Первый Император. Дебют (СИ) - Логинов Анатолий Анатольевич - Страница 24

В Карловку прибыла полусотня казаков. А всего, как потом писали в газетах, для подавления беспорядков выделили девять батальонов пехоты, десять казачьих сотен и жандармский эскадрон. Для руководства ими приехали командующий Киевским округом генерал Драгомиров с министром внутренних дел и шефом жандармов Сипягиным. Полиция и армия обычно окружали восставшие деревни, после чего в них начиналась первичная экзекуция, сводившая к порке кнутом и изъятии награбленного. А затем самых виноватых арестовывали и этапировали в ближайшую тюрьму.

Однако в Поповке все пошло не так. Крестьяне, собравшись «миром», решили на сходе сопротивляться и не отдавать никого из своих на расправу. Поэтому появившихся у околицы казаков встретила толпа. Угрюмые крестьяне стояли стеной и не обращали внимания на увещевания сотника Листницкого. Когда же он приказал казакам двигаться вперед, толпа неожиданно ощетинилась вилами, кольями и косами.

— Прямо фаланга, — восхитился от неожиданности, усмиряя рвущегося от неожиданности коня, Евгений. — Казаки! Винтовки… готовь! — приказал он. Казаки, не успевшие тронуться с места, выровняли ряды и не спеша приготовились к стрельбе.

— Заряжай! Пли! — увидев, что крестьяне не реагируют на оружие, приказал Листницкий.

Залп получился дружным и прицельным, хотя сотник и не уточнял куда стрелять. Толпа на мгновение напомнила фигуру из игры «городки», в которую попало, вопреки правилам, сразу несколько бит. Потом раздались испуганные крики, смешавшиеся с воплями раненых и ревом бросившихся в атаку казаков. Испуганные крестьяне бросали импровизированное оружие и бежали куда глаза глядят. Казаки, обозленные сопротивлением, в азарте погони настигали их и секли нагайками, сбивали с ног лошадиными крупами, били ножнами шашек. Потом, ворвавшись в деревню, и разогнав крестьян по избам, раззадоренные казаки схватили несколько попавших под горячую руку крестьянок. Которых и изнасиловали прямо на улице. Причем несколько насиловали, а остальные, не слезая с коней, не давали мужикам подойти.

Листницкому с трудом удалось навести порядок, после чего приехавший с полусотней пристав с помощником арестовали пару уцелевших крестьян, участвовавших в грабежах.

Когда казаки уезжали, на окраине деревни, куда снесли убитых, стоял женский вой.

Российская Империя, Царское Село, апрель 1902 г.

— Хорошо, Екатерина, я довольна. Ступайте, — милостиво кивнув, Александра отпустила гофлектрису Шнейдер[10]доложившую ей о поведении и учебе девочек. Но на самом деле Александру Федоровну беспокоило совсем другое. Поэтому, как только Трина, как прозвали гофлектрису в Семье, вышла из кабинета, императрица резко встала и, с перекошенным готовой начаться истерикой лицом, подошла к иконостасу.

«Господи Боже, за что караешь меня? — перекрестившись, императрица опустилась на колени и остановившимся взглядом смотрела на старинную икону, изображающую Святую Троицу, мысленно читая молитву. Однако, посторонний наблюдатель заметил бы, что никакого облегчения эти нехитрые действия ей не принесли. Подойдя к столу, она машинально схватила лежавший на бумагах карандаш и сжала его, словно пытаясь раздавить.

