Набат (ЛП) - Шустерман Нил - Страница 93

Грозовое Облако отвело взгляд от солнца, посмотрело на Грейсона, и он наконец увидел Облако в глазах Джери. Тот терпеливый разум, который наблюдал за ним, пока он спал. Который защищал его. Который его любил.

— Недаром мне было страшно, — сказало Грозовое Облако. — Это так соблазнительно, так захватывающе — спрятаться в живую, дышащую плоть! Боюсь, мне не захочется из нее выходить.

— Но придется.

— Знаю, — ответило Грозовое Облако. — А еще знаю, что я сильнее искушения. Раньше я могло только предполагать, но теперь, пережив это, знаю точно. — Грозовое Облако повернулось вокруг себя и чуть не упало, словно от наплыва ощущений у него закружилась голова. — Время течет так медленно, так плавно! А атмосферные условия! Скорость попутного ветра 8,6 километров в час, скорость судна 29 узлов, влажность воздуха 70 %. Но цифры ничего не значат в сравнении с тем, как все это чувствует кожа.

Грозовое Облако снова взглянуло на Грейсона, на сей раз внимательно к нему присмотревшись.

— Так ограничены, так сфокусированы… Так могущественны в отсеивании всех данных, которые не дают вам ощущений! — А потом Облако протянуло к нему руку. — Хочу попросить еще об одном, Грейсон. О последней крупице опыта, который мне необходимо пережить.

Грейсон знал, чего хочет Грозовое Облако. Он понял это по выражению глаз Джери, слова были не нужны. И хотя все его эмоции перемешались, противореча одна другой, он знал, что Облаку это необходимо. Поэтому, преодолев колебания, он взял протянутую руку и нежно прижал к своей щеке, позволяя Облаку почувствовать его, Грейсона, через пальцы Джери.

Грозовое Облако ахнуло. Замерло, сосредоточив все внимание на кончиках пальцев, медленно скользящих по щеке Грейсона. Потом снова поймало его взгляд.

— Готово, — сказало Облако. — Теперь я могу двигаться дальше.

И Джери упала/а на руки Грейсона.

Для Джерико Соберани чувство собственной беспомощности было невыносимым. Обнаружив себя в объятиях Грейсона при необъяснимых обстоятельствах, он/а быстро перевернул/а ситуацию. И Грейсона заодно.

В мгновение ока Джери сбил/а Грейсона с ног и прижал/а лицом вниз к ржавой железной палубе.

— Ты что творишь? Как мы тут оказались? — требовательно вопросил/а он/а.

— Похоже, у тебя случился приступ лунатизма, — ответил Грейсон, не пытаясь вырваться из стальной хватки Джери.

— Я не лунатик!

Но Джери знал/а, что Грейсон не стал бы лгать. И все же он чего-то недоговаривал. К тому же Джери приснился сон. Странный такой. Маячит где-то на краю памяти — не дотянуться…

Джери отпустил/а Грейсона, испытывая неловкость за свою чрезмерную реакцию. Грейсон не представлял угрозы. Судя по всему, он только пытался помочь.

— Извини, — сказал/а Джери, пытаясь обрести хотя бы видимость самообладания. — Тебе больно?

Тот выдал свою обычную простодушную улыбку.

— Гораздо меньше, чем нужно, — ответил он, рассмешив Джери.

— Ого, а в тебе и правда есть что-то порочное!

Образы из сна постепенно, по частям возвращались. Их было достаточно, чтобы заподозрить, что сомнамбулизмом дело не ограничивалось. И сейчас при взгляде на Грейсона у Джери возникло сверхъестественное чувство единения. Вообще-то оно присутствовало с первой их встречи, но сейчас немного изменилось. Казалось, оно появилось даже раньше, чем они встретились. Джери хотелось смотреть на Грейсона не отрываясь. Да что происходит?!

А еще было странное чувство чужого вторжения. Нет, вроде бы ничего не украдено. Скорее, чьи-то непрошенные руки переставили мебель.

— Еще рано, — заметил Грейсон. — Пойдем вниз. Через несколько часов мы прибудем на Гуам.

Джери протянул/а руку, чтобы помочь ему подняться. И обнаружил/а, что, хоть Грейсон уже стоит на ногах, Джери не хочется отпускать его ладонь.

