Как заключенные в раю (СИ) - Немиро Людмила Ивановна - Страница 31

Я разрыдалась в голос, вжавшись в плечо Джоуи, а он, дрожа от напряжения, шептал мне, что все будет хорошо, что боль пройдет, что я прощу ему все это, снова и снова медленно и до невероятного болезненно подавался вперед. Я хотела умереть…

Остановившись на некоторое время, Джоуи чуть ослабил хватку, привстал и заглянул мне в лицо. Он весь покрылся потом от сдерживаемых эмоций, его глаза горели, когда он облизывал губы, говоря мне:

— Прошу, только не плачь. Я знаю… знаю, что тебе очень больно… Миа… Я… прошу тебя… не хочу, чтобы ты плакала. Возненавижу себя, — и по лицу Темпеста словно проскользнула тень, когда с его губ неожиданно прямо на выдохе сорвалось: — Я люблю тебя… Миа.

Я зажмурилась, потому что воздух внезапно закончился, и всхлипнула от боли и радости, одновременно взорвавшихся в груди. Джоуи, сам напугался собственных слов. Он так резко впился в мои губы, что от его страсти я на миг позабыла о боли, но когда он снова шевельнулся, стиснув меня в объятьях, я взвыла, выдыхая в его губы:

— Пожалуйста… когда это пройдет? Йоаким… когда…

Парень стал еще резче, и его поцелуй углубился… Что-то изменилось в нем… в нас… И я поняла что: теперь все было по-настоящему, совсем не так, как тогда, в юности. Теперь мы были взрослее, теперь я стала женщиной. Женщиной Джоуи Темпеста. Я ощущала, как страсть пожирает нас обоих, как поцелуи становятся серьезнее, будто с привкусом фатализма, неизбежности. Словно мы теперь навечно связаны. И я поняла — даже расставшись, даже не встретившись больше никогда, я все равно буду его женщиной, а он — моим первым мужчиной. Этого никто у нас не отнимет. Это будет то, что свяжет нас навсегда — воспоминания.

Боль не отошла полностью, но мне стало значительно легче. Терпимо. А губы Джоуи помогали забыть о дискомфорте. Нет, я все равно не могла не думать о том, что он делает, как мне тяжело принимать его такого горячего, откровенного и совершенно искреннего в своих действиях, но принимала и дышала тяжелее, потому что Джоуи знал, что делает. Он был уверен в том, что мне лучше. Я перестала стискивать его бедра, расслабилась, даже прикрыла глаза, тут же ощутив пальцы Темпеста на своем подбородке, потом ниже… на груди… И это было невероятно…

Он удерживал меня на месте, все целуя и целуя. Двигался и двигался, сильнее, уже не боясь, но смотрел в мое лицо, чтобы ничего не пропустить, не сделать мне больно. Он заботился обо мне. Джоуи… он любит меня. Боже! Он меня любит! Я наверняка умру наутро, потому что он уедет! Но он любит меня!

Снова расплакавшись, я закусила губу, от чего Джоуи замер, прерывисто дыша, утер мои слезы большим пальцем и с тревогой спросил:

— Тебе все еще больно, да?

Я солгала:

— Нет. Мне не больно, Джоуи, — и это было в то же время правдой, ведь боль сгустилась в области сердца, а физически я даже немного привыкла к Темпесту.

— Только не лги, — всматриваясь в мои глаза, попросил он, и я улыбнулась.

— Правда, мне совсем не больно, — и я решила, что должна сказать это: — Просто ты… любишь меня… — прозвучало совсем по-детски, на что Джоуи счастливо сверкнул глазами, мило улыбаясь.

Он кивнул, коротко поцеловал меня и проговорил:

— Поэтому плачешь? Все настолько плохо, Миа?

Он пытался развеселить меня, и я не могла испортить нашу встречу, потому тихо рассмеялась и сама потянулась к его губам…

«Ничего не плохо, Джоуи. Просто я не умею любить без боли. Такие чувства не бывают светлыми… Как они могут быть светлыми, когда ты уедешь? Я останусь одна… наедине с воспоминаниями… Как же мне страшно без тебя, Йоаким…».

