Странствия Афанасия Никитина - Виташевская Мария Николаевна - Страница 12

«А салтан велик, 20 лет», — записал Никитин.

В Бидаре в это время царствовал (1463–1482) Мухаммед-шах III из династии Бахманидов. Его отец, Хумаюн-шах, умер, когда мальчику не было семи лет Султаном был объявлен в 1461 году его старший брат, Низам-шах. Он царствовал два года, а потом, как это частенько бывало в Индии, скоропостижно скончался, и в 1463 году, не имея полных девяти лет, на престол вступил Мухаммед III. Таким образом, Никитин ошибся: когда он видел султана, тому было не двадцать лет, а неполных шестнадцать.

Конечно, Никитин не представлялся султану во дворце: чин его был не таков. Видел он султана во время выездов, которые очень поразили нашего тверича своим великолепием. В «написании» он возвращается к этому пышному, театральному зрелищу несколько раз.

Видел Никитин обыкновенные, обязательные выезды, видел и специальные праздничные выезды султана на прогулку.

«Солтан же, — пишет Никитин, — выещаеть на потеху с матерью да с женою, ино с ним человеков на конех 10 тысящь, а пеших 50 тысящь, а слонов водят 200 наряженных в доспесех золочоных, да пред ним 100 человек трубников, да плясцев 100 человек, да коней простых 300 в снастех золотых, да обезьян за ним 100, да наложниц 100, а все гаурыкы (юные девушки)».

Описывает Никитин и выезды султана в определенные дни недели: «Султан выежжаеть на потеху в четверг да во вторник, да три с ним возыры (везиры — министры) выещають, а брат выежжает султанов в понедельник, с матерью да с сестрою; а жонок 2 тысячи выежжает на конех да кроватех на золотых, да коней пред нею простых сто в снастех золотых, да пеших с нею много велми, да 2 возыря, да 10 възыреней (жен министров), да 50 слонов в попонах сукняных, да по 4 человекы на слоне седят нагых, одно платище на гузне, да жонкы пешие нагы, а тее воду за ними носят пити да подмыватися, а один у одного воды не пиет».

И наконец, видел Никитин праздничный торжественный выезд:

«На баграм (мусульманский праздник улу-байрам) на бесерменьской выехал султан на теферичь (прогулку) ино с ним 20 възырев великых, да триста слонов наряженных в булатных доспесех, да с городкы (с башенками), да и городкы окованы, да в гороткех по 6 человек в доспесех, да с пушками да с пищалми; а на великом слоне 12 человек, на всяком слоне по два проборца (знамени) великых, да к зубом (к клыкам) повязаны великыя мечи по кентарю (три пуда), да к рылом привязаны великыя железныя гыры, да человек седить в доспесе промежу ушей, да крюк у него в руках железной великы, да тем его править: да коней простых тысяча в снастех золотых, да верблюдов сто с нагарами (литаврами), да трубников 300, да плясцев 300, да ковре (наложниц) 300. Да на султане ковтан весь сажен яхонты, да на шапке чичак (шлем) олмаз великы, да сагадак (чехол на лук) золот со яхонты, да 3 сабли на нем золотом окованы, да седло золото; да перед ним скачет кофар (индус) пешь, да играетъ теремьцем (зонтиком), да за ним пеших много, да за ним благой слон идетъ, а весь в камке (парче) наряжен, да обиваетъ люди, да чепь у него велика железна во рте, да обиваетъ кони и люди, чтобы кто на султана не наступил блиско. А брат султанов тот сидит на кровати на золотой, да над ним терем оксамитен (балдахин бархатный), да маковица золота со яхонты, да несутъ его 20 человек».

Эти выезды были любимейшей потехой индийских властителей. Еще в XIX веке в столицах независимых индийских княжеств индийские раджи таким образом показывались народу, стараясь ослепить его пышностью и великолепием.

В сжатой картине роскошной и пестрой процессии, нарисованной Никитиным, ярко выступает старая «сказочная» Индия. Все подмечено наблюдательным тверичем, малейшие характерные детали и вместе с тем дано общее четкое описание шумного сверкающего шествия.

