Отрочество 2 (СИ) - Панфилов Василий "Маленький Диванный Тигр" - Страница 49

От костра послышался хохоток, и до нас донеслись солёные шуточки, а потом ещё и ещё. Когда шутки утихли, Корнелиус подошёл к нам, вытирая рукавом выступившие от смеха слёзы, и велел укладываться спать.

Переглянувшись, без лишних слов полезли в повозку, где долго лежали без сна, вслушиваясь в ночь. Вроде бы и всё хорошо, но внутри затаилась опаска, от которой всё никак не может успокоиться колотящееся сердце.

– Сидят, – шепнул мне на голландском Санька, выглянувший через щель в старом тенте. Поёрзав, он переполз ко мне поближе, и зашептал на ухо, сбиваясь постоянно с голландского на русский.

– … думал, помру… Остановили когда, окружили, с ружьями встали… всё! Ажно сердце остановилось. А папаша наш ничево, и глазом… каменный какой…

– Ага, и Дирк такой же, статуй бельведерский! – зашептал я в ответ.

– Как пошёл папаша наш Крюгера ругать, да этого… сэра, который в Капской колонии…

– Понял.

– Ага… Это как так? Всех ругает, а эти… они вроде сами из Капской колонии, а смеются?

– Буры… всегда всеми недовольны.

– А…

Так и заснули, прижавшись к друг дружке и перешёптываясь.

Тонкие девичьи пальцы бережно перебирают газетные вырезки со статьями и фотографиями. Русские герои англо-бурской войны смотрели будто в саму душу, строго и требовательно, и…

… задумавшись на секунду, девушка начала отделять овец от козлищ[v], откладывая особо не просто приехавших, а настоящих героев. Тех, которые совершили поступки, о ком писали в европейских газетах. А не тех господ, которые не успев ступить на земли Африканского континента, фотографируются с оружием на фоне различной африканской экзотики, заваливая потом всех родных и мало-мальски знакомых письмами и фотографиями! Вояки бравые…

Стыдно за таких, ей Богу! Выстрелить не успели в сторону противника, а в письмах уже сквозит усталость ветеранов, не вылезающих из боёв и походов!

Настоящих немного, совсем немного… к некоторой досаде девушки людей приличных среди них почти и нет. Ганецкий… да, пожалуй, и всё! Ах нет! Подполковник Максимов, говорят, весьма дельный человек. Сослуживцы дядюшки весьма уважительно отзываются, самыми лестными эпитетами. Но… он старый!

Ну и разумеется, медики из Русского отряда тоже люди весьма достойны, но… не то!

Девушку взяла досада на таких… неправильных героев! Где блистательные офицеры и благородное дворянство?! Сколько красивых слов в газетах о цвете нации! Где он, этот цвет?

Ганецкий, Максимов, и… всё, больше никаких громких имен, если не считать случаев скорее курьёзных, вроде грузинского князя Багратиона-Мухранского, воюющего во Французском легионе. Никаких подвигов за «князем Нико» не числится, если не считать таковыми ношение горского костюма и аудиенцию у «папаши Крюгера». Рядовой!

В свободное от войны время охотится на обезьян и говорят, подстрелил тигра… Знать бы ещё, откуда в Африке взялся тигр?

А эти… воздохнув, она опёрла подбородок на переплетённые руки, и посмотрела на неправильные фотографии. Мальчишка-старообрядец, выходец с Хитровки Котов, что уже нонсенс! Ну не должны они выглядеть так… так благородно! Никакой печати врождённого порока на лице у хитрованца, в то время как у доброй четверти друзей семьи совсем даже…

Она решительно тряхнула головой, раздражённая неправильными, неподобающими мыслями. В самом деле, глупо думать так, будто люди с положением, и пороки, тем паче врождённые, могут встречаться у людей благородного происхождения!

Но в хорошенькую головку закралось сомнение, и как назло, вспомнились некоторые слухи, ходившие о почтеннейшем Ретвизникове и его любви к горячительным напиткам и молоденьким мальчикам. Да и Аполлинариев, хм…

Два молоденьких одессита, не окончивших даже гимназии, в сравнении с заранее уставшими фотографическими героями… почти. Да, почти! Хотя и совсем ещё юнцы.

