Atem (СИ) - "Ankaris" - Страница 71

Сегодня всё сложилось иначе: «Вольфсбург» открыл счёт уже на восьмой минуте, а следующий гол влетел в ворота «Дортмунда» на одиннадцатой минуте. Второй тайм — ещё два гола от «Волков», и победа «в сухую». Вечер и ночь мы провели у отца. Было хорошо. Мы купили пива, отец приготовил барбекю. Мы говорили о футболе и философии. Лео и Ксавьер устроили драмм-батл на шампурах. Я наконец «проветрил» мозги.

В воскресенье утром я вернулся домой, Ксавьер увязался следом, мотивируя своё желание «повидаться с семьёй». А в итоге проторчал со мной в студии целый день, читая напутственные речи, пока я объяснял Тони, чем ему заняться во время моего отсутствия.

До лаборатории я так и не смог дозвониться, очевидно, по причине выходных. Зато оформил необходимые документы, купил билеты на самолёт: вылет завтра в полдень из Берлина. Сердце колотит в предвкушении, не могу понять приятном ли. Или всему виной оставленный вчерашней игрой положительный осадок эмоций от победы. Нет «фантазии в голове» всё же хуже «тумана».

10

В Берлине плюс один и мокрый снег.

— Вот, пожалуйста, — в окошке уличного фургончика при аэропорте показался наш заказ: два буритто и сок.

— Ты позвони, сразу как приземлишься, — опять повторил Ксавьер, поглядывая в сторону серой крыши терминала. — Какая там погода, проверил?

Если я молчу, он обязательно должен заполнить паузу какой-нибудь болтовнёй. Но погода меня волновала в последнюю очередь, поэтому нет, я не проверил. Набил чемодан тёплыми вещами, повинуясь своим интуитивным климатическим ощущениям.

— Угу, — невнятно промычал я, и Ксавьер собрался было сказать что-то ещё, но его отвлёк, а меня спас, телефонный звонок. На самом деле, он приехал в Берлин на встречу с Sony, а не для того, чтобы проводить меня. И судя по тем коротким фразам, что он произносил в свойственной ему военной манере, его день будет весьма напряжённым.

— Нужно ехать, Леманн сам куда-то улетает вечером, — сказал он, убрав телефон в карман.

— Угу, — только и смог я выдавить, а на глазах навернулись слёзы, и к горлу подступил горький ком. Какого чёрта я делаю?

— Всё будет нормально, дружище, — похлопал он меня по плечу. Без ироничного контекста слово «дружище» я слышал, лишь когда Ксавьер обращался к псу своего деда, оттого ещё противней. — Всё будет нормально, — его ладонь тяжело упала на плечо, словно крича об обратном. — Ну, психанула она, спиши это на безрассудность молодости.

— Угу, — кивнул я, хотя в данное объяснение верилось с трудом. — Я не хотел впутывать ни тебя, ни кого ты там просил помочь в решении моих несерьёзных проблем.

— А какие по-твоему «серьёзные»? — усмехнулся он, поперхнувшись буритто.

— Твои.

— Ой, да брось! Есть у евреев одна поговорка, — рассмеялся он, взмахнув рукой в перчатке, — уж больно она мне нравится. «Если проблему можно решить с помощью денег, то это и не проблема вовсе, а непредвиденные финансовые затраты». А если дело касается любви, то тут никакие ярлыки неприемлемы. Ты же знаешь, имея за спиной вооружённые силы Германии, для меня это сущий пустяк — раздобыть информацию, а что за причина лежала за твоим запросом — не должно волновать никого, раз в первую очередь это важно для тебя.

— За все годы нашего общения, не слышал от тебя подобного потока сентиментальности, — засмеялся теперь и я.

— Знаю, поэтому я, пожалуй, поеду, пока не разрыдался вслед за тобой. Давай, наберёшь меня по прилёту, — хлопнул он меня по спине и, хохоча в голос, направился к машине, а я пошёл регистрироваться на рейс. Порой та лёгкость, с которой Ксавьер относился к жизни меня пугала.

