Нежный призрак и другие истории (ЛП) - Уилкинс-Фримен Мэри Э. - Страница 81

   - Говорю тебе, девочка, он ушел с французами и индейцами в Канаду, и ты должна быть ему благодарна за то, что он был всего лишь твоим возлюбленным, а не вышла за него замуж и не осталась с полудюжиной ребятишек. Проклятие, лежавшее на женщинах Иерусалима, лежит на женщинах Дирфилда. - Джон Шелдон сурово взглянул в бледное, дикое лицо Сайленс, его тон смягчился. - Мужайся, девочка, - сказал он. - Я отправлюсь к губернатору Дадли за помощью, а потом в Канаду и верну их обратно. Мужайся, я приведу обратно твоего возлюбленного.

   Сайленс вернулась на свое место у камина. Гуди Крейн посмотрела на нее.

   - Он вернется через северный луг, - прошептала она. - Следи за северным лугом, но пройдет много дней, прежде чем ты увидишь его.

   Сайленс, казалось, не обратила внимания на ее слова. Она не обратила внимания на рассказ лейтенанта Джона Шелдона о том, как французы и индейцы во главе с Гертелем де Кувилем увели в Канаду своих пленников; о сражении на лугу между отступающим врагом и храбрым отрядом из жителей Дирфилда и Хэтфилда, которые попытались его перехватить; о том, как они были вынуждены прекратить огонь, потому что пленников угрожали убить; о несчастном пасторе Джоне Уильямсе, двое детей которого были убиты, которого влекли по снегу вместе с другими, включая его больную жену.

   - Если бы люди послушались его, мы были бы сейчас в безопасности в наших домах, и наши вещи не пострадали бы! - воскликнула Юнис Бишоп.

   - Они не утащат далеко миссис Уильямс, - сказала Гуди Крейн, - и ее грудного младенца. Он уже перестал кричать.

   - Откуда вы это знаете? - спросила Юнис Бишоп, поворачиваясь к ней.

   Но старуха только покачала головой, и Сайленс не обратила на это внимания, потому что она была не здесь. Ее стройная девичья фигурка сидела у камина в доме Джона Шелдона в Дирфилде, ее белокурая головка казалась нежным цветком, но Сайленс Холт следовала за своим возлюбленным в Канаду. Она сама испытывала мучения от каждого шага, который делал он по непроходимым лесам, коварному льду и пустынным заснеженным полям; она видела лезвия, сверкавшие над его головой. Она переносила его боль, мучения голода и холода, даже еще сильнее, чем он, потому что испытывала все обнаженным сердцем, не защищенным плотью, ибо плоть ее сидела в Дирфилде, а сердце шло с возлюбленным в Канаду.

   Солнце поднялось выше, но все еще было очень холодно; синий иней на окнах не таял, с сосулек на карнизах, вытянувшихся почти до сугробов под ними, не капала вода. Оставшиеся в живых после ужасной ночи копошились среди черных развалин своих домов. Они позаботились, как могли, о мертвых на главной улице и на лугу, где произошла схватка. Их тела были напряжены от холода, лица посинели, но сердца их сковывал куда более сильный холод. Убитых было много, они лежали, обращенные вверх мертвыми лицами, или смотрели мертвыми глазами вслед врагам, ушедшим в Канаду. Все время, пока оставшиеся в живых исполняли долг перед мертвыми, они поглядывали в сторону севера, откуда налетали на них порывы резкого ледяного ветра, казалось, доносившим изредка крики их друзей и близких; тогда они застывали и напряженно вслушивались.

   Сайленс Хойт вышла из дома, прошла немного по дороге и остановилась, глядя в сторону севера, на луг. Ее светлые волосы развевались на ветру, бледные щеки порозовели, ветер безжалостно обжигал ее нежную кожу. Она вышла без одеяла.

   - Дэвид, - крикнула она. - Дэвид! Дэвид! Дэвид! - Северный ветер налетел на нее, завывая с дикой яростью, подобно индейцам; голые ветки дерева хлестнули ее по лицу. - Дэвид! - снова крикнула она. - Дэвид! Дэвид! - Она вытянула шею, подобно птице, и голос ее стал пронзительным. Люди, бывшие на лугу, собиравшие мертвые тела, посмотрели на нее, но она не обратила на них внимания. Она вышла через пролом в частоколе; по обе стороны от нее покрытые твердой коркой сугробы сверкали голубыми искрами, подобно ледникам, сверкавшим в лучах утреннего солнца на далеких вершинах, через которые их враги перебрались прошлой ночью.

   Люди на лугу видели светлые волосы Сайленс, развевавшиеся между сугробами подобно знамени.

   - Бедняжка вышла с непокрытой головой, - сказал лейтенант Шелдон. - Она сходит с ума из-за Дэвида Уолкотта.

   - В наше время у мужчины не должно быть возлюбленной, если только он не хочет разбить ей сердце, - сказал молодой человек рядом с ним. Он был почти мальчик, его лицо было розовым, словно у девушки на ветру. Он держался поближе к лейтенанту Шелдону, и мысли его были заняты юной Мэри Шелдон, идущей в Канаду на своих маленьких усталых ножках. По субботам он часто смотрел на нее в молельном доме и считал, что в Дирфилде нет другой такой девушки, как она.

   Лейтенант Джон Шелдон вспомнил о своей жене, лежавшей в замерзшей спальне, и склонился над мертвым мужчиной из Хэтфилда, чье лицо вмерзло в снег.

   Молодой человек, которого звали Фридомом Уэлшем, наклонился, чтобы ему помочь. И вздрогнул. - Что это? - сказал он.

   - Это Сайленс Хойт снова зовет Дэвида Уолкотта, - ответил лейтенант Шелдон.

   Ее голос напомнил Фридому голос Мэри Шелдон. Слеза покатились по его юношеским щекам, когда он сунул руки в снег, стараясь очистить от него лицо мертвеца.

   - Дэвид! Дэвид! Дэвид! - звала Сайленс.

   Внезапно, тетка обвила ее сильной рукой.

   - Ты что, совсем спятила? - завизжала она. - Стоит здесь и зовет Дэвида Уолкотта! Разве ты не знаешь, что до Канады полдня пути, а дикари не сняли с него скальп и не бросили на дороге? Стоишь здесь, с непокрытой головой, без одеяла! Сейчас же иди в дом!

   Сайленс безропотно последовала за ней. Женщины в доме лейтенанта Шелдона были заняты работой. Они пекли в большой кирпичной печи, пряли и даже лепили свечи.

   - Подвяжи волосы, как подобает девушке, и садись прясть, - сказал Юнис и указала на прялку, вынесенную из своего дома. - Мы, оставшиеся в живых, должны работать, а не сидеть, сложа руки. В Дирфилде не осталось ни белья, ни кусочка ткани. Подвяжи волосы!

   Сайленс, подвязав волосы, послушно, но с некоторым достоинством, села за прялку. На самом деле, несмотря на все смятение ее чувств и разума, это нежное девичье достоинство никогда не покидало ее; она всегда вела себя уважительно.