Болото - Левантская Гюрза - Страница 50

Женщина обдумала его слова, опустив взгляд, потом засуетилась, видимо, желая что-то спросить, но не зная как. В конце концов выдохнула и, показав ладонь, сделала второй рукой пишущее движение.

Лэтте-ри удивлённо уставился на неё. Она грамотная? С каких пор люди учат женщин грамоте? Или там, откуда она родом, нет подобных запретов? Но что собралась писать, ведь всеобщий ей неизвестен?

Так или иначе, он поднялся и пошёл в «свою» комнату за пишущими принадлежностями. Протянув ей необходимое, он впервые увидел на её лице столь озадаченное выражение. Что такого удивительного в пере и чернилах? Женщина аккуратно взялась за кончик и покрутила перо в руках. Неуверенно макнула в чёрную жидкость и прикоснулась к листу. На нём осталась жирная клякса. Это словно бросило ей вызов. Она начала покрывать бумагу какими-то незнакомыми символами, явно буквами. Символы повторялись, перемежаясь с кляксами, и Лэтте-ри понял, что она просто пытается привыкнуть писать пером. Выражение её лица при этом было столь по-детски забавное и увлечённое, что он не стал её останавливать, а тихонько вышел.

Ринни-то мёл коридор лазарета и моментально откликнулся, когда командир позвал его.

– Вот ключ. Мой дом помнишь? На столе угольные палочки. Принеси.

Мальчишка унёсся, будто за ним тени гнались.

Вскоре он вернулся и застал начальника за попытками научить его подругу держать перо. Успехи явно были налицо, но не настолько, чтобы изобразить то, что ей хотелось. Он отдал палочки и уже хотел выйти, но начальник попросил его остаться. Получив в руки уголь, женщина воспрянула духом и, взяв отдельный кусок бумаги, начала быстро рисовать схематичную картинку. Когда она закончила и протянула командиру листок, он озадаченно уставился на группы человечков, часть из которых держались за руки, часть были скованы. Кое-где он признал своих сородичей: она специально выделила уши. На картинке были и мужчины, и женщины, которых та обозначила, пририсовав штаны и юбки. Правда последние были странно коротки, такие, как он знал, бывают у сквирри.

– Ты что-нибудь понимаешь? – спросил он Ринни-то.

Мальчик некоторое время разглядывал картинку, потом показал женщине одного из человечков.

– Мама?

Это слово та знала и утвердительно кивнула. А потом показала на маленького человечка рядом и на себя. Ринни-то ещё минутку подумал и отдал командиру листок со словами:

– Она спрашивает, не у нас ли в плену находятся её отец, мать и брат.

Лэтте-ри аж вскинулся от такого вопроса. Разве она не видела всех… А. Ясно. Он показал на листок и покачал головой.

Женщина облегчённо выдохнула. Потом уставилась в окно, сжав кулаки и поджав губы, погрузилась в думы. Значит, она ищет свою семью?

Лэтте-ри встал. Он сложил рисунки и пишущие принадлежности на столике и, похлопав женщину по плечу, вышел, уведя Ринни-то с собой.

Она даже не обернулась.

В груди у Иры всё бурлило от эмоций. Жива. Такое пробуждение она не видела даже в самых безумных фантазиях. Уснуть с мыслью никогда не проснуться и очнуться живой и свободной. Разумом она осознавала происходящее вокруг, но почему-то всё казалось каким-то сладким бредом.

Ладно. Надо выдохнуть. Не, ну какие молодцы, откопали их всё-таки! Свет в окне был таким нереальным после стольких… кстати, сколько? Надо будет спросить… Дойти бы до окна, глянуть на улицу. Жизнь будто влетала в лёгкие с каждым глотком воздуха, не хотелось совсем обращать внимание на саднящие руки-ноги, на то, что голод не утолён полностью, и прочие мелочи. Жива! А здоровье – дело наживное. Поправится, не впервой.

Свободна.

