Ранним воскресным утром. Пёрл-Харбор. 1941 - Дененберг Барри - Страница 4

Она считает, что все, что говорит Линдберг, это полная чепуха.

Я точно не знаю, что думает папа, хотя он знает достаточно, чтобы не говорить маме ничего хорошего о Линдберге. В последнее время он выглядит все более озабоченным и все чаще и чаще говорит о «мрачном состоянии мира», «сгущающихся на горизонте тучах» и о том, что «они не оставляют нам выбора».

Посмотрим, проделает ли завтра вечером мама свой трюк «атака обжигающим супом». Если маме кто-то не нравится, она нагревает его тарелку с супом примерно до миллиарда градусов по Фаренгейту. Потом, когда он пробует первую ложку, она ждет, когда он содрогнется от боли, и говорит (самым искренним голосом): «Надеюсь, суп у всех достаточно горячий», — при этом старательно избегая смотреть на свою жертву.

Воскресенье, 26 октября 1941 года

Вашингтон, округ Колумбия

После ужина мама и папа начали спорить, что редко случается. Обычно они не спорят; я не говорю, что они никогда не спорят, но это бывает редко, и когда бывает, то происходит ЗА ЗАКРЫТЫМИ ДВЕРЯМИ. Они даже не повышают голос, поэтому невозможно услышать, что они говорят, даже если приложить стакан к стене. (Честно говоря, я думаю, что это пустая трата времени. От этого только уши краснеют.)

Спор начался, когда мы с папой помогали убирать десертные блюда, кофейные чашки и пепельницы из столовой. (Энди невероятно ленив и никогда не помогает, потому что он мальчик, и он уже поднялся в свою комнату.)

Папа всегда помогает маме убирать посуду, даже вытирать ее и складывать на место. (Он не любит мыть посуду, потому что от этого на его пальцах появляются морщины и ему трудно печатать статьи. Когда он об этом говорит, мама называет его Мистер «Ищу и Стучу».)

Я здорово умею подслушивать. В школе я постоянно подслушиваю разговоры учителей. Главное — где и как встать. Нельзя стоять лицом к лицу и даже спиной к спине (слишком очевидно). Нужно просто встать как бы боком и в сторонке. Достаточно далеко, чтобы они не заметили, что я рядом, но достаточно близко, чтобы слышать разговор. Необязательно подходить так близко, чтобы слышать каждое отдельное слово. Главное — не жадничать.

В этом споре забавным было то, что из столовой в кухню ведет дверь, и, когда папа нес тарелки в кухню, я слышала его до тех пор, пока он не скрывался за дверью; потом, когда он выходил, я слышала его и маму до тех пор, пока дверь не закрывалась; после этого я слышала только его слова и не слышала маминых, поэтому не могла как следует разобрать всего, но поняла большую часть.

Среди гостей на ужине был сенатор Грязная Грязь. (Это не настоящее имя — никогда не могла запомнить его настоящего имени, — просто так его называет папа. Папа говорит, что он «самая настоящая грязная грязь». Я называю его жену миссис Мышь, потому что она такая крошечная и никогда не говорит ни слова. Боже, как много духов она на себя выливает. Звук она издает только в одном случае, когда хочет, чтобы ее мартини «освежили», как она это называет. Мама говорит, что недавно миссис Мышь оправилась от полного нервного срыва. Хотела бы я на нее посмотреть до того, как она от него оправилась.)

Мама разозлилась, потому что папа ничего не ответил сенатору Грязная Грязь. Сенатор Грязная Грязь — изоляционист. (Я заметила, что он слопал весь свой мясной рулет и пюре и попросил добавки того и другого. Может быть, мама права.)

Папа становится еще терпеливее, чем обычно, когда мама так себя ведет, и это правильно, знаю по опыту.

Он объяснил ей, что цель званого ужина состояла в том, чтобы узнать мнение важных людей в правительстве, чтобы он мог БЫТЬ ПОЛЕЗНЫМ СВОИМ ЧИТАТЕЛЯМ. (Это очень серьезная фраза для папы, одна из немногих вещей, по поводу которых нельзя шутить.)