В центре шествия — молодой султан. Он весь покрыт драгоценностями: на головном уборе громадный алмаз, одежда осыпана яхонтами, в драгоценностях и его оружие, и сбруя коня. Перед султаном особый слуга несет чхатра (зонт) — символ царского величия. Вокруг султана — впереди, сзади, по бокам — высшие сановники со свитой, музыканты, певцы, танцовщицы, жены, воины, слоны, верблюды с барабанщиками и т. д. и т. п. Все это залито золотом, блестит, шумит.

Идут за султаном не одни мужчины, идут женщины-наложницы, полунагие танцовщицы, рабыни, несущие воду для питья и умыванья. Вместе с матерью и сестрою султана выезжают две тысячи женщин на конях. Такая оригинальная стража из женщин-воинов сохранялась в Индии чуть не до конца XIX века.

Несколько преувеличенным только кажется у Никитина количество войска, сопровождавшего султана при выездах: десять тысяч конных и пятьдесят тысяч пеших.

Такие процессии, которые описывал Никитин, происходили не среди торжественной тишины: звучало пение, плясали «плясцы», оглушительно ревели трубы трубников, пронзительно свистели «свирели» — флейты, и все это покрывалось могучим грохотом литавров, который одновременно раздавался со спин трехсот верблюдов. Обеспокоенные шумом, визжали обезьяны, рычали звери, которых вели на цепях, трубили слоны, ржали кони и неистово вопил народ, созерцая шествие своего владыки, — весь этот блеск и богатство, созданное беспощадными налогами, собиравшимися с народа.

Главную роскошь султанского шествия составляли слоны. «Без слонов в царстве нет благолепия. Слоны — главная военная сила царства», — говорится в одном индийском стихе.

Видел Никитин слонов в обычном, повседневном виде «в попонах сукнянных, да по четыре человека на слоне седят нагых, одно платище на гузне».

На праздник улу-байрам слоны выводились, как на битву.

Боевые слоны были в «булатных доспехах», в броне, а на спине у них возвышались «городки» — башенки, нередко окованные железом. В «городках» сидело от шести до двенадцати вооруженных воинов. К клыкам были привязаны два огромных меча, а в хоботе слон держал тяжелую железную гирю.

Снаряженный таким образом слон при тогдашнем вооружении был для неприятеля страшнее, чем в наше время танк. По старинным воззрениям каждый слон заменял пятьсот всадников, а если на его могучей спине сидел еще десяток отборных воинов, то и всю тысячу.

В процессии султана участвовал особый слон, которого Никитин называет «благим». Этот слон шел непосредственно перед султаном. Наряженный в парчу, этот особо выученный слон размахивал железной цепью и не позволял никому приблизиться к султану.

Молодой бидарский султан едва ли занимался чем-нибудь иным, кроме процессий. Это было его самое ответственное правительственное дело. По свидетельству Никитина, страну «держат бояре» — правят сановники. По его же замечанию, «княжат все хоросанци, и бояре все хоросанци». Впрочем, хотя большинство пришлых иноземцев, правивших страной, служивших в отборных войсках султана, составляли хорасанцы, но были среди них и персы из других провинций, и турки, и афганцы.

Таким пришлым человеком был первый сановник Бидара Махмуд Гаван Малик-ат-туджар или «Мелик-тучар боярин», как называет его Никитин.

Фериштэ, индо-персидский историк XVI века, рисует Махмуд Гавана образцом всех человеческих добродетелей.

Махмуд Гаван был персиянин знатного рода. Его предки в течение нескольких поколений занимали высокие посты при правителях Гиляна. Такая же блестящая будущность ждала и молодого Махмуда. Но семья его попала в опалу, и он отправился путешествовать. Где торговцем, где простым путешественником — он объездил много стран, знакомясь с тогдашними мудрецами и учась у них. Фериштэ уверяет, что Махмуд Гаван был образованнейшим человеком мира: он и в Бидар попал, чтобы познакомиться с некоторыми деканскими мудрецами. В Декане он представился Ала-уд-дину Ахмед-шаху II (1435–1457) и так очаровал его блеском своего ума, что султан упросил Махмуда Гавана остаться в Бидаре. Махмуд Гаван внял султановым просьбам, остался и быстро начал взбираться вверх по служебной лестнице. В следующее царствование Ала-уд-дина Хумайюн-шаха (1457–1461) он получил титул «Малик-ат-туджар», что значит «старшина купцов», и сделался первым сановником в Бидаре.