Айя и Лекс (СИ) - Черная Лана - Страница 60

Матвей широко улыбается, показывая два крохотных зубика. Выдох. Пальчики хватают локон и тянут в рот, но промазывают и волосы щекочут маленький носик. Матвей громко чихает. И снова хохочет, смешно чухая носим ладошкой. Смеюсь вместе с ним.

— Береги его, Айя, — голос Алины звучит хрипло, а в ее глазах — море боли. Черной, безысходной какой-то. Я крепче прижимаю Матвея, пячусь. — Обоих береги, — теперь в ее словах угроза. — Не сбережешь, вернусь и убью тебя. Помни об этом, сестренка.

— Сестренка? — удивление само срывается с языка.

Алина кривит губы в ухмылке, саркастически изгибает бровь. И я все понимаю без лишних слов: ее взгляд, смотрящий в самую душу, вздернутая бровь и кривоватая улыбка. Она так похожа на мужчину, которого я люблю. Сейчас в своей злости особенно. В этих мелочах ее мимики, в ее неотступности, силе и жажде мести, в ней самой живет мой муж. В ее венах течет кровь моего Алекса. И моей мачехи.

— Поговори с Мариной, — прошу едва слышно. — Она считает тебя мертвой, Алина. Поговори…

Она не отвечает и не смотрит на меня, только на Матвея. И в ее взгляде нет ничего, кроме щемящей нежности. Нет, зря я думала о ней плохо. Она никогда не причинила бы вреда Матвею. Только не ему. И я понимаю, что когда судьба подставила подножку, эта женщина оказалась рядом с моим сыном. За что я ей благодарна.

Сейчас, глядя на счастливого сына, балующегося армейским жетоном, что снова висит на моей шее, я знаю наверняка — Алина не обидела Матвея. А по ее глазам вижу, как сильно она к нему привязана и желает только добра. И быть может, только благодаря этому сегодня я осталась жива.

— Прощай, сестренка, — с сожалением отвернувшись от Матвея.

Делает шаг в сторону, освобождая мне путь. Но когда я почти ухожу, вспоминаю о Пашке.

— Не волнуйся о нем, сестренка, — доносится в спину ответ. — Я устроила ему комфортную могилку.

Ее циничные слова коробят и толкают в спину. Прочь из этого места. Больше я не хочу ничего знать. Хочу просто уйти, что и делаю.

Толкаю калитку и замираю, вдыхая полной грудью апрельский воздух. Солнце греет, теплыми лучами играет в шелесте листвы.

— Наконец, я тебя нашла, сынок, — слезы жгут глаза, но я сдерживаю их. Не хочу, чтобы мой сын видел, как я плачу, даже от счастья.

Улыбаюсь счастливо, когда Матвей тянет меня за волосы. Похоже, у этого проказника появился свой фетиш.

— Ох, чувствую, все девчонки будут наши, да, Матюш?

Носом трусь о его щечку, наслаждаясь теплым молочным запахом. Запахом своего счастья.

— Ну что, радость моя, едем к папе?

Носом к носику, улыбаясь веселому агуканью. И представляю, как рвет и мечет мой любимый муж, не обнаружив меня утром в постели. Как поднял на уши весь город, чтобы меня найти. Хочется верить, что именно так все и есть. Что он действительно…

— Синеглазка…

Вздрагиваю от хриплого голоса и ощущаю, как под кожей растекается нежность, теплом расползается по венам и солнцем распускается в низу живота.

Оборачиваюсь, щекой прижавшись к щечке Матвея, и не сразу узнаю в мужчине, что идет ко мне мягкой пружинящей походкой хищника, своего Лешку. Он сосредоточен и зол: глаза сощурены, губы сжаты в тонкую полоску, а под кожанкой виднеется кобура с пистолетом. Скольжу взглядом поверх его плеча и вижу не менее напряженного Тимура, бедром опершегося на капот вишневой «Ауди» Сергея Корзина. Сам хозяин сидит за рулем, а рядом, едва не влипнув в лобовое стекло — Леська.

Улыбаюсь, не сводя глаз с остановившегося рядом Лешки. Он ощупывает меня цепким взглядом, на долгое мгновение задержавшись на вертящемся в моих руках Матвее.

— А Игнат где? — спрашиваю с озорным весельем.

— На подходе с тяжелой кавалерией, — в тон мне отвечает Лешка.

— Я так и подумала, — фыркаю, чувствуя себя просто сказочно счастливой.

— Алина? — Лешка настороженно косится в сторону дома.

Пожимаю плечом.

— Ушла.

Лешка смотрит недоверчиво, но кивает. Кивает Тимуру. Тот срывается с места и двигает в сторону калитки.

— Тимур, остановись.

Лешка напрягается, а Тимур смотрит внимательно.

— Сердце мое, не нужно, — беру Лешку за руку. — Алина, она… твоя дочь.

Лешка меняется в лице. Нет непонимания, ни одного вопроса, только боль, странная, глухая, которая тут же сменяется светом радости, когда Матвей снова тянет меня за волосы.

— Отпусти ее, сердце мое.

И он отпускает, крепко обнимая меня и нашего сына.