было ему неподвластно.

Николас приглядывал за ним. Несколько раз пришлось караулить, махать кулаками и выпроваживать непрошенных гостей, но вскоре задиры поняли, что со служителями храма лучше не связываться, и больше не донимали. Главное, что сам целитель всегда оставался в светлом расположении духа, а уж лечебницей и вовсе был доволен.

Охотнику на двоих с Юки выделили комнату побольше и подальше от остальных, с края храмового комплекса, чтобы парочка не смущала никого своим шумом.

Кадзума с энтузиазмом взялся за обучение Николаса, назначив по три тренировки в день. Утренняя – для тела, дневная – для меча, и вечерняя – для духа.

С утренней тренировкой проблем не возникало. К гимнастическим упражнениям и растяжкам Николас приноровился довольно быстро, да и не привык жаловаться и сдаваться перед трудностями. Он лазал по скалам в поисках птичьих гнёзд или редких мхов для зелий Эглаборга, ходил по перекинутым через пропасти канатам, нырял в океане за жемчугом для поделок или танцевал на церемониях вместе с Юки.