Танец страсти - Поплавская Полина - Страница 29

— Ты помнишь, каким он был? — спрашивала фру Йенсен. — Нет? Ах, ну да, он же старше тебя. Посмотри, каким он стал красавцем!

Она вынула из сумочки фотографию, с которой улыбался коричневый от загара мужчина в белых шортах и белой рубашке с короткими рукавами. “Так-так, кажется, фру Йенсен не прочь устроить мою судьбу”, — подумала Малин, глядя на фото и слушая, как учительница нахваливает своего бывшего ученика:

— Он любил две вещи: море и историю. Море, конечно, перетянуло. Но и любовь к истории дает себя знать… Он часто сообщает мне в письмах исторические подробности о тех местах, где ему удалось побывать.

И фру Йенсен, еще раз с удовольствием взглянув на фотографию, убрала ее назад в сумочку.

— Кстати, что ты думаешь о Египте и о египетской мифологии?

— Честно говоря, ничего не думаю, — призналась Малин.

— А напрасно! Эти мифы могут послужить прекрасной основой для твоей очередной постановки. Взять хотя бы миф о бегстве богини Тефнут в Нубийскую пустыню. Я так и вижу тебя, моя дорогая, в роли своенравной богини-львицы.

— Почему львицы?

— Тефнут часто изображали львицей. Чуть что — она уходила в пустыню, подальше от людей, и из-за этого в Та-Кемет случались продолжительные засухи.

— Та-Кемет… — повторила Малин. — Как красиво звучит!

— Еще бы! Но, вообще-то, никто не знает, как на самом деле звучали в Египте названия и имена — они засекречивали имена от сглаза, особенно имена фараонов, так что те иногда и сами не помнили, как их зовут. А теперь уже — никто не узнает… Ну так вот, Тефнут считала, что ее недостаточно ценят — и чуть не погубила все живое, покинув Та-Кемет. Вот так и бывает: все твое внимание занято чем-то одним, а другое, чем может быть наполнена твоя жизнь, страдает. — “Это-то уж точно сказано специально для меня”, — с улыбкой подумала Малин.

Они свернули в переулок, ведущий к набережной, и от воды дохнуло холодом. Малин поежилась и спрятала руки в карманы пальто.

— Трудно поверить, что сейчас где-то жара.

— Знойная пустыня, крокодилы, пальмы… — с улыбкой подхватила фру Йенсен. — Кстати, внук моей соседки, Илмы, смастерил к уроку истории удивительную поделку: макет пирамиды Хеопса из спичечных коробков высотой около полуметра, а рядом с пирамидой — пальма. Так что бы ты думала, для большего сходства сорванец обклеил ствол дерева мамиными накладными ногтями! Получилось очень похоже. — Малин улыбнулась. — Ну ладно, я тебе про Египет, а ты совсем замерзла. Пойдем ко мне, я тебя чаем отогрею!

Малин пила уже вторую чашку, а фру Йенсен принялась разбирать свое рукоделие, усевшись в любимом кресле у камина.

— Никак не могу подобрать рисунок для вышивки. Хочу вышить цветы, чтобы они были такими красивыми, как бывает только в сказке. Как ты думаешь, какие?

— Сказочные цветы? Это, наверное, такие, которые чаще всего упоминаются в сказках.

— То есть розы? Нет, не годится! Ведь какой рисунок ни возьми, всюду одни розы.

— Тогда, может быть, фиалки?

— Фиалки? Пожалуй. Спасибо, душа моя, я знала, что ты мне поможешь! — Фру Йенсен тут же стала набрасывать эскиз будущей вышивки. — Про фиалки, между прочим, тоже есть сказка, римская… Когда Юпитер разгневался на любопытных смертных, которые подглядывали за купанием Венеры, то превратил их в фиалки.

Малин в задумчивости вертела в руках чайную ложку. Щебетание фру Йенсен отвлекало ее от мыслей о Йене и о сегодняшнем странном сне… А ведь идти в музей ей предстояло только завтра. Она боится этого визита, потому ей и снятся такие сны. Но девушка не могла отделаться от ощущения, что во сне была какая-то подсказка.

— Фру Йенсен, — спросила она, — а почему большинство скандинавских мифов связано с деревьями? Вот, например, Иггдрасиль — это ведь ясень?