Рука её дрогнула, но всё-таки перевернула целую стопку вырезанных из газеты фотографий. Феликс Шченсны Джержинский, беглый ссыльный… марксист, и… ну невозможно красивый мужчина! Щеголь, красавец, и самый известный русский на этой страшной войне! Марксист, революционер, опасный смутьян…

Девушка вздохнула, глядя на фотографию затуманенными глазами, и…

«Сошедший с фотографии мужчина вкусно пах порохом, хорошим вежеталем[vi] и самую чуточку – коньяком. Одетый в военную форму, он отставил в сторону винтовку, и нежно, но непреклонно завладел её рукой, пристально глядя в глаза.

– Мадемуазель Елбугова, – бархатным баритоном, от которого подкашивались ноги, сказал опасный… ах, какой опасный… смутьян… – я имею честь взять вас в плен!

– Нежный плен, – выдохнул он с напором.»

И… как же жарко внезапно стало! Вздрогнув, Лиза закусила верхнюю губу, кинув тревожный взгляд в сторону прикрытой двери…

– Милая! – донеслось из гостиной, и девушка спешно спрятала фотографии и газетные статьи. Не то чтобы родители не знали, что она такое собирает, но… незачем. Не сейчас.

– Поздеевы пригласили нас, будем поздно, не жди, – войдя душистым облачком, сказала наряженная на выход мать, и наклонившись, поцеловала дочку в мраморный лоб, – Не простыла?

Она ещё раз прикоснулась губами ко лбу дочери и покачала головой, расстраиваясь.

– И горнишную, как назло, отпустила…

– Всё в порядке, маман, – Лиза постарался улыбнуться как можно естественней, – просто слишком натоплено – видно, Ираида перед уходом расстаралась.

– Ладно, – с некоторым сомнением согласилась мать, – тогда поужинай и ложись спать, не засиживайся допоздна с книгами!

Проводив родителей, Лиза оббежала квартиру, с колотящимся сердцем заглядывая во все углы, как бывало в детстве – выискивая спрятавшихся приятелей по детским играм под кроватями и по шкафам. Лицо её раскраснелось, дыханье сбилось…

Заперев комнату и подперев для надёжности стулом, она вздохнула ещё раз, и подошла к сокровищам, спрятанным в обшитой бархатом папке. Тонкие пальцы пробежались по обложке, раскрыли… и цепко, не бережно ухватили фотографии этого… невыносимо красивого… смутьяна!

Выдохнув прерывисто, Лиза решительно начала расстёгивать платье…

[i] Бастеры (бастарды) – субэтнос цветных, потомки голландских колонистов и буров от связей с чернокожими женщинами.

[ii] Документы Капской колонии сохранили большое количество имён азиатских и африканских рабынь, потомками которых являются тысячи современных буров

[iii]Правилооднойкапликрови (англ. One-drop rule) – правило, выражающееся в строгом соблюдении теории «чистоты расы», согласно которой человек с малейшей долей «инорасовой» крови должен считаться чёрным во всех отношениях.

[iv] Доппер – полупальто в гардеробе буров.

[v]ИзБиблии. ЕвангелиеотМатфея (гл. 25, ст. 31–33): «КогдажеприидетСынЧеловеческийвославеСвоейивсесвятыеАнгелысНим, тогдасядетнапрестолеславыСвоей, исоберутсяпредНимвсенароды; иотделитоднихотдругих, какпастырьотделяетовецоткозлов; ипоставитовецпоправуюСвоюсторону, акозлов – полевую».

[vi] Вежеталь – жидкость на спирту с примесью парфюмерных веществ для смачивания волос.

Глава 30

– Ф-фу… – выдохнув, Бляйшман тяжко откинулся назад, и плетёное кресло скрипнуло под его весом. В потную голову лезут обрывки странных мыслей, никак не желающие соединятся в нечто цельное или хотя бы интересное. Так… бестолковочки.

Уцепив со стола вечное перо, мужчина по детской ещё привычке принялся играть с ним, перекатывая в пальцах. В голове – пустота звенящая, ну вот не думается никак! То ли жара эта чортова, то ли попросту перетрудился, што вполне себе и да. Высунувшись, он нашёл глазами подскочившего секретаря и предупредил:

– Меня ни для кого!

Захлопнув за собой дверь, Фима открыл окно пошире и некоторое время стоял так, глядя бездумно на улицу. Фыркнув, он опустил сетку от насекомых взад и скинул потный пиджак, улёгшись на кушетку и прикрыв глаза.