Бабье царство (СИ) - Осипов Игорь - Страница 59

В углу что-то тренькал на дешёвой лютне пёстро одетый менестрель лет шестнадцати. Увидев нас в сопровождении шерифыни, он приосанился и несколько раз потрогал колышки, на которых натянуты привычные человеку конца двадцать первого века стальные струны. Всего их пять.

— А-а-а, — протянула Урсула, поглядев на барда с каким-то озорным прищуром, — Помнишь, как в старые добрые времена? Всё чё в пожраточной, то общее. А раз так, мальчонку за собой оставляю. Сёдняэтай мой трофей будет. И знашь, чё ещё не хватает?

Тереза опустилась на лавку и провела рукой по столу.

— Падаль ленивая, всё жирное, — недовольно буркнула она, потерев между собой пальцы, которые сложила щепоткой, а потом подняла глаза на Урсулу, — Чего?

— Вышибалы. Ща бы рожу ей набила, — мечтательно протянула мечница.

— Ага, и разнесла бы всё здесь. Нет. Теперь это моё. Так что обойдёшься.

Тереза поглядела на менестреля, костюм которого казался целиком сшитым из разноцветных лоскутов и заплаток по принципу «лишь бы поярче».

— А эту бездарность можешь совсем забрать. Зря только лютениру на лютню серебром потратилась.

Паренёк надул губы и начал натренькивать что-то незатейливое. Действительно, не фонтан, зачастую подростки с гитарой во дворе лучше играют.

Пока шла эта перепалка, мы опустились на скамьи. Молодая полненькая женщина в фартуке, ковырявшаяся до этого у подвешенного на цепочке котла, часто и испуганно поглядывала исподлобья на Катарину. Вскоре она встала и ловко схватила глубокие глиняные тарелки с полки начала наливать в них горячий отвар, наверняка это какое-то дежурное блюдо.

И вот они на столе, вместе с деревянными ложками и доской с нарезанным хлебом.

— Сыр, вино, копчёности, — распорядилась Тереза.

Я же сглотнул и принюхался к еде, пахло варёной свининой, луком и какими-то травками. По местному обычаю нужно покрошить хлеб в бульон, что я бы незамедлительно бы сделал, но раз обещал Катарине блюсти приличия, то надо неспешно, с чувством собственного достоинства. Вот как волшебница.

— А иээа о-о-о, — сильно размахивая руками, протянула повариха. Она изображала в воздухе пальцами какие-то знаки, но мне они были непонятны.

— Сыр кончился? — нахмурившись, переспросила шерифыня, а повариха покачала головой и снова начала мычать, кивнув напоследок на Катарину.

Я ожидал всего, но в разговор вмешалась Лукреция.

— Подойди, бедняжка.

Женщина изобразила лёгкий присед и приблизилась, я с любопытством глядел на происходящее, размакивая по местным обычаям куски хлеба в похлёбке. Волшебница, притом что качалась от бессилия, держала себя, как знатная особа, и даже тон был вежливо-снисходительный. Она поддела пальцами ткань на плече женщины и сдвинула, обнажая кожу и выжженное на ней клеймо. Не такое, как у Катарины, а небольшое и словно наспех поставленное.

— Не бойся, — произнесла волшебница, — она не причинит тебе вреда. Вот смотри.

Лукреция сглотнула и протянула руку, положив её поверх руки храмовницы. Все быстро поглядели на Катарину, а я задал вопрос, следуя этикету.

— Госпожа будет очень добра, если пояснит произошедшее.

— Эта, юн спадин, не к лицу тебе белоручность и белословие, — скривилась сидящая напротив Урсула. — Тереза, знаешь, что господин халумари учудил? Значит, пришли мы к Красному Озеру, и выходит инфант. Все помощи просят в начинаниях, а он как скажет, давай, мол, божок полудурочный, рыбу, жрать хочу. Да побольше, нам всё, что в тарелку не влезет — мелочь. Вот.

— Инфанту? — переспросила Тереза, замерев с куском хлеба. — Опять брешешь. Он бы на куски вас порвал.

— Небесная пара мне в свидетели! — закричала Урсула, вскакивая со стола и с грохотом отодвигая свой край лавки. — Вот стоит инфант, как вот этот малец от меня. Пыжится. А господин халумари ему ужин заказывает, как в трактире.