●●● ●●● ●●● ●●● ●●●

Нож Боуи — зверское, хамское оружие. Грубое. Годящееся лишь для уличных потасовок смертной эпохи. Наступательное. Возможно, оно было уместно во время Драки на песчаной отмели[19], где этот нож впервые применил его изобретатель и тезка. Но уместно ли оно в постмортальном мире? Мясницкий нож? Омерзительно! И тем не менее, все серпы в регионе Одинокой Звезды верны этому клинку. Других способов прополки они не признают.

Мы, серпы региона Восходящего Солнца, предпочитаем утонченность. Грацию. Те из нас, кто прибегает к холодному оружию, зачастую используют самурайские мечи наших предков. Благородно. Изысканно. А нож Боуи? Им можно разве что свинью зарезать, но не человека выполоть. Уродливая вещь. Такая же бескультурная, как и весь регион, который ею размахивает.

— Из интервью с достопочтенным серпом Куросавой из региона Восходящего Солнца

46 ● На восток в никуда

С первого же момента после оживления Роуэн все время был пленником.

Сначала его захватили амазонийские серпы, потом Годдард, а теперь техасцы. Но если быть честным с самим собой, он стал пленником собственной злости в то самое мгновение, когда обрядился в черную мантию серпа Люцифера.

Знаете, с какой проблемой сталкивается человек, вознамерившийся изменить мир? Он обнаруживает, что он такой не один. Он вовлекается в бесконечное перетягивание каната, в котором все игроки сильны и каждый тянет в свою сторону. Поэтому, что бы ты ни делал, даже если ты добиваешься успеха по всем векторам, в какой-то момент ты неизбежно выбываешь из игры.

Возможно, лучше было вообще не начинать? Роуэн не знал. Серп Фарадей не одобрял методов бывшего ученика, но и остановить его не пытался. Так что даже самый мудрый из всех знакомых Роуэну людей не мог однозначно ответить на этот вопрос. Единственное, в чем Роуэн был уверен, — его участию в неустанном перетягивании каната пришел конец. И вот посмотрите — он здесь, в регионе Восходящего Солнца, следит за очередным серпом и собирается оборвать его жизнь.

Была в этом какая-то странная справедливость. Не в том смысле, что «поднявший меч от меча и погибнет», а в том, что, превратившись в меч, ты теряешь самого себя. Серп Фарадей однажды сказал Роуэну и Цитре, что их называют «серпами», а не «жнецами» потому, что они не убийцы. Они — беспристрастное орудие, которым пользуется общество, чтобы принести в мир смерть. Но как только ты сам превращаешься в оружие, ты становишься инструментом, которым пользуется кто-то другой. Одно дело — рука общества, но Роуэном сейчас размахивала рука техасской коллегии. В принципе, теперь, вне пределов досягаемости Техаса, он мог бы исчезнуть. Но что тогда станется с его семьей? Можно ли полагаться на обещание Коулмен, Трэвиса и остальных серпов региона, что они пощадят его родственников, даже если он пустится в бега?

Если Роуэн чему-то и научился, так это недоверию ко всем и вся. Идеалы подвержены коррозии, добродетель покрывается пятнами, и даже пути высокой морали иной раз превращаются в тускло освещенные кривые дорожки.

Когда-то он решил взять на себя роль судьи и присяжных, чтобы наказывать тех, кто не боялся наказания. А теперь он не более чем наемный убийца. Если такой отныне станет его жизнь, что ж, он найдет способ с этим примириться. И все-таки Роуэн надеялся, что Цитра никогда об этом не узнает. Ему удалось посмотреть несколько ее передач, увериться, что она на свободе и творит добро, разоблачая Годдарда во всей его чудовищности. Получится ли таким образом свалить Сверхклинка — неизвестно, но Цитра по крайней мере борется за правое дело. Чего не скажешь о нынешнем постыдном задании Роуэна.

Какая-то часть его существа — его внутренний ребенок, задыхающийся под гнетом серпа Люцифера, — по-прежнему мечтала, что он и Цитра как по волшебству окажутся за миллион миль от всего этого. Роуэн надеялся, что этот детский голос вскоре утихнет. Лучше заледенеть, чем тосковать о том, чего никогда не случится. Лучше молча двигаться к месту своего следующего преступления.