«Нет, нет и нет. Не верю, что все дело в моей тетушке, — мысли текли по уже накатанной колее. — Но ее смерть и резкая перемена в поведении Ники… неужели все-таки он не любил меня, а лишь пытался использовать для того, чтобы втереться Грэнни[11] в доверие? И все его красивые слова, все, все… Но меняться он начала раньше. Незаметно для других, может быть. Только не от меня… И в постели, — она покраснела и потупилась, — стал вести себя иначе. Не сразу, но… и вообще последнее время ведет себя как сатир, — она опять покраснела, вспомнив принесенную Тутельс[12] историю с прачкой, — В Москве, во всяком случае вел. И скрывает от меня постоянно мысли и задумки, и уезжает куда-то инкогнито. Словно и не Ники, а кто-то посторонний, с его лицом и телом. Да и Иман, некогда любимый пес мужа, как-то странно на него реагировал. Словно почуял что-то чужое. А может…? Говорят, собаки и кошки могут чувствовать потустороннее… Неужели — доппельгангер?[13] — несмотря на полученное образование, а может и благодаря ему, Алиса была весьма суеверна. Суеверие и мистические настроения императрицы привели к тому, что у российского престола крутились всякие предсказатели и юродивые. — Надо бы как-то незаметно проверить… Но как… Филип! Только как, не выдавая моей догадки, заставить его проверить натуру Ники? — императрица слегка успокоилась, пытаясь придумать лучший способ, как использовать Филиппа Вашона для проверки своих догадок. Черногорские принцессы — Анастасия, герцогиня Лейхтенбергская и Милица, жена великого князя Павла, уверили императрицу, что он не колдун и не маг, а настоящий христианский целитель и провидец. Когда императрица вновь забеременела, в полном согласии с предсказаниями Вашона, он получил степень доктора медицины и чин действительного статского советника. Однако в предсказанный срок, родилась четвертая дочь, Анастасия. Француз объявил, что рождение девочки вместо мальчика, которого обещали звезды, доказывает необычность ее будущей судьбы, а двойная линия жизни на ладони — знак защиты и спасения от опасностей. Но императрица, несмотря на эти объяснения, несколько охладела к провидцу. Однако теперь она готова была от отчаяния воспользоваться любым, самым незначительным шансом.

В дверь, постучавшись, вошла камер-юнгфера.

— Государыня, к Вам — герцогиня Лейхтенбергская!

— Пусть войдет! — приказала Александра, подумав — «Это знак провидения! Сейчас я уговорю ее прислать мне милейшего Филиппа, а уж он-то найдет ответы на мучающие меня вопросы».

Китай, Ляодунский полуостров, Порт-Артур, май 1902 г.

Ясное весеннее утро неторопливо переходило в день. Солнце, поднимаясь над Порт-Артуром, все сильнее освещало город и окружающие его серые скалистые горы.

В порту и городе, несмотря на раннее время царило необычайное оживление. Впрочем, необычайным оно показалось бы какому-нибудь постороннему наблюдателю. Местные же жители, во-первых, за год уже привыкли к оживлению, царившему в городе и окрестностях после прибывшего сюда, в отдаленные от материковой России городки целого десанта государственных контролеров и жандармов. Во-вторых, сегодняшнее событие было настолько нерядовым, что практически весь город, а не только работники, военные инженеры и армейцы, поднялся с первыми петухами. Сегодня в город, задуманный и основанный как одна из главных баз флота, наконец-то возвращалась из Владивостока Тихоокеанская эскадра. Возвращалась, чтобы остаться здесь, как в главной базе новообразованного Тихоокеанского флота, включающего ныне Тихоокеанскую эскадру, Сибирскую флотилию и Крейсерский отряд. Последние два соединения продолжали базироваться на Владивосток, но подчиняться теперь должны были командованию флота, расположенному в Порт-Артуре.

Потому и спешили сейчас нарядно одетые горожане и даже вездесущие китайцы, японцы и корейцы к порту, в который вскоре должны были войти корабли.

Порт-Артур с моря казался очень негостеприимным и суровым. Взгляду с борта подходящего к городу корабля сначала открывался длинный горный хребет, круто обрывающийся в море. От огромных угрюмых желто-серых скал и ущелий, голых, лишенных даже зарослей кустарника, не говоря уже о деревьях, веяло тоской и холодом. Только поблескивающие на солнце стволы орудий несколько оживляли вид плоских вершин этих гор. Справа от прохода во внутреннюю гавань на отколовшемся от основного массива и остановившемся при падении в море скалистом утесе располагалась батарея, так и называвшаяся «Электрический утес», вооруженная мощными одиннадцатидюймовыми пушками (доставка которых из Либавы и установка на батареи потребовали немалых усилий). Оснащенная собственной электростанцией, питающей установленные электрические прожектора, что и послужило основанием для ее названия. Конечно, сейчас, в свете нарождающегося дня прожекторов видно не было, но стволы орудий, пусть укрытых за брустверами, ярко сияли под солнечными лучами.