Звезда Гаада (СИ) - Свительская Елена Юрьевна - Страница 141

Часть 4.4

Старейшины выбрали для казни большое заброшенное поле, покрытое чахлой растительностью. Рядом с ним играло с солнечными лучами озеро.

Мир, мне иногда кажется, что ты надо мной издеваешься! Почему, когда на моей душе гадко, у тебя бывает хорошая погода? От того ли, что ты жесток? Или от того, что другим хорошо? Или ты живёшь по своим законам и плюёшь на глупых людей?

Белые и чёрные хранители стояли рядами друг против друга. Гаад и Благ о чём-то спорили в отдалении. Первый на чём-то настаивал, второй отказывался и возмущался. Говорили они словами: ни один из них не желал соприкосновения своей души с другим, не то из ненависти, не то от боязни о чём-то проговорится. Когда общаются с помощью душ, то обман виден сразу. А у них у обоих были тайны, которые они скрывали в глубине души.

Долго выжидали, пока ж наконец предводители заклятых врагов договорятся. Появившийся ветер начал закрывать небо тучами. Мир, ты меня слышишь? Правда? Извини, погорячилась. Ты совсем не злой. Ты не такой, как мы.

Тай закрыл глаза. Он хмурился, кусал губу. Все чувствовали, как плещутся Тьма и Свет вокруг него. Друг не хочет прощать. И не может думать о добром в такой ситуации. Он обречён?..

«Я просто расплачусь за свои ненависть и злобу. Это жестоко, но справедливо, — ответил долговязый, почувствовав моё состояние и найдя мой взгляд, — Заслуживает жить только тот, кто умеет прощать или хотя бы допустит мысль о необходимости прощения. Ты бы ушла и не смотрела на меня. Так тебе будет лучше»

«Если я захочу броситься на них, то пространство меня не остановит!»

«Зато я тебя остановлю! — вмешался Карст в разговор наших душ, взглядом мой взгляд поймав, — Он хочет, чтобы ты жила спокойно. И не видит иного выхода, кроме как умереть. Если ты подерёшься с остальными, то его забота о тебе пропадёт напрасно»

«Верно, — грустно согласился Тай. — Не отпускай её, Карст!»

Я сейчас не смотрела на него, но всё равно услышала где-то внутри меня его голос. Но Карст тоже слышал. А другие?..

Оглянулась напугано. Нет, вроде глаза всех других были прикованы к обоим Старейшинам или к пленнику. Но растерянности в лицах хранителей не заметила. Может, и не расслышали. Тем более, что разговор наших душ звучал для нас, звучал не им.

Рыжеволосый друг сжал мою руку: не даст мне вмешаться. Хочет меня охранять. О, только бы Тайаелл сумел! Если он не захотел сбежать, то у него остался только один выход. Если он сможет. Если я правильно поняла, как можно вернуть глубинное равновесие, даже после жестоких ударов. Если же я не поняла… Нет, не хочу думать о том! Должна же быть хоть какая-то надежда! Или… никакой надежды у моего бедного друга больше не осталось?.. Но… Нет, мы должны хотя бы попробовать! Хотя бы раз ещё попытаться. Точнее, он должен. Если сумеет. Если захочет.

Наконец-то Старейшины смогли договориться, переместились к нам. Благ рукой указал на место между двумя рядами противников — друг с другом они не смешивались — в самом конце, далеко от меня. Тайаелл подошёл ко мне, поцеловал меня в лоб — и спокойно пошёл, куда велели. Белый Старейшина повернулся к нему лицом. Чёрный встал в линию своих друзей, неподалёку от заклятого врага.

Гаад оглянулся на меня. Лицо непроницаемое. Глаза печальные. Между его ладоней затрепетали чёрные хлопья. Кажется, он тоже не желает пропускать меня. Шумно выдохнув, Гаад отвернулся от меня. Сгустки Тьмы продолжали кружить у его рук.

И за Тайаелла не хочет вступаться. За того, кто несколько дней сражался за его жизнь, уйму сил своих в него вкачал! Изверг! Свинья неблагодарная! Как я вообще могла подумать, что ты добрый, Гаад? Как могла повестись на те проклятые виденья о твоей детской мечте?! На твои слова… будто мечтаешь! Будто жалеешь, что мучил меня! Но разве ты правда жалеешь о том, если раз за разом продолжаешь мучить моего друга, если желаешь его смерти?!

— Трус, ты даже не посмотришь на меня? — презрительно спросил Благ у приговорённого.

