Ветер моих фантазий. Книга 2 (СИ) - Свительская Елена Юрьевна - Страница 15

Сандиас шумно выдохнул. Глаза наконец-то открыл. Не сразу четко мир смог увидеть. Потом увидел ее лицо. Бледная кожа, по которой стекают рыжие длинные пряди. До чего же красиво! Снег и пламя…

Он улыбнулся ей, ослабший, мимолетно. Она улыбнулась ему в ответ, притворяясь радостной.

«Мы же оба друг друга обманываем» — подумал Сандиас про себя.

Но его спаситель просил позаботиться о ней. Так, как сам о ней позаботиться не мог.

И мужчина-человек вскоре попробовал подняться — и она ему помогла. Они чуть переговорили — слова ему давались медленно и тяжело.

— Не надо! — сказал устало Сандиас, — Я же помню: ты не меня искала. И не меня хотела спасти.

Лерьерра виновато потупилась.

Но из людей в живых остались только они двое. По всему разрушенному городу. Или по всей планете?..

И вдаль они ушли. Вдвоем. Он едва шел, опираясь на нее, а она — охотно ему помогала.

Лишь на миг Лерьерра застыла, уходящая, обернулась, смотря на другого мужчину, возле которого плакала вчера. Тот лежал неподвижно, заметаемый снегом, закрываемый снежным одеялом. Если вчера его грудь хоть поднималась немного, хоть едва приметно, то сегодня была неподвижна.

Девушка невольно, вспомнив, скользнула рукой свободной, по груди. Там, где вчера скользнула его ладонь, будто лаская ее. Будто на прощанье. Злобно улыбнулась.

— Снова бросил меня! — тихо сказала она. Сердито.

— Что? — спросил Сандиас напугано.

Лерьерра сердито головой взметнула — и опять он видел, как взметнулись ее завораживающе яркие волосы, очень заметные посреди снега, занесшего все. Все, что было в прошлом. Все, что осталось от их планов и мечтаний. Ничего больше не было.

— Он снова меня оставил одну! — вдруг добавила девушка, не выдержав этой жгучей боли.

Она, та, что едва не убила Сандиаса. Точнее, все-таки убила. А теперь ворчала из-за другого мужчины. И… и будто в очередной раз пронзила его сердце. Снова напомнив ужасной и мерзкой болью.

Кри Та Ран остался там, заметенный снегом, неподвижный, мертвый.

Но она его унесла с собой, в своей памяти и в своем сердце. Только его. Это было ужасно больно! Или… она снова попытается убить Сандиаса? Она же не хотела оставаться его женщиной!

Кажется, Лерьерра все-таки поняла, что снова причинила боль другому. Хотя тот ничего не сказал, но она поняла. Когда их взгляды встретились. Когда их души, отчаявшиеся и замерзшие, впервые взглянули друг на друга. Кажется, в тот миг тоже что-то случилось.

Лерьерра вдруг улыбнулась Сандиасу, примиряюще. И от этой улыбки ему вдруг стало легче. Он снова вспомнил, что молодая женщина, поддерживающая его, красива. Да и… других женщин в этом городе не осталось. Да, собственно, и мужчин других тоже.

Он робко улыбнулся в ответ ей, немного согретый ее улыбкой. Потом, увидев какой-то другой отблеск ее глаз, улыбнулся уже веселей.

Они ничего друг другу не сказали. Просто смотрели друг другу в глаза. Впервые были так близко. Впервые были рядом.

«Я буду поддерживать тебя, — сказала ей его душа, — Всегда, пока живу»

«Мы пройдем этот путь с тобой, — ответила ее душа ему, — Какой бы он ни был»

Так они ушли. Затерялись среди снежной пустыни. Потеряли свое прошлое. Чтобы подарить кому-то другому будущее. Чтобы когда кто-то другой впервые глотнул этот пьянящий воздух. Воздух свободы. Воздух новой жизни.

А Кри Та Ран остался. Долго еще лежал неподвижно. Потом вдруг веки его дрогнули. Открылись. Взгляд устремился на небо. Губы дрогнули, отпуская одно лишь слово. Короткое. То же, что вчера сказал он ей. То, что сказал Лерьерре, чтобы она ушла и наконец-то оставила его. Чтобы выбрала Сандиаса и забрала с собою.

— Кианин.

Одно лишь слово.

«Тот, у кого будущего не будет»

Губы его дрогнули в улыбке и замерли. Он лежал, равнодушно смотря на небо.

И падал, падал, заметая неподвижное тело снег…

Мира не стало.

Зима поглотила разрушенный город…

***

Глава 10.8

***

Текст, впрочем, дальше почти не шел. Как-то странно было оказаться с парнем вдвоем в комнате, да еще и наедине. А он все молчал и молчал. А, нет, скрипел грифелем об бумагу.

Когда я, снедаемая любопытством, оглянулась, он сидел на моей кровати, еще застеленной, поверх одеяла. По-турецки сидел, у спинки, подушку под спину подложил, хотя сейчас вообще не касался ее. Да спина такая ровная! Эх, а это ж красиво! Надо бы мне моей осанкой, что ли, заняться?..

Как и тогда, в кафе, парень полностью погрузился в процесс. Глаза темные блестели, рука правая оживленно летала над листом. Вот, что-то подчеркнул или тень подрисовал.

Все-таки, есть что-то особенное в облике человека, охваченного любимым делом. И, забавно, он так же уходит в себя, так же совсем от мира отрывается, как и я!

Я еще долго сидела, его разглядывая, а он не замечал. Сочинять дальше меня уже не тянуло. А он не замечал моего внимания. Было странно так кого-то разглядывать. А еще я не могла отделаться от ощущения, что они с Акира очень сильно похожи. Разве что нос отличался немного: у Ки Ра был с горбинкой и немного кончик загнут. Отчего взгляд у него иногда может казаться даже хищным.

Парень поднял глаза, взглянул на меня исподлобья. Напряглась. Но, впрочем, он сразу засмеялся — и мне полегчало.

— А чего не подсмотреть?

Серьезно объяснила:

— Если бы ты хотел показать — показал бы уже.

— Это да, — он ухмыльнулся, еще что-то прочирикал.

Потом, кажется, что-то стал писать. Потому что очень медленно что-то чертил, кажется, в одну линию.

Снедаемая любопытством, все же поинтересовалась осторожно:

— Это манга?

— Ты угадать, — серьезно ответил он.

Чуть помолчав, все же уточнила, тихо:

— О чем?

— О жестокость людей. И об ценность доброты, — почему-то ответил парень, но, впрочем, от своего альбома заветного, на этот раз огромного и толстого, с листьями формата А4, не оторвался. Но, кажется, опять рисовал что-то или подрисовывал.

— Ого!

— Тут богатый мальчик. И бедный, — вдруг продолжил он, чуть отстраняясь от листа и оглядывая все нарисованное со стороны, в целом, — У бедный мальчик больной сердце. Он так родился. Сейчас он говорить с отцом. Отец плачет, что они такой бедный. Им нечего продать. Отец хочет стать вор. Но сын просить так не делать.

— Серьезная история, — облокотилась об спинку стула локтем, ладонью подперла подбородок, — Даже странно, что ты пишешь… ой, рисуешь. Что рисуешь такую серьезную историю.

Ки Ра все-таки поднял на меня взгляд. Необычайно серьезный.

— Я люблю серьезный история. Я так могу что-то сказать людям. Через мои история.

Помолчав и смутившись под его долгим взглядом, уточнила:

— А что дальше?

— А дальше его схватить, — парень вдруг вздохнул, — Он пойдет гулять — и его поймать. Там другой мальчик. Он богатый. И у него тоже больной сердце. Тоже родился такой. Его отец захочет заменить… этооо… какой слово?.. Забыл…

— Пересадка органов?

— Да. Вроде. Вроде так, — кореец снова посмотрел на свой альбом.

— Но богатому мальчику пересадят сердце бедного, который больной?

— Откуда ты знать? — Ки Ра растерянно взглянул на меня, — Я еще не нарисовать!

— Я же писатель, — усмехаюсь, — И ты тоже. Вроде.

Чуть погодя, он усмехнулся мне в ответ. И снова продолжил рисовать. А, нет, кажется, еще что-то пишет, аккуратно так, кончик языка выставив.

Выждав несколько минут, уточнила:

— А дальше?..

— Дальше тяжело. Бедный мальчик больше нет. Отец ищет. Полиция ищет. Не найти. Правда, мать заплачет. Когда с дочками пойдет в лес гулять. Когда будет проходить… этооо… какой слово?..

— Когда пройдет над его могилой?

— Да, так. То слово.

Вздохнула. Сентиментальная история! Нет, скорее уж трагичная.

Еще выждав, чуть-чуть, уточнила:

— А дальше?..

— А дальше богатый мальчик будет страдать, — шумно выдохнув, Ки Ра нахмурился, мрачно смотря на своих героев, — Все страдать, кто забрать чужое.