Первый Император. Дебют (СИ) - Логинов Анатолий Анатольевич - Страница 55

И откуда было знать собеседникам, что Николай-Петр прочел книгу «Les Trois Mousquetaries» (Три мушкетера), как на французском, так во всех имевшихся в библиотеках царских дворцов переводах на русский, от первого — тысяча восемьсот сорок шестого до последнего, девятисотого года, издания. Естественно самым любимым его героем стал кардинал Ришелье, а выданный им документ Николай запомнил наизусть. Так что в бумаге, увиденной Дурново четким почерком было написано: «То, что сделал предъявитель сего, сделано по моему приказанию и для блага Государства. Января 1902 года 5 числа. Николай».

— Вы правы, Петр Николаевич. Именно carte blanche, — уверенно ответил канцлер, машинальным движением руки подкручивая правый ус. — Вручен лично Государем Императором при вступлении моем на сей пост. И посему, Петр Николаевич вы его сейчас берете, едете к себе на Фонтанку и действуйте… Хотя не мне вас учить. Вы в этом деле много лучше меня разбираетесь, чай не первый год товарищем(заместителем).

— А ежели вдруг они гвардию подымут? Ни жандармы, ни полиция ничего сделать не смогут супротив армии, — позволил себе усомниться министр внутренних дел Петр Дурново. — Надобно усиление. Лучше всего кавалерией и артиллерией. А Редигер, незадача такая, уехал.

— Полагаю, — ответил Игнатьев, — можно полностью положиться из пехоты на Преображенский и Семеновский полки, стрелков и на гвардейский флотский экипаж, а из кавалерии — на полки, которые мне лично доверяют: кавалергардов, гусар, кирасир, и, пожалуй, казаков. Приказ я отдам, вы же вышлите своего человека в казармы. Да, и пулеметчиков тоже прихватите. Как с войны сообщают, весьма эффективное оружие, особливо по толпе. О приказе не беспокойтесь, я вам этот документ отдам. А с Редигером свяжемся, он все ваши действия одобрит. Без сомнений…, - Игнатьев подумал с ехидцей, что если военный министр что-то не одобрит, то государь может очень не одобрить военного министра. А каков бывает в таких случаях обычно вежливый и воспитанный Император, не без дрожи вспоминают многие любители запустить руку в государственную казну.

— Вам в Мариинском тех жандармов, что со мной прибыли, не хватит, ежели нападение случится, — задумчиво заметил Дурново, бережно укладывая бумагу в портфель.

— Ничего. К нам еще из Гатчины выслали роту Сводного Пехотного полка. С парой пулеметов. Будут в течение четверти часа.

— Не вспугнут заговорщиков? — удивился Дурново.

— Нет, они под видом учений в городских условиях двигаются. Якобы к Путиловскому заводу. Затем вдруг сюда свернут-с.

— Ну, будем надеяться, — согласился Дурново с канцлером. — Но я на всякий случай передам, чтобы эскадрон кирасир к вам выслали. Ну, — он перекрестился, — с Богом!

— Передайте, Петр Николаевич. Хуже не будет-с. И… С Богом! — ответил, также перекрестившись, Игнатьев. Проводив посетителя и распрощавшись, канцлер спокойно сел за письменный стол и занялся разбором поступивших документов. Война — войной, заговор — заговором, а государственные дела исправлять надо…

Вышедшего к карете Дурново остановил малозаметный человечек с незапоминающимся лицом. Быстро что-то рассказав министру, он ловко проскользнул мимо охраны и словно растворился среди немногочисленных прохожих. Дурново, подозвал пару гарцевавших неподалеку конных жандармов, быстро написал по несколько строчек на бланках, извлеченных из портфеля, и, раздав бумаги, сел в коляску.

— Гони в министерство! — едва усевшись в коляску, приказал он кучеру.

В особняке на Фонтанке царил обычный для любой организации внешний беспорядок, обусловленный получением неожиданных и весьма неприятных известий о событиях, меры для устранения которых требовалось принять еще вчера. Но любой опытный человек сразу заметил бы, что за внешним беспорядком кроется тщательно продуманный и введенный в действие замысел. Полиция готовилась, и готовилась серьезно, и к возможным массовым выступлениям, и к попытке атаки здания армейскими частями заговорщиков.