Мама, которая, конечно, об этом знает, ответила, что она готова слушать все, что угодно, кроме этого «изоляционистского бреда». Она сказала, что у нее нет читателей, которым она должна быть полезной (я подумала, что тут мама ужасно близко подошла к черте, которую нельзя пересекать), и что больше она не будет спокойно слушать это. В следующий раз она собирается высказать свое мнение.

Она сказала папе, что он «должным образом предупрежден». Папа выглядел «должным образом предупрежденным».

Понедельник, 27 октября 1941 года

Вашингтон, округ Колумбия

Я не собиралась говорить с Эллисон, даже если бы она заговорила со мной, но она со мной не заговорила. Всю последнюю неделю мне приходилось каждый день сидеть с ней в одном классе на каждом уроке, постоянно притворяясь, что она не существует.

Мама была права. Мне нужно иметь больше одной подруги. Мама думает, что было бы лучше, если бы у меня было две или три подруги или даже несколько подруг, но мне это не нравится. Мне нравится иметь только одну лучшую подругу, которой я могу доверять. Как только я приезжаю в новый город, я нахожу кого-то, кто становится моей лучшей подругой, вот так.

Слишком сложно иметь больше одной подруги. Но мама говорит, что иногда бывает не так сложно жить, когда у тебя много друзей.

Лучше бы я послушала ее, а то теперь я с ужасом иду в школу, потому что мне не с кем дружить, кроме Сильвии Прескотт. Сильвия милая и обожает меня, но это несколько неудобно, потому что она бывает надоедливой.

В любом случае я не понимаю, почему я должна ходить в школу. Скоро мы уезжаем на Гавайи, так какая разница? Я просто пропущу на пару дней больше.

Мама только посмеялась, когда я сказала ей об этом. К школе она относится еще серьезнее, чем папа.

Похоже, у нас бесконечный список дел, которые надо сделать, и все бегают вокруг, натыкаясь друг на друга, как шары на бильярдном столе.

Мне надо решить, что я возьму с собой, потому что мама говорит, что мы будем жить в гостинице, пока не прибудет наш багаж. Я понятия не имею, что носят дети на Гавайях. Точно возьму свои свитера из жесткой шерсти, хотя знаю, что там очень тепло. Я взяла юбки в складку, включая две клетчатые, черно-белую и коричневатую, и гольфы. Интересно, носят ли на Гавайях гольфы.

Я так занята, что у меня нет времени как следует сосредоточиться на том, что я боюсь впервые лететь на самолете.

Энди сказал, что это не страшно, а потом начал рассказывать мне все, чего я никогда не хотела знать о полетах. Понятия не имею, откуда он все это знает, если тоже ни разу не был в самолете.

Не знаю, почему мой первый полет должен длиться тысячу часов.

Мама сказала, чтобы я взяла с собой в самолет достаточно книг. Не знаю, скольких будет достаточно, но взяла две книги про Нэнси Дру — «Секрет старых часов» и «Тайна бунгало — маленький дом в большом лесу», а еще книгу «Годовалый олененок». Этого должно хватить на какое-то время.

После обеда я сидела в своей комнате и рассматривала книгу с картинками о Гавайях, которую принесла из библиотеки. В дверь постучали. В нашей семье существуют строгие правила насчет стука в двери. Папа твердо убежден, что у каждого должно быть право на уединение — у него и у всех других (это странно для человека, чья работа в основном состоит в том, чтобы совать нос в дела других, но я никогда ему не говорила этого).

Если кто-то находится в своей комнате за закрытой дверью, никто не может войти ни при каких обстоятельствах (если только это не чрезвычайная ситуация) до тех пор, пока человек внутри не разрешит войти. Мы часто стучим в двери и научились узнавать стук друг друга.

Энди стучит «бумбумбум», три удара подряд без перерывов, будто он собирается выбить дверь, если ему не ответят немедленно. Папа тоже стучит три раза, но это больше похоже на «тук, тук, тук». Очень вежливый и терпеливый стук, как и сам папа. Мы с мамой стучим дважды. У меня получается «тук, т-у-к», один удар короткий и один длинный, а у мамы «тук, тук», просто и четко.

Поэтому когда я услышала «тук, тук», то была уверена, что это мама, и сказала «войдите».