Снежных полей саламандры (СИ) - Чернышева Наталья Сергеевна - Страница 28

— Он любил вас, — сочувственно сказал Типаэск.

Ане кивнула. Да, любил. Как умел. И чем всё окончилось…

— Когда мне ехать? — спросила она. — Сейчас?

— Нет, что вы. Завтра, в световой день. Дайте ваш терминал, я оформлю вам пропуск за пределы базы. Одежду вам принесут сюда. Βы поедете одна, но знайте — мы рядом и успеем вмешаться, если вдруг что-то пойдёт не так.

А хоть бы не успели, подумала Ане. Неважно. Главное, у них будет зацепка, и они смогут поймать гадов. И на Ласточке перестанут гореть города. Перестанут гибнуть дети.

Ради этого стоило рискнуть, стоило даже умереть.

Дом встречал ледяным молчанием. Поразительно, как быстро уходит из брошенного жилища то особенное тепло, что живёт там вместе с хозяевами! Не только из собственно дома, из двора тоже. Βот здесь, у елей, Игорь умывался снегом… А теперь с неба сыпалась тепловатая хмарь, снег давно растаял, земля под ёлками расквасилась и исходила прелым паром, настоянном на земляном вкусе осенних грибов. Дорожку забросало веточками, тусклыми, наполовину разложившимися от сырости листьями, созревшими ягодами пуховки с клумбы, лежало даже два птичьих пера, трогательно белые на общем унылом серо-коричневом фоне. Ане замерла перед дверью. Βнутрь заходить отчего-то расхотелось.

Она вдруг поняла, что просто не хочет возвращаться туда, где ей было так хорошо и радостно вместе с Игорем Жаровым! И папа был жив тогда, и папа жил. Эту радость уже не вернуть никогда. А потому бередить её не к чему. Забрать любую вещь, какую захочется, сказал полковник Типаэск. Зачем?

Ане повернулась спиной к двери, оттягивая время. Что ей забирать оттуда, для чего? Γори оно огнём. Последний день на родной планете получался безрадостным. Она знала, что уже не вернётся в Барсучанск никогда. Может быть, просто пойти прогуляться по городу? Напоследок. Вроде ей этого не запрещали. Не разрешали явно, но ведь не запрещали же!

Она подняла голову к низкому жемчужно-серому небу. Тонкая водяная взвесь сыпалась без перерыва, оседая на щеках, волосах, пятная тёмными точками плащ. По зеркальным лужицам на дорожке возле клумб плыла мелкая рябь. Βоздух, настоянный на терпких запахах хвои, палой листвы, поздних цветов, сырости и горькой тоски, стоял неподвижно, — ни ветерка, ни самого слабого дуновения, тихая седая тишина.

Дождь — это когда ты плачешь, а твоих слёз никто не видит.

Ане шагнула от порога.

Её схватили сзади за плечи, зажали ладонью рот. От неожиданности она вначале замерла, а потом бешено рванулась, слепо, не рассуждая, ударила назад головой, ногой, руками. Мелькнула в памяти сцена в пещере «мирумирников», и импланты включились, едва подхватив мысленный импульс; «Инекон», любезно вживлённый доктором Хименес, являлся самообучающейся системой и на сходные ситуации реагировал на уровне инстинктов. Рука нападавшего разжалась, и Ане завизжала от пережитого ужаса.

В дверях её бывшего дома лежал окровавленный мужчина, и это она, она убила его! Руки по локоть крови, как тогда, острый запах смерти вызвал жестокий приступ тошноты. Ане согнулась пополам, почти потеряв себя в нахлынувшей тьме. Когда спазмы отступили, она увидела последние мгновения боя…

Саттивик Типаэск дрался без правил. Как в шпионском видеоромане, классика жанра. Одному ногой в лицо, того унесло на ёлки, одновременно же другому локтём в горло, весёленький плащ внезапно распахнулся, обратившись в гигантские — относительно хрупкой фигурки гентбарца — крылья, и эти крылья исправно подкинули своего владельца в воздух, уберегли его от серии плазменных выстрелов. Когда в руках Типаэска появились чёрные орудия, про то знал только он сам. Чпок, чпок — двое стрелявших валятся мордами в раскисшие клумбы. Да откуда в таком маленьком дворе внезапно взялось столько народу?! Βыстрел с крыши — Типаэск кувыркнулся через плечо в воздухе — чпок — с крыши свалился труп, прямо под ноги Ане. Мёртвые глаза глядели обиженно: «так нечестно!». Во лбу зияла аккуратная тёмная дырочка, и усилившийся дождь радостно принялся выбивать из неё густую, казавшуюся чёрной кровь…

Типаэск тем временем встал на ноги, подошёл к корчившемуся на земле раненому. Спросил дружелюбно:

— Что скажешь, приятель? — на эсперанто, естественно, откуда ему русский знать…

— Да пошёл ты! — трясясь от злобы и боли завопил поверженный. — Iru kacen! Саарабашан! Нелюдь! Урод! Всех вас в пекло с планеты! Все вы…!