По движениям Темпеста стало ясно, что он больше не может держать себя в руках. Он стал резче, словно бы тяжелее; приподнялся, чуть запрокинув голову, и на его скуле сбились пряди волос. На той самой скуле, где еще в кафе я заметила покраснение от удара…

Ох, нет, только не сейчас, нельзя об этом думать…

В последний миг, перед тем, как что-то теплое обдало мое бедро, Джоуи оторвал меня от подушек, подсунув руки под спину, и рывком прижал к своей груди, а я, закрыв глаза, вжалась в ложбинку между его плечом и шеей, и глубоко втянула воздух. Он несколько раз дрогнул, судорожно выдыхая мне в волосы, и опустил руку на мой затылок, поглаживая и чуть раскачиваясь из стороны в сторону.

— Моя девочка… — прохрипел он.

Сердце провалилось в пропасть, казалось, навечно, и я уже никогда не смогу его вернуть на место.

И не хотела возвращать. Я желала лишь одного: пусть эта ночь не закончится. Пусть Джоуи всегда обнимает меня, прижимает к себе, пусть признается в любви снова и снова, а я буду верить ему. Пусть не стану такой же откровенной в ответ, но он увидит все по моим глазам, поймет по тому, как я прижимаюсь, как снова хочу почувствовать его губы… и никогда не забыть их вкус.

Да, я наверняка умру наутро…

Глава 14

The sound of your voice

The touch of your skin

It's hauntin' me

Звуки твоего голоса,

Прикосновение твоего тела

Преследуют меня.

Europe «I'll cry for you»

Какое-то совершенно незнакомое, странное, невероятное ощущение поглотило всю мою душу, когда я едва начала приоткрывать глаза. Солнце разливалось по комнате приглушенным светом, а поскольку шторы были задернутыми, оказалось довольно душно.

Я осторожно повернула голову влево и первое, что увидела, это свою одежду, валявшуюся на полу. Вмиг вспомнив, что вчера произошло, я вспыхнула так, что, казалось, вот-вот превращусь в прах, и как бы глупо это не звучало, но встречаться утром с Джоуи мне хотелось меньше всего. Понимая, что даже двух слов не свяжу для приветствия, я осторожно пошевелилась и тут же, уткнувшись лицом в подушку, тихо заныла от боли, что взорвалась внизу живота. Даже думать не хотелось о том, как мне придется, крадучись, пробираться к ванной, ведь уйти в таком виде…

— О боже… — прошептала я в отчаянии, когда смогла, наконец, свесить ноги с кровати, и оглянулась через плечо.

Джоуи мирно спал, лежа на животе и подсунув руки под подушку. Его обнаженные плечи и спина, без сомнений, привлекли бы мое внимание при других обстоятельствах — скажем, вечером, когда я почти не смущалась — но сейчас я лишь краснела и дрожала от боли, что была ужасно неприятной. А пятна крови на белой простыне и вовсе вызвали во мне какой-то нелепый приступ паники, от чего я накрыла дрожащие губы ладонями, тем самым не позволяя себе разрыдаться, и встала. Колени подкашивались, но я удержалась на ногах и, присев на корточки, собрала свою одежду. Еще раз поглядев на Темпеста, я поспешила в ванную комнату, где тут же принялась, встав под теплые струи душа, лихорадочно смывать с себя признаки безумной ночи.

Я не знала, сколько времени можно здесь провести, чтобы не разбудить Джоуи, и как вообще проскользнуть мимо него, но мысли о том, что у меня ничего не выйдет, прибавляли еще больше страху. И к тому времени, как я закончила умываться, мое волнение привело меня к полному осознанию одного факта: со вчерашнего вечера все изменилось. Я была уверена, что теперь мои чувства к Джоуи примут иное значение. Отныне это будет что-то слишком глубокое. Такое, чего допускать в моем возрасте нельзя. Ведь я знала, каково мне будет без него…

Насухо вытеревшись, расчесав волосы лежащей на краю раковины щеткой, я застыла перед зеркалом. Мои припухшие от поцелуев губы притягивали взгляд, и я таращилась на них, думая, что скрыть подобное не удастся. Катаржина точно все поймет… Да она явно и так все поняла, ведь я не ночевала в общежитии.

Боже, сердце вдруг оборвалось от одной лишь мысли, что я бросила в клубе избитого Итана. В памяти всплыло его перекошенное злостью лицо, когда он кричал на меня, и ужасная печаль в его глазах, от которой мне стало так страшно, что я просто убежала. Итан остался там один. Да, конечно, его друзья позаботятся о нем, несомненно, однако я бросила его. Подло подала надежду, а после бросила. Я должна была сказать Итану о Джоуи раньше, но ведь по сути Темпест тогда не был моим парнем.