— Совершенно верно. И первый мужчина, как ты, вероятно, помнишь, тоже был из ясеня. А вот мы с тобой, если следовать той же легенде, наследуем привычки липы… — Она помолчала, нахмурив лоб. — Не понимаю, почему ясень… Мне всегда казалось, что самое мужественное дерево — дуб. Могучие, узловатые руки, то есть ветви, резные благородные листья! Знаешь, ведь если им не мешать, то дубы живут по тысяче лет. Вот и у древних римлян дуб — дерево Юпитера. А греки выбрали его главным оракулом… В наших мифах все по-другому.

— Дубы прочные и долго живут, — задумчиво произнесла Малин, — а викинги были честными и понимали, что мужчины вовсе не такие крепкие, какими хотят казаться. И боль не умеют переносить, и умирают, как правило, раньше, чем женщины, — отшутилась Малин, а секунду спустя уже проклинала себя за бестактность — старая учительница сразу сникла и загрустила.

— Может, ты и права…

— А вяз? — чтобы отвлечь ее от воспоминаний, Малин решила продолжить игру в любознательную ученицу.

— Вяз? — удивилась фру Йенсен. — А что в нем благородного и сказочного? Хотя, конечно, когда я читаю о “дремучих лесах”, мне представляются и вязы… Вяз прочный, я читала, что досками из него обшивали корпуса судов. Подай мне, пожалуйста, ножницы! Нет-нет, вон те, маленькие. Спасибо. — Фру Йенсен вроде бы опять повеселела. — Ты часто смотришь телевизор? — спросила она вдруг.

— Да нет, мне обычно некогда, и потом, я не всегда успеваю понять, о чем они там рассказывают, — честно призналась девушка.

— Ну, не ты одна такая непонятливая. Не удивлюсь, если они сами не разбираются в том, что говорят, потому что тоже не успевают. Я, собственно, не новости имела в виду. Мне часто делать нечего, так я, чтобы не скучать, часами не выключаю “Дискавери” или “Нэшнл джеографик”. Ну вот, недавно показывали баобаб, без листьев: не поймешь — где у него верх, а где — низ. Африканцам повезло со сказочным деревом. Я так себе представляю царство какой-нибудь ведьмы: каменистая пустыня и кругом — баобабы без листьев.

— А в соседнем с моим доме живет мужчина, очень похожий на баобаб, — сказала девушка, вспомнив толстого лысого человека, которого она часто встречала на улице, и, представив его себе, не удержалась от смеха.

— А между тем, дорогая моя, древние индийцы считали, — фру Йенсен не так-то просто было сбить с мысли, если уж она принялась рассуждать, — что надо встать под ветви баобаба и он даст тебе все, о чем ты его попросишь.

— А, так, значит, баобабы — это добрые волшебники! — Малин все еще смеялась. — Надо будет попробовать, хотя, боюсь, этот господин меня не поймет.

Часы на каминной полке показывали начало седьмого — скоро Малин все-таки придется выходить на улицу и, ступая по мокрой гранитной крошке, которой дворники уже успели густо посыпать улицу, брести к ближайшему спуску в метро.

— Еще чаю? — поймав ее взгляд, спросила учительница.

— Спасибо. У вас удивительно тепло.

ГЛАВА 9

Батман: ан, де, труа — поворот, еще поворот и снова: ан, де, труа. Пот лил градом. “Никогда больше не буду есть позже, чем за час до экзерсиса”, — пообещала себе Малин. Между утренними репетициями и ежедневной классикой оставался зазор в полчаса — как раз, чтобы выпить чашку кофе с булочкой. Но, похоже, сегодня этого делать не следовало: сердце стало бешено колотиться сразу после плие, а к адажио девушка уже не чувствовала своих ног и только по отражению в зеркале могла понять, что они еще работают.

Прыжки — и все, до следующей репетиции еще минут двадцать. Класс быстро опустел — все торопились с толком провести свободное время. Малин задержалась у зеркала, осмотрела себя с ног до головы. Такое впечатление, что она похудела: бедра и плечи стали как-то резче, и ребра сильнее, чем раньше, выступают под трико. Вообще, выглядит она не лучшим образом: лицо раскраснелось и пошло пятнами, черные пряди торчат из узла на затылке во все стороны.

— Тебя спрашивают — там, внизу, — окликнула Малин проходившая по коридору Стина. — Интересный мужчина. — Она весело подмигнула.

Малин накинула на трико пончо, по пути к лестнице заскочила в туалетную комнату, чтобы умыться, и побежала вниз. “Неужели Стина ни разу не видела Юхана?” — в том, что это был именно он, Малин не сомневалась: кто еще догадается искать ее в театре во время репетиции?