Тай всё-таки открыл глаза — страшно, отчаянно всколыхнулось пространство вокруг него, отзываясь на удар, зацепивший его душу — и проворчал:

— Я уже достаточно насмотрелся на твою физиономию.

В руке белого Старейшины появилось копьё. Я дёрнулась — Карст прижал меня к себе, сдавив в объятиях. Мгновение — и Тайаелл упал, сражённый в самое сердце.

Мрак словно коршун вился вокруг померкнувшей искры, та уже не могла выпустить из себя пламя, измученно блестела. Казалось, она как-то смотрит за мной, когда глаза её обладателя уже потеряли способность видеть.

Прости, что я тебя довела до такого, Тай! Я не хотела! Клянусь, я не хотела!

Искра едва приметно блеснула: он знает, что я не нарочно, а по своей глупости.

О, если б я могла тебе чем-то помочь!

Видение исчезло, а вместе с ним и тонкая нить, соединяющая меня с другом. У меня вырвался стон.

— А теперь забудем всё, — холодно произнёс Благ.

Ты-то сможешь забыть, а вот я…

Искра неожиданно вспыхнула, выплеснула из себя крошечный огонёк.

Тай неожиданно открыл глаза, очень медленно, с усилием, поднял руку, сжал пальцы на копье.

Искра блеснула уже ярче, возмущённо, потянулась маленьким языком огня к белому столбу, появившемуся возле неё — она находилась не то в сердце, не то где-то около него — и пламя с трудом, сердито, вгрызлось в Свет.

Копьё заискрило, зашипело, исчезло в красном огне, вырвавшемся из его тела. Белый хранитель тяжело вздохнул, накрыл рукой сердце, поморщился. Пространство вокруг него застонало, сочувственно отозвавшись на его боль.

Белый Старейшина нахмурился. Заметив на своём белоснежном рукаве ползущую тлю, схватил её и мстительно раздавил пальцами. Пространство вокруг Блага всколыхнулось, возмутилось, правда, едва приметно. Значит, мир грустит от любой боли, от любого убийства, которое в нём происходит. Только я никогда прежде не чувствовала этого.

Тай с большим усилием поднялся на ноги, обернулся, ища глазами меня. Найдя моё залитое слезами лицо, нахмурился.

Мрак кровожадно рванулся на слабую искру, та с досадой оттолкнула его.

По рядам чёрных и белых хранителей побежал возмущённый и недоумённый шёпот.

«Уходи, Кария! Не смотри! — умоляюще произнёс осуждённый, — Мне больно от осознания того, что ты тут и страдаешь из-за меня!»

Значит, забота обо мне оказалась сильнее сокрушительного удара Света!

«Тай, не сдавайся! Умоляю тебя, держись! Пожалуйста!»

— Не то он бил вполсилы, не то ты сильный, — задумчиво произнёс Гаад, выступая вперёд.

— Да я скорее удавлюсь на месте, чем пощажу его! — проворчал Старейшина белокрылых.

— Теперь мой удар, — спокойно сказал глава чернокрылых.

На мгновение взгляды Старейшин столкнулись. Протянулась тонкая нить между ними, но сразу же оборвалась: они возмущённо отвернулись друг от друга. Похоже, что каждый из них на чём-то настаивал, но предводители опять не смогли или же не захотели договориться.

— Бей! — равнодушно произнёс Тайаелл, почему-то смотря на меня.

Равновесие он так и не смог восстановить ни в своей душе, ни в теле. Едва стоял.

Мрак облизывался, насмешливо взирая на упорную искру. Та опять утратила способность создавать пламя, поблёкла, стала едва приметной светлой точкой в когтистых лапах темноты, однако не желала ей отдаваться.

Чёрный Старейшина преобразил Тьму в своих руках в кинжал с коротким, тонким, острым лезвием. Размахнулся, швырнул оружие в своего врага. Попал в сердце. Тайаелл рухнул на левый бок, согнулся от боли. Пространство вокруг него застонало ещё громче, чем прежде, этот стон превратился в крик, расползся по полю. Моё сердце горестно сжалось.

Исчезло поле, мир обратился в лёд, тело Тая, лежащее на неровной голубовато-матовой поверхности, стало сгустком Света. Тьма, пронзавшая его посередине, въедалась в него, разрывала острыми когтями холода и мрака…

Видение исчезло. Я с ужасом обнаружила, что Тайаелл едва дышит. Ему, белому хранителю, была не просто противна, а чужда и губительна Тьма. А тут её столько сплелось в один удар!