Не верилось. Командир Лэтте-ри сказал, что это его личное спасибо. Здорово. Всегда пожалуйста. «Эх, знал бы ты, чём я тебе обязана, но на то, чтобы это объяснить, никаких жестов не хватит. Кстати, он выглядит довольно бодро для того, кто недавно не мог пошевелить ногами. Здорово, что они работают, значит, затраченные на массаж усилия не были напрасными. И выходит, что я проболела больше него? Время… спрошу».

Свобода. Новость о смене статуса сейчас затмевала собой даже факт того, что жизнь продолжается. Вот только что теперь с ней делать? Он сказал, что можно уйти. Отлично. Только вот теперь, когда были выбор и возможность крепко подумать, не хотелось бросаться в омут с головой. Хватит с неё одного необдуманного побега. Уйти куда? Искать дорогу домой? Её семья не в плену у дроу, начальник это подтвердил. Но тогда где они? Здесь, в этой жутковатой сказочке, или сходят с ума в поисках пропавшей без вести по всей Первопрестольной? Найдёт она путь, допустим, а дальше-то что? Надо быть чётко уверенной, что их тут нет, прежде чем прыгать обратно в кроличью нору. Обратной-то дороги… Необходимо покинуть Болото и идти искать. Сомнительно, что у них тут есть базы данных по залётным иномирцам, значит, спрашивать.

Знание языка. Проблема так и не решённая. Может, для начала остаться и попробовать справиться с этой задачей? Она и так проторчала тут не один месяц, парой больше, парой меньше. Рабочие руки у дроу лишними не будут, а теперь, когда с ней разговаривают и обращаются не как с рабыней, можно попробовать найти учителя, узнать эту странную страну получше и уже тогда выдвигаться. Вот только… У них же тут начальственный абсолютизм. Как батька рявкнул, так все и побежали. Сегодня её покровитель Лэтте-ри, который благодарен ей, а завтра придёт Самый-Главный-Дядя, поставит руководителем кого-то ещё – и всё, приехали. «Стоять-бояться! Сколько лет? Почему не копаем?!» Нет, уходить не просто можно. Уходить нужно. Именно сейчас, пока тут командует тот, кто имеет возможность и желание её отпустить. Вот только… Она глянула на свою одежду, которую сейчас составляли сплошные перевязки. И простынка. Ага. Ушла одна такая. В закат и холодные дали. Как бы так аккуратно спросить у местных, где раздобыть припасов? Может, поинтересоваться у мамы Ринни-то? Или Маяти? К начальству с этим вопросом топать как-то не хотелось, он и так с неё цепь снял.

Начальник Лэтте-ри. Удивил. Она думала, что на выходе из пещеры они, даже если не останутся «рабой» и «господином», то всё же будут держать дистанцию. На деле же он обращался с ней, как со старым другом. Эти неизвестно сколько дней полностью перевернули его отношение, и теперь она чувствовала неприкрытую заботу. Он первым сообразил, почему её так скрутило в помещении. Чёртова фобия! Вспоминать неприятно. Если бы не эта песня… И её опыты с письмом никогда бы не удались без его терпеливого наставничества. Мда… Стыдобища! Кто же знал, что пером писать не так просто, как в кино показывают! Хотя за всю жизнь держала в руках лишь шариковую ручку, но в её детстве ещё попадались книжки, где фигурировали слова «пёрышко» и «промокашка ». Значение слов было ей известно, хотя попробовать пользоваться этими предметами так и не довелось. И тут на тебе: перо! Настоящее, птичье, даже не перьевая ручка. Интересно, от какой оно птицы? Большое, тяжёлое, белоснежное. И ещё хорошо, что начальник не в курсе, что бумага покрыта не умными словами, а детскими: «мама мыла раму».

Как же хочется выглянуть в окно… После еды, этой до неприличия жидкой, но питательной каши, задача кажется не столь непосильной, как раньше. Она прислушалась. Вроде шагов доктора не слышно, он точно по головке не погладит. Суров Мерлин, ничего не скажешь, даже начальство покорно внимает. Но мы быстренько! Тихонечко взялась за бортик кровати и медленно спустила ноги вниз. Неприятно. Очень. Саднит и чешется во всех местах. Голова кругом.