11

Самолёт вылетел по расписанию, и менее чем через четыре часа мы приземлились в Исландии. С учётом разницы во времени, получается, я даже вернулся в прошлое. Здесь ещё день, но громадное оранжевое солнце уже клонится к горизонту. Никогда не бывал тут раньше, впрочем, как и в Канаде. Отлёт — вечером. Пересадка в аэропорту со смешным названием Кеблавик. Взяв автомобиль в прокате, я умудрился покататься и по городку с одноимённым названием и вдоль побережья Атлантики. Температура, как и в Берлине, — чуть выше нуля, день — ясный, но ветреный, потому океан штормило. Непривычней всего было видеть пустые улицы, нетипичные домики и редкие деревья. Ещё кругом царила образцовая чистота, словно жители городка хорошенько прибравшись, вдруг решили устроить «тихий час» и отдохнуть после утомительной работы, оттого тут так и безлюдно. Совершенно уникальное место, точно сам край света, пропитанный всеобъемлющим одиночеством. Но самое удивительное здесь — небо, цвета которого окрашивали горизонт невыносимой щемящей грустью. Мне кажется, вся тоска планеты витает в кристально чистом воздухе этой богом забытой земли. Даже кислород на вкус другой, пропитанный солью морских слёз. Отчуждение и одиночество.

Обратно я вернулся с приличным запасом времени, но, как оказалось, в спешке не было нужды. Страна жила в своём размеренном темпе. Рейс до Монреаля задерживался. И я направился гулять по Duty Free и сувенирным магазинам.

— Сорок евро, — женщина с типичными для северян раскосыми голубыми глазами кивнула на браслет, что я, наверное, вот уже как минут пять пристально рассматривал. — Это не камень, лава.

И мы разговорились с ней о вулканах острова. Я поинтересовался, страшно ли жить в стране, что как заминированная комната. «Не страшнее, чем в Европе», — расхохоталась она. — «Сейчас часто поговаривают о возможном извержении Эйяфьядлайёкудль».

— Как простите?

— Эйяфьядлайёкудль, — запросто повторила она.

— Как же вы это выговариваете?! — удивился я.

— Скину вам пять евро, если сможете произнести с первого раза, — не унимаясь, хохотала исландка.

Я не смог. Даже со второго, и с третьего, и с четвёртого. К слову, браслет я вовсе и не собирался покупать, вспомнив о некогда приобретённой футболке с логотипом альбома группы, у меня назревали явно какие-то проблемы с памятью. Но после такого тёплого общения о географии и истории Исландии, мне и впрямь захотелось привезти что-то отсюда домой, да, женский браслет — самое «то». Однако я надеялся, что и он, и Эли, вернутся в Германию вместе со мной.

12

Солнце зашло пару часов назад. Сижу на своём кресле у иллюминатора в самолёте, в нетерпении ожидая взлёта. Моему сознанию нельзя давать такую волю, но ни музыка, ни чтение не в состоянии отвлечь от очередной метастазирующей мысли. Сейчас семнадцать часов, понедельник семнадцатого декабря, матч «Волков» был семнадцатым туром лиги, а дальше понеслась цепочка всех «семнадцатых» вещей, что мне встречались за последнее время. Не могу понять — это добрый или злой знак? Хорошо, что я додумался засунуть Евангелие в рюкзак, а не оставил в чемодане. Смотрю на часы и открываю книгу. 17:23: «…и убьют Его, и в третий день воскреснет…». Мне следует паниковать и просить отменить рейс? Достаю телефон и звоню Эли. «Абонент не может ответить…». Звоню в лабораторию. Тоже тишина и автоответчик лопочущий по-французски.

— Сэр, с вами всё в порядке? — обеспокоенно интересуется стюардесса.

— Можно мне стакан воды, — хрипит голос, и я изо всех сил стараюсь подавить чувство внезапно охватившего меня страха. — Любой, — предвидя её вопрос, уточняю я.

— Я тоже безумно боюсь момента отрыва от земли, — задорно и с французским акцентом произносит севшая рядом со мной девушка. — Поменяемся местами, когда взлетим? — И я перевожу на неё взгляд: миловидная блондинка с каре и обворожительной улыбкой. — Оу! Это у вас Библия в руках? — настороженно спрашивает она, и я убираю книгу в карман спинки кресла. — Если это вас хоть как-то успокоит, я — медик.

— Сэр, — протягивает мне стюардесса бутылочку воды, на что я лишь благодарно киваю.

— Вы говорите по-английски? — таращится на меня блондинка.