В чужую юность (СИ) - Куковякин Сергей Анатольевич - Страница 36

После такой консультации, мне ещё сильнее захотелось Васины изумруды домой привезти. Ну, а кто бы от такой удачи отказался? Дурных у нас нет.

Глава 54 Литературный вечер

Вот и перешел я в разряд выздоравливающих. Лечебно-охранительный режим стал немножко посвободней, перевязки уже не каждый день, да и то место, на котором сидят, опять же реже иглоукалыванию подвергается. А то его в последнее время мягким, можно было назвать только условно. Даже йодную сетку мне на нём рисовали местные художники в белых халатах.

Вместе с тем, у меня и обязанности появились. Выздоравливающих здесь в роли санитаров используют. Даже специальный график имеется. Подошла твоя очередь и идёшь военную медицину крепить. Самая блатная работёнка – при операционной состоять. Чистая работа, можно сказать – стерильная. Ну, когда там всё после операции уберёшь, вымоешь до блеска. Иначе нельзя – для своих же парней делаешь. Такую работу на совесть выполнять надо. Если же операций нет – сиди, музыку в санитарской палатке слушай. Только не громко, раненые и больные в покое нуждаются.

Сегодня вечером я с Филологом дежурю. В пединституте он учился, но вследствие живости характера пришлось ему обучение временно прервать. Ничего, после дембеля наверстает, парень он сильно умный.

Как почти что два интеллигентных человека, всё же в институтах учились, сидим мы и к искусству приобщаемся. На кассетнике стареньком записи слушаем. Общая та машинка, в санитарской она и живет. Можешь приносить свои кассеты и слушать. Мы и слушаем.

Нравится нам с Филологом эта песня. Второй раз мы её за вечер уже проматываем. Не исключено, что и третий раз послушаем, но это – если не будет операций. Привезут кого – там уж не до песен.

А к песне из магнитофона, уже и наши с Филологом голоса тихонечко присоединились. Сами не заметили, как уже на три голоса петь стали. Вернее, мы только немного подпеваем. Как тут не подпеть – про нас песня…

Правильная песня. Её и через двадцать, и через тридцать лет петь будут…

Филолог на клавишу нажал. Кассетник замолк.

– Пойдём, Вов, перекурим.

– Пошли.

Меня тоже, как эту песню прослушаю, часто закурить тянет.

Сидим, курим. На приемный покой поглядываем. Не привезли ли кого? Если что – мы в полной готовности.

– Вот уж скоро год как эта песня появилась, а всё как послушаю – ещё раз хочется… Слова какие…

– Словам этим, Вов, лет уже много. Немного они нас даже постарше. Юрий Кирсанов за основу взял стихотворение Виктора Кочеткова. В шестьдесят первом ещё опубликованное. Переделал немного, добавил кое-что…

– Поэт-фронтовик писал.

– Да.

Посидели ещё. По второй выкурили. Потом в палатку пошли и ещё раз "Кукушку" послушали.

Филолог наш много знает. Ну, кто на кого учился… Не только Луку Мудищева может по памяти нам прочитать…

Глава 55 Операция

Ночь спокойно отдежурить не получилось. Мы уже с Филологом спать думали ложиться, но к приемнику подкатили уазик, а уже буквально через минуту мы с ним под руководством дежурной медсестры раненого на носилках в здание госпиталя тащили.

Досталось братишке не слабо – и грудь, и обе руки у него были все бинтами перемотаны. Причем бинты эти, кровью промокли довольно сильно.

Оказалось, что блокпост, где парнишка этот службу тянул, духи обстреляли. Один из снарядов разорвался рядом с ящиками, где лежали боеприпасы. Ну, они и рванули. Кого из наших сразу наглухо, так сопровождающий раненого лейтенант сказал, а привезенного, что жив остался – они перевязали и сюда. Повезло ему – вертушка быстро прилетела.

В приемнике мы парня на каталку переложили, рентген ему сразу наши сделали и велено было его в операционную доставить. Спросил я ещё – в какую, чтобы не перепутать чего. Операционных у нас две – малая и большая. По размеру они одинаковые, но в большой – два операционных стола имеется, а в малой – только один. Когда большой поток раненых, в перевязочных даже оперируют, но сегодня обе операционные свободны. Значит – бойца в одной из них спасать будут. Доктор в приемнике сказал, что в малую. Ну, нам как скажут. В малую, так в малую. А почему в малую, это мы уже потом узнали. Прямо на каталке оперировать решено было, чтобы не травмировать лишний раз раненого, туда-сюда его перекладывая. Да и вдруг, рентген ещё дополнительно потребуется.

Начальник хирургического отделения, тот майор, что и меня оперировал, уже там был. Помытый и одетый к операции стоял, руки в перчатках перед собой держал. Тут у них стерильность, не забалуешь.

Парню капельницу поставили, мне в углу на табуреточке сидеть было велено. Сказал майор, что если что-то понадобится – помогать буду. А пока сидеть и не отсвечивать.

Лампу включили, перевязочная сестра осторожно сняла у солдата повязку с груди. Начальник отделения так сделать велел. Сначала ранение на груди он прооперирует, а руки – подождут. Хирург и его ассистент широко обработали кожу груди йодом, а затем спиртом, обложили операционное поле стерильными простынями. Анестезиолог интубировал раненого и подключил его к аппарату.

Тут с рентгеновскими снимками в операционную ещё один доктор вошёл. Быстро так, буквально вбежал. Снимки эти начальнику хирургического отделения показывает, объясняет что-то.

Оказалось, если я правильно услышал, у парня в правой руке неразорвавшаяся граната от подствольника находится. Когда у них ящики с боеприпасами долбанули, всё в стороны и полетело. Ну, граната эта ему в руку и попала. Парнишка мускулистый был, насквозь руку ему не пробило, в мышцах та граната у него и застряла.

Позвали лейтенанта, который раненого сопровождал. В предоперационной нарядили его как хирурга во всё стерильное, маску на лицо одели. Посмотрел он снимки и подтвердил, что граната имеется, причем – на боевом взводе. Может в любой момент взорваться. Почему ещё не взорвалась? Сказать трудно, всяко бывает. Зажало её, вот пока и не взорвалась.