— Должно мне приличия блюсти, и потому наговор всё это, — опустив подобающим образом взгляд, ответил я, в то время как сам едва держался, чтоб не заулыбаться. А Урсула поджала губы, явно не ожидая такой подставы. Она уже привыкла, что я веду себя весьма фривольно по местным меркам.

В помещении повисла тишина, и я снова поднял глаза на волшебницу. По этикету глаза должны быть слегка наивные, как у ребёнка, дабы не выдавать в себе суть животную. Не представляю, как местные мужичонки держатся при длительный отсутствии секса, крышу ведь сносит несмотря на сниженный по сравнению с землянами уровень тестостерона. Но наши социологи говорили, что вся эта чертовщина выливается в феноменальную работоспособность в связанных с мелкой моторикой ремёслах и невероятную эмпатию, призванную угадать желания женщины в надежде на благосклонность. А накладывающееся поверх этого воспитание, особенно у высших и средних слоёв общества, приводит к дикому сочетанию внешней покрности и пассивных способов обратить на себя внимание. Это и до безумия яркая одежда, и весьма заметные гульфики, и познания в музыке, и словесные обороты, и умение представить своё лицо максимально привлекательным. Конечно, к простолюдинам это относится в меньшей степени, чем к знати, да и соблюдается многое только на людях, но, в любом случае, я смотрюсь здесь, как Лара Крофт среди институток и затюканных крестьянок.

Поймав мой взгляд, Лукреция встала.

— Бедняжке вырвали язык и поставили клеймо неповиновения. Ей навсегда запрещено колдовать.

Волшебница наклонилась к своей сумке и вытащила оттуда горсточку зачарунек.

— Возьми.

Повариха подставила ладонь, а когда заколдованные булавки и заколки оказались у неё в руке, прижала к груди и часто-часто закивала. Вторую руку сложила в знак небесной пары, на Земле бы это означало перекрестить свою благодетельницу.

— Если быя не пошла с вами, та же участь ждала бы и меня, — тихо произнесла Лукреция, она опустилась на скамью и опустила лицо в ладони упёртых локтями в столешницу рук. — Можно мне вина покрепче? — прошептала она с тяжёлым вздохом.

— Чего стоишь? — взмахнула ладонью Тереза, — потом полюбуешься на блестячки. Неси на стол. Гости жрать хотят.

Немая несколько раз быстро кивнула и быстро бросилась к боковой двери, где была кладовка. Оттуда она вынесла корзину с вязанкой копчёных колбасок, большой головой сыра, стеклянными бутылками и овощами. Такой ужин в Средние века на столе среднего класса действительно был праздничным.

Нож замелькал в руках поварихи, нарезая продукты. Вскоре большая чаша посередине наполнилась едой, к этому времени хлеб в тарелках с бульоном у всех уже намок и можно приступать к трапезе. Но мои спутницы не спешили. Мы в первый раз в приличном месте и более-менее приличном обществе, нужно соблюсти приличия.

Все дружно поглядели на хозяйку стола, и та встала.

— Да не оскудеет земля, дающая хлеб. Да не оскудеет небо, дающее воду. Да не отвернётся от нас Небесная Пара, дающая жизнь. Да яси всё, — произнесла она короткую молитву, сложив правую ладонь в знак верховных божеств местного пантеона. Теперь можно есть.

Молчавший в углу менестрель снова начал натренькивать незатейливую мелодию. Я приступил к трапезе, едва сдерживаясь, чтоб не начать торопиться, а вот мои спутницы налегали на ужин так, что за ушами трещало, особенно старалась Урсула. В эту здоровячку вообще всё уходило как в бездонную бочку.

Единственная заминка возникла, когда повариха начала разливать вино. Стоило желтоватой струйке с яблочным ароматом наполнить кружку Катарины, как Лукреция быстро подхватила её и пододвину к себе.

— Ей — воды, иначе действительно можно бояться, — быстро пояснила волшебница, стукнув между собой кружки. — А это сама выпью.

— Во! — крякнула потянувшаяся напротив неё мечница. — Ещё полгодика и тётя Урсула сделает из госпожи волшебницы настоящую подорожную девку.

Я усмехнулся. На земле подорожная девка — это шлюха. Здесь же выражение «подорожная девка» было полным аналогом фразы «солдата удачи», но или «солдатки удачи». Хотя некоторые так и разбойниц звали, но разница зачастую действительно не очень велика.