— Ваше высокопревосходительство! — личный помощник, секретарь и просто доверенный человек, Сергей Викторович Сигрист уже ждал своего начальника у входа в кабинет. — К вам посыльный от Преображенского полка, в кабинете собраны все, кого вы приказывали собрать. И донесения из полицейских участков. Кто-то распускает слухи о гибели Государя и его Наследника. И вот…

— Хорошо, Сергей. Донесения передай Булыгину. Посыльному — вот эту бумагу. И на словах пусть запомнит — окружить, — министр продиктовал несколько адресов, — задерживать всех выходящих, никого не впускать. С ним отправить людей Гринева, как наших представителей. Пусть занимаются задержанными. Передашь ему мое приказание лично. Понятно?

— Точно так, Петр Николаевич. Запомнил.

— Да, и сразу после совещания — Кошко ко мне[5].

— Слушаюсь, — удивленно ответил Сигрист. — Кошко?

— Не понял? — усмехнулся Дурново. — Будет мне подноготную разъяснять и виновных с причастными расследовать.

Ничего не ответив, секретарь лишь кивнул и отступил в сторону, пропуская министра в кабинет. Совещание, вопреки обычаю, продлилось не более получаса, завершившись стремительным истечением присутствующих из кабинета. Самым озабоченным, но в тоже время каким-то неестественно веселым выглядел глава отдельного жандармского корпуса Святополк-Мирский.

Еще более поразила секретаря неожиданная сцена с Лопухиным. Недавно назначенный исполняющим обязанности директора бывший харьковский прокурор успел отойти от кабинета всего на десяток шагов, когда был остановлен двумя жандармами и, на глазах изумленных свидетелей, принародно объявлен арестованным. Покачав в удивлении головой, Сигрист прошептал вслух из Пушкина. — О сколько нам открытий чудных…, - и, махнув на все рукой, вернулся к столу, заваленному срочными и несрочными бумагами.

А открытий и наблюдений, причем весьма чудных и запоминающихся, достойных войти в историю, в этот день петербуржцам предстояло сделать немало. Когда еще в жизни увидишь, как роты гвардейцев не на параде, а в полном боевом, словно на войне, стоят заставами на улицах. И даже, вот уж неожиданность, окружают некоторые дворцы великих князей, включая дворец самой вдовствующей императрицы! Вовремя Ее Величество Вдовствующая Императрица Мария Федоровна уехала в родную Данию, словно чувствовала начинающуюся замятню. Наблюдавшим за этим действом зевакам лишь оставалось гадать, зачем жандармы, зайдя во дворец вывели оттуда нескольких лакеев. А затем — даже князя Шеваршидзе, которого молва давно называла любовником или даже морганатическим[6] супругом вдовствующей императрицы.

Магазины, особенно центральные, поспешно закрывались, а на мостах и улицах, в первую очередь на ведущих к рабочим окраинам, кроме войск, появились усиленные полицейские, в том числе конные, патрули. Страшнее стало, когда в самом центре столицы разгорелся настоящий бой у казарм Конного полка. Стреляли залпом винтовки, стрекотали несколько пулеметов, а под конец сего действа даже несколько раз грохотали пушки. Не менее громко отозвалась попытка части кавалергардов, успевших покинуть свои казармы, взять неожиданной атакой в конном строю Мариинский дворец. Атаку, к полному изумлению атакующих, встретил дружный залп из винтовок и очереди пулеметов. После чего, унтера, арестовав уцелевших офицеров, выбросили белый флаг и сдали эскадрон вышедшим из дворца пехотинцам.

Войска, вместе с усиленными полицейскими и жандармскими патрулями, простояли на улицах несколько дней.

Маньчжурия, около Сюаньчжоу, начало октября 1902 г.

— Господа офицеры! У всех налито? Тогда… — штабс-ротмистр фон Сиверс жестом фокусника извлек откуда-то пару чистых однопросветных погон и протянул Гаврилову. Стоящий рядом корнет Экк незамедлительно протянул успевшему взять погоны Михаилу стакан, до краев наполненный водкой. Причем не какой-нибудь местной «ханжой», а настоящим «столовым вином». Все остальные офицеры встали и теперь с интересом следили за действом, держа в руках разнокалиберные стаканы. А ничего особенного не произошло. Михаил взял стакан и, глубоко вдохнув, неспешно выцедил водку через слегка разомкнутые зубы. После чего разложил пойманные звездочки, до того лежавшие на дне стакана под слоем водки, на погонах, как бы целуя их. Все было бы гораздо сложнее, если бы незадолго до этого его не научил всему этому второй субалтерн пулеметной команды, корнет Оболенский. Пришлось несколько раз потренироваться, «выложить» правильно звездочки на погон оказалось не так уж и просто.