Закон Противоположности (СИ) - Лятошинский Павел - Страница 42

— А что ты нас гонишь? — возмутилась тёща, — Мирону полезно быть на солнышке.

— Мирону может и полезно, а я пойду, вещи отнесу, — сказал, подавляