История очевидца иных миров (СИ) - "Bunny Munro" - Страница 122

— Ну, значит пришло время попробовать ещё раз. Я отведу, буду тебе за мамочку. Ты рад?

— Моя мамочка в добром здравии, спасибо. Ты начнёшь говорить по делу, или нет?

— Ну да, конечно. Я и говорю, что тебе нужно будет явиться, — в трубке на пару секунд воцарилась тишина, словно О'Рурк сверялся с картой, — в Рок-Чапел, деревню к юго-западу от Лимерика. Ты сейчас в своём офисе?

— Да.

— Тогда я, на твоём месте, не стал бы затягивать с покупкой билетов. На тебя и ещё на… четверых. Прямой рейс Стенстед — Шеннон.

— Каких-таких четверых? — Тиббот терпеть не мог вмешивать посторонних в личные дела.

— Таких, которые будут обеспечивать огневое прикрытие. Свежие, не засвеченные лица. Но и не лабухи. Так яснее?

Келли поморщился, но процедил:

— О'кей. Как я тебя найду?

— Нас. Мы с Каннингемом будем ждать вас в Лимерике, ну, скажем, около шести вечера, где-то в районе Портланд-парка. Подъедете — наберёшь мой номер. Вообще без проблем.

Тиббот снова скривился:

— Не люблю я Лимерик. Куча шпаны и быдла. А этот парк, я так понял, вообще в нездоровом районе.

О'Рурк расхохотался так искренне, задорно и громко, что на несколько секунд Келли пришлось убрать трубку от уха. Отсмеявшись, Джерри прохрипел:

— Тибби, малыш, ну как же так? Ты же не с девушкой на обжимашки собираешься, а с четырьмя лбами на одно, гм, специфическое мероприятие. Главное, не разбредайтесь и тачку не бросайте. Тачку, кстати, возьмёте в Шенноне.

— А что с ударными и гитарами?

— Не беспокойся, я всё подготовил. Чек вышел не маленький, но, надеюсь, фирма оплатит?

— Не вопрос. Ты мне его только выдай! Да, О'Рурк, я ведь до сих пор не знаю его имени.

— Сейчас его зовут Маккензи, если тебе это о чём-то говорит. Крис Маккензи, подсобный рабочий в шапито "Замунер и сын". Доволен?

— Ну-у, скажу, что какую-то информацию я получил. Джерри, а скажи, как я могу узнать, что человек, которого ты мне покажешь — тот, убивший отца? Какие гарантии, что это правда, а ты меня не накалываешь?

— Никаких, Келли, никаких. — голос Умника поплотнел, стал тяжёлым и угрожающим. — Одно моё долбаное слово и ноль гарантий. Но, знаешь, что я тебе скажу? Если тебе нужны гарантии, то можешь продолжать ждать своих, нанятых втайне от меня, гениев сыска. Они-то по уши загрузят тебя всякими фотками и аудиозаписями, ага. Но тогда отправляйся на хер! У меня слишком много забот, кроме того, чтобы разыскивать одного придурка по просьбе другого придурка. Ты как?

— Я в деле. — голос Келли звучал на удивление умиротворённо, особенно на контрасте с раздражением Умника. Тиббот почувствовал, что, коли уж О'Рурка так задели за живое его слова, значит, он не врал насчёт этого Маккензи, убийцы отца. — А ты никак заводишься, Джерри? Не нужно это: глянь какая погода стоит. Говорят, последние тёплые деньки в этом году. Расслабься и получай удовольствие.

— Угу, непременно. Только уберу пару заноз из задницы. Тиббот, ещё раз: не опаздывайте. Не хотелось бы снова тратить силы и время на поиски этого урода.

Скупо попрощавшись, О'Рурк сбросил вызов, а Келли аккуратно положил телефон на стол перед собой и расслабленно откинулся в кресле. Он посмотрел в окно. Действительно, чудная погода. Середина сентября, а солнце припекает, как в июле. Снова возвращаются на улицы симпатичные девушки в укороченных платьицах, влюблённые пары разных возрастов гуляют до позднего вечера; даже листва на деревьях, прибитая ранними ночными заморозками начала сентября, вновь наполняется жизненными соками. Тиббот обвёл взглядом свой просторный светлый кабинет и отдал должное подрядчикам, быстро и на славу отремонтировавшим этаж, пострадавший от пожара. Как будто стало ещё лучше. Но всё равно, сидеть сычом в светлом и комфортном офисе, когда на дворе стоит такая чудная пора — серьёзное преступление. Можно сегодня себя отпустить домой пораньше и часть пути пройти пешком, наслаждаясь последними летними солнечными лучами на лице. Никаких тиров и никакой стрельбы сегодня. А завтра… Завтра ему предстоит загородная прогулка в славной компании. Вот только надо успеть заказать билеты и собрать компанию. Спохватившись, Келли выдвинул нижний ящик стола и после небольшой заминки открыл потайное отделение. Там лежал только один предмет, самая большая ценность в этом кабинете. Небольшая, затёртая по углам записная книжка, в которой хранились контакты людей, имена, адреса и телефоны которых, не найдешь на "жёлтых страницах". Пришло время тратить деньги.

