Дневник - Паланик Чак - Страница 5

– Хм-м, – говорит Делапорте и выпивает вино до безымянного пальца. – Он явно напутал с причастными оборотами.

Он читает:

– …ее груди висят перед ней, как пара дохлых карпов. У нас уже три года не было секса…

Становится совсем тихо, и Мисти пытается издать тихий смешок.

Энджел Делапорте протягивает ей фонарик. Он допивает свое ярко-оранжевое вино до места, где мизинец касается бокала, кивает на дыру в стене и говорит:

– Сами почитайте.

Брелок с ключами такой тяжелый, что Мисти приходится поднапрячься. Когда она прикладывает глаз к черной дырке, то видит слова на дальней стене: «…вы умрете, жалея, что когда-то ступили…».

Пропавшая кладовка для белья в Сивью, исчезнувший туалет в Лонг-Бич, общая комната в Ойстервилле – если начнут проверять, найдут то же. Истерический бред Питера.

Твой истерический бред.

…вы умрете, и мир станет лучше…

Во всех домах на материке, где Питер работал, во всех «капиталовложениях» написана и спрятана та же самая грязь.

…умрете, крича в мерзских…

Сзади Энджел Делапорте говорит:

– Скажите мистеру Уилмоту, что он неправильно написал слово «мерзких».

Все эти летние люди – бедняжка Мисти, она говорит им, что мистер Уилмот последний год был не в себе. У него была опухоль мозга, о которой он не подозревал, а как долго, мы даже не знаем. Не отнимая лица от дыры в обоях, она рассказывает Энджелу Делапорте, что мистер Уилмот работал в старом отеле Уэйтенси, и теперь нумерация перескакивает с 312 до 314. Где была дверь номера, теперь просто идеальный, безупречный коридор с плинтусами, лепниной, новыми розетками каждые шесть футов, работа высочайшего качества. Все как заказывали, вот только номера не досчитались.

Делапорте из Оушен-Парка болтает вино в бокале и говорит:

– Надеюсь, в триста тринадцатом в тот момент не было постояльцев.

У нее в машине есть лом. Эту дверь можно открыть за пять минут. Это гипсокартон, и все, говорит она мужчине. Просто мистер Уилмот сошел с ума.

Когда она просовывает нос в дыру и принюхивается, от обоев пахнет, как будто на них пришли умирать миллион сигарет. В дыре пахнет корицей, пылью и краской. Где-то в темноте слышно, как гудит холодильник. Тикают часы.

А по стенам тянется одна и та же тирада. Во всех этих летних домах. Выписана большой спиралью, с потолка и до самого пола, изгибается так, что когда стоишь посреди комнаты и поворачиваешься, чтобы ее прочитать, начинает кружиться голова. И тошнит. В свете брелока она читает:

– …убьют вас, несмотря на деньги и положение…

– Смотрите. Вот ваша плита. Как раз там, где вы думали. – Она отходит назад и дает ему фонарик.

Каждый мастер, говорит Мисти, подписывает свою работу. Помечает территорию. Паркетчики пишут на настиле, прежде чем положить паркет или ковровое покрытие. Пишут на стенах под обоями или плиткой. У каждого в стенах есть целая коллекция рисунков, молитв, имен. Дат. Там временная капсула. Или, что хуже, свинцовые трубы, асбест, ядовитая плесень, плохая проводка. Опухоль мозга. Часовая бомба.

Доказательство, что ни одно капиталовложение не бывает вечным.

То, чего вы не хотите знать – но не смеете забыть.

Энджел Делапорте, прижав лицо к дыре, читает:

– …Я люблю свою жену и ребенка… – Он читает: – …я не допущу, чтобы мою семью оттесняли все ниже и ниже такие, как вы, пошлые паразиты…

Делапорте наклоняется ближе, морщится и говорит:

– Какой интересный почерк! Вы посмотрите на его «в» в слове «вы» или «вонючая» – верхняя часть такая длинная, что накрыла все слово. Значит, на самом деле он человек, который стремится защитить тех, кого любит. – Он говорит: – А видите «б» в «убьют»? Хвостик слишком длинный, показывает сильное беспокойство.

Чуть ли не ввинчивая лицо в дыру, Энджел Делапорте читает:

– …убьют всех божьих детей, чтобы спасти собственных…

Говорит, что большие «Я» у него слишком узкие и острые, что значит, Питер умный, но смертельно боится своей матери.

