Набат (ЛП) - Шустерман Нил - Страница 34

Годдард подал заявления о приеме в десяток земных университетов. Он не особо задумывался о выборе пути, ему просто хотелось уйти хоть куда-нибудь. Оказаться в другом месте. Стать кем-то другим. Сбежать от тоскливой жизни колониста. Но университеты один за другим отказали ему в приеме. «Повысьте вашу успеваемость, — говорили они, — и попытайте счастья в следующем году». Больше всего на свете ему хотелось показать себя.

Корабль, на который садится молодой человек — будущий серп Роберт Годдард — в его снах всегда заполнен старыми друзьями. На самом же деле они никогда не бывали на этом корабле. Сказать правду, он не знал никого из пассажиров. И все же в снах он берет с собой тех, кого не получилось взять в реальности, — своих родителей.

Когда Годдард медленно пробуждается ото сна, его охватывает давнее, знакомое чувство — тоска пополам со страхом. Ощущение это настолько сильно, что он не сразу вспоминает, кто или что он такое. Руки и ноги движутся будто сами по себе — такова реакция на ужас, пережитый во сне. Спазмы тела, пытающегося вспомнить, кому оно принадлежит. Простыня под ним вся измята и перекручена, словно нераскрывшийся парашют.

Годдард выныривает из сонного тумана и отправляется в ванную, где ополаскивает лицо водой. Он быстро приходит в себя. Его мысли, как и его мир, гораздо легче контролировать, чем непредсказуемые ветры сна. Может, выйти в сад на крыше, полюбоваться огнями Фулькрум-сити?.. Но прежде чем ступить наружу, он улавливает какой-то звук. В его комнате, кто-то есть!

Колени Годдарда подгибаются. Ему известно, что это за звук. Он включает свет, и… Перед ним, в углу, стоит тонист — тощий, с дикими глазами, с разинутым ртом. Что за черт, как он сюда попал?! Годдард кидается к кровати — достать нож, который всегда держит при себе, но не находит. Его клинок зажат в руке тониста. Но если этот человек пришел, чтобы убить его, то почему медлит?

— Чего мне надо? Мне надо показать тебе, что никто не спрячется от Святой Троицы. Эта камера передаст в мир, как ты беззащитен, и если Набат придет за тобой, он тебя не пощадит, ибо он единственный истинный…

Но речь тониста внезапно прерывается от резкой боли в спине. Он видит кончик ножа, выглядывающий из его груди. Он знал, что идет на риск. Знал, что может и не вернуться в сад на крыше, откуда мог бы броситься вниз и спастись, поставив кляксу. Но если ему суждено воссоединиться с Тоном прямо сейчас, он готов.

Теперь, когда угроза устранена, потрясение Годдарда переходит в гнев.

— Как тонист проник сюда?

— Спустился на парашюте, — отвечает Рэнд. — Приземлился в саду, а затем вырезал дырку в стекле.

— А гвардейцы Клинка куда смотрели? Разве это не их работа — защищать меня от подобных мерзавцев?!

Годдард меряет комнату шагами, взбивая собственную ярость в едкое безе.

— Он был один? — спрашивает Годдард. — Или есть другие?

— Других нет, — заверяет Айн. Охранники (правда, опоздав на пару минут) мчатся со всех ног обыскивать замок, словно желая загладить свою промашку. Нападение на серпа для них внове — раньше подобное было чем-то немыслимым. Годдард возлагает вину за это на старую гвардию: расхныкались, размякли, разрушили согласие между серпами и тем самым выставили слабость Ордена напоказ. И что прикажете с этим делать? Если какой-то жалкий тонист смог проникнуть к Верховному Клинку, что о других-то говорить? Годдард понимает: надо действовать быстро и безжалостно. Пусть мир содрогнется.

— Выполоть охранников! — приказывает Годдард. — Бесполезные ублюдки! И замени их на тех, кто способен выполнять свою работу!

— Роберт, ты вне себя. Давай не будем принимать поспешных решений.

Он возмущенно набрасывается на нее:

— Поспешных? Да мне сегодня мог бы прийти конец! Нужно принять меры предосторожности. И я воздам всем по заслугам!

— Хорошо-хорошо, но давай поговорим об этом утром, когда мы сможем выстроить продуманный план.

— Мы?

Годдард опускает взгляд и видит, что она сжала его ладонь в своей. Более того — он видит, что, сам того не подозревая, сжал ее пальцы в ответ. Невольно. Как будто его рука — вовсе не его рука…

Годдард понимает, что настало время принять решение. Важное решение. И у него нет сомнений, каким оно должно быть. Он вырывает руку.

— Нет никакого «мы», Айн!