***

Три месяца службы в передвижном цирке "Замунер и сын" значительно сказались на состоянии Фланахэна. Постоянные изнуряющие нагрузки перестали казаться таковыми уже через месяц, а на сегодняшний день, когда Крейван назубок изучил все тонкости номеров, к которым был приставлен, все эти ритмичные действия, синхронизированные с работой Филиппа, типа “принеси-подай-поставь-унеси” стали аналогом ежедневных занятий в фитнес-клубе. Как оценивал своё состояние сам безликий, время от времени задерживая взгляд на своём отражении в зеркале: такую форму он не набирал никогда за всё долгое время занятий Ремеслом. Эпитет "стальные", применительно к мышцам, теперь можно было лишь отчасти называть образным. Он стал сильнее, гибче, связки обрели нужную упругость и эластичность; даже реакция улучшилась, хотя и раньше являлась одной из самых сильных сторон Крейвана.

Что ещё важнее, Фланахэн полностью втянулся в быт шапито, его работа не вызывала нареканий у директоров, а коллектив принял безликого. Не сразу, и не все его члены, но Крейван, так или иначе, вошёл в команду и прочно в ней закрепился. Конечно, его проверяли. Сначала присматривались, а потом последовал психологический прессинг. В один из вечеров, когда вся труппа сидела за традиционным ужином на свежем воздухе, клоун Эйван Миллс, заговорил с Крейваном на какую-то нейтральную тему и сумел втянуть в принципе не конфликтного безликого в спор с дальнейшим выяснением отношений. Миллс предложил отойти в сторону и разобраться по существу взаимных претензий. Фланахэн, понимая, что сдаёт сейчас своеобразный экзамен, к всеобщей радости предложил не отходить далеко и выяснить отношения при свете уличных ламп, освещавших стол и небольшую площадку перед ним. Миллс сразу перешёл к сути вопроса и, следуя канонам завязки уличных драк, вплотную придвинулся к оппоненту, не касаясь его и провоцируя на первый толчок. Крейван легко разгадал этот нехитрый приём и мягко отступал, столь же мягким голосом советуя Миллсу успокоиться и не принимать сей ничтожный конфликт мнений так близко к сердцу. Аудитории такая пассивная защита не пришлась по сердцу, раздался свист, а в адрес Фланахэна прозвучало несколько обидных реплик. Приободрённый реакцией коллег и видя, что противник не поддаётся на уловку, Миллс подключил руки и принялся толкать безликого в грудь. Однако уже второй толчок пропал втуне, ладони Эйвана встретили пустоту, и он неловко завалился вперёд. Проигнорировав поданную Крейваном руку, Миллс, свирепо рыча и раздувая щёки, вскочил на ноги и, уже не шутя, бросился на безликого, намереваясь оглушить его градом ударов. Ни один из них не достиг цели, а клоун едва удержался на ногах. Крейван видел, что противник разъярён, но ни капли не встревожился. Даже не глядя на зрителей, забывших о еде и полностью поглощённых поединком, он чувствовал, что им нравится затеянная игра и симпатии медленно, но верно переходят к нему. Две роскошных минуты Фланахэн ловко уклонялся от атак Миллса, не предпринимая никаких попыток атаковать самому. Он понимал, что несмотря на то, что противник выше и мощнее, он, Крейван, находится в более "тяжёлой" весовой категории. Эйван неплохо дрался по меркам улицы, где, по-видимому, и обучился этой науке, но против искушённого в рукопашных боях безликого у него не было ни единого шанса. А Крейвану ни к чему было причинять боль человеку, против которого он ничего не имел, и рядом с которым ему предстояло провести недели, если не месяцы. Тем временем, вновь и вновь бросаясь на Фланахэна, безуспешно пытаясь запутать и обмануть, Миллс основательно запыхался и остановился. Он стоял согнувшись, упершись ладонями в колени, и никак не мог отдышаться. Широкое, круглое лицо побагровело, влажные волосы торчали во все стороны, будто Эйван собирался наносить свой сценический грим, да так и остановился на полдороги. Он искоса бросил сердитый взгляд на насмешника, с самым невинным видом стоявшего в нескольких ярдах, и вдруг расхохотался.