Звеня ключами, он водит фонариком туда-сюда и читает:

– Я танцевал, воткнув себе в грязную задницу вашу зубную щетку…

Отдергивает лицо от обоев и говорит:

– Да, действительно моя плита. – Он допивает остатки вина, громко побултыхав его во рту. Глотает и говорит: – Я знал, что в этом доме есть кухня.

Бедняжка Мисти, она очень извиняется. Она отковыряет эту дверь. А мистер Делапорте, наверное, захочет днем почистить зубы. И сделать прививку от столбняка. И, возможно, вколоть себе гамма-глобулин.

Мистер Делапорте касается пальцем большого жирного мазка рядом с дырой. Прикладывает к губам бокал и скашивает глаза, потому что тот оказался пуст. Трогает темный влажный мазок на голубых обоях. Потом кривится, вытирает палец о халат и говорит:

– Надеюсь, у мистера Уилмота хорошая страховка и много акций.

– Мистер Уилмот последние несколько дней лежит в больнице без сознания.

Он достает из кармана халата пачку сигарет, вытряхивает одну и говорит:

– А вы, стало быть, управляете его ремонтной фирмой?

Мисти пытается рассмеяться.

– Я та никчемная жирная дуреха.

А мужчина, мистер Делапорте, говорит:

– Не понял?

– Я жена Питера Уилмота.

Мисти Мэри Уилмот, та самая отвратная, монструозная бабища во плоти. Она говорит ему:

– Я работала в отеле Уэйтенси, когда вы позвонили утром.

Энджел Делапорте кивает, глядя на свой пустой бокал. Бокал весь в поту и отпечатках пальцев. Он поднимает бокал и говорит:

– Может, вам тоже налить?

Он видит, где Мисти прижалась лицом к стене столовой, где дала слезинке вытечь и запачкать его обои в голубую полоску. Мокрый отпечаток глаза, гусиных лапок вокруг, obicularis oculi словно за прутьями клетки. Не выпуская из пальцев незажженную сигарету, Делапорте берет свой белый махровый пояс и трет пятно. Потом говорит:

– Я дам вам книгу. Она называется «Графология». Ну, анализ почерка.

А Мисти, которая и вправду думала, что дом Уилмотов, что эти шестнадцать акров на Березовой означают счастливую жизнь до конца дней, Мисти говорит:

– Может, хотите снять дом на лето? – Смотрит на его бокал и говорит: – Большой старый каменный дом. Не на материке, а на острове.

А Энджел Делапорте, тот оборачивается и смотрит через плечо на нее, на бедра Мисти, потом на ее грудь в розовой униформе, потом на лицо. Прищуривается, качает головой и говорит:

– Не волнуйтесь, волосы у вас не такие уж седые.

Его щека и висок, кожа вокруг глаза – все припорошено белым гипсом.

А Мисти, твоя жена, она тянет к нему руку с растопыренными пальцами, ладонью кверху. Кожа вся в красной сыпи. Мисти говорит:

– Слушайте, если не верите, что это я, понюхайте мою руку.

30 июня

Твоя бедная жена, она носится из столовой в музыкальную комнату, хватает серебряные подсвечники, позолоченные каминные часы, статуэтки – и запихивает их в наволочку. Мисти Мэри Уилмот, вернувшись с работы в первую смену, теперь разоряет большой дом Уилмотов на Березовой. Будто несчастный взломщик в собственном доме, она хватает серебряные портсигары, коробочки для пилюль и табакерки. С каминных досок и прикроватных тумбочек собирает солонки и безделушки из слоновой кости. Она таскает за собой наволочку, тяжело звякающую позолоченными бронзовыми соусницами и фарфоровыми блюдами ручной работы.

Все еще в розовой целлофановой униформе, под мышками пятна пота. К груди пришпилена табличка, которая разрешает чужим людям называть ее Мисти. Твоя бедная жена. Теперь прозябает официанткой, как ее собственная мамаша.

Вот вам и счастливая жизнь до конца дней.

После этого она бежит к себе, паковаться. Она тащит с собой связку ключей, гремящую, как якорная цепь. Связку ключей, похожую на железную виноградную кисть. Там есть длинные и короткие ключи. Узорные ключи с бороздками. Латунные и стальные. Одни пустотелые, как дуло пистолета, другие размером с пистолет – такой жена в приступе злости могла бы засунуть за подвязку, чтобы застрелить из него мужа-идиота.