— Неправильный ответ, — невозмутимо сообщил гентбарец.

Чпок. Несчастный дёрнулся и затих, получив себе в лоб такую же точно дырочку.

— Старый добрый свинец, — пояснил Типаэск, убирая оружие в кобуру, — с глушителем. От плазмоганов слишком много шуму…

Поднятые над головой крылья — сиренево-дымчатые, лиловые, алые, с синим просверком, — вновь сложились в картинный невинный плащик. Да. Надо же было так ошибиться. Хоть бы подумала, кому и когда в армии позволяли вольности с формой! Кто бы стал носить шелковый плащик без суровой необходимости?

Ане цеплялась за стену, что бы не упасть, ноги не держали. Всё происходящее заняло минут пять-семь, не больше.

— Что? — спросил у неё Типаэск. — Что вы сказали, Анна Жановна?

— Вы жуткий, полковник, — выдавила она из себя через силу. — Я вас боюсь!

Он развёл руками, мол, ну, извините, какой есть. Огляделся. Покачал головой:

— Грязно вышло. У них у всех стояли ментальные барьеры… На базе, в спокойной обстановке, я бы их убрал, но не здесь. Не в таком бешеном танце.

— То есть, всё было зря, — уточнила Ане.

— Почти.

Типаэск подошёл к окровавленному трупу на пороге дома. Склонился над ним, тронул рукой. Труп вдруг дёрнулся и, сквозь стон, выругался. Открылись тёмные, мутные от боли, глаза.

— А ты что скажешь? — доброжелательно спросил полковник, опускаясь на одно колено и аккуратно беря бедолагу за горло.

Ане отвернулась, ткнулась лбом в холодную каменную стену, и её снова стошнило.

Потом она долго мыла и никак не могла отмыть от крови собственные руки. Снаружи стало многолюдно и шумно: прибыла команда зачистки, как выразился Типаэск. Они разбирались с трупами: брали образцы тканей для генетического анализа, заворачивали в чёрные мешки и грузили в специальную машину. Раненому оказывали необходимую медицинскую помощь, не иначе, как с тем, чтобы дожил до расстрела. Сквозь раскрытые двери доносился тонкий высокий голосок гентбарца, отдававший команды. А Ане всё мыла и мыла руки, не умея успокоиться.

Она упустила момент, когда рядом возник Типаэск.

— Пойдёмте, Анна Жановна, — сказал он мягко. — Там уже чисто… пойдёмте, пора.

— Сейчас, — бездумно отозвалась она. — Руки отчищу…

— Ваши руки уже чисты, — помолчав, сказал он.

— Нет, не видите что ли… тут кровь… кровь… как я пойду? Нельзя!

— Понятно, — он осторожно взял женщину под локоть. — Пойдёмте, сами вы ничего уже не сделаете. Я попрошу Мерси, она вам поможет. Пойдёмте!

Ане кивнула. И позволила себя увести.

Через порог перешагнула, зажмурившись. Там ещё стояло тёмное пятно.

В медицинском центре вместо покоя начался очередной виток проблем. И доставил проблемы на этот раз Игорь Жаров. Как Ане впоследствии выяснила, Жаров пришёл её навестить, обнаружил пустую палату, поднял на уши весь медперсонал и узнал, что невеста в город уехала. После разговора с полковником Типаэском.

И вот она явилась, в лучшем виде, под ручку с оным полковником. В заляпанной кровью одежде и диким взглядом. У кого угодно крышу снесёт.

— Ты! — зарычал Жаров, мгновенно теряя последние остатки самообладания. — Что ты с ней сделал, чёртово насекомое! Во что втравил мою женщину?!

Типаэск смерил бешеного презрительным взглядом. Спросил с холодной вежливостью:

— У вас ко мне личные или должностные претензии, комадар Жаров?

— Личные!

— Прекрасно, — гентбарец улыбнулся, показав набор остреньких зубов. — Полагаю, по итогу личного поединка вам засчитают аутоагрессию в результате нервного срыва или самоубийство. В обоих случаях о дальнейшей службе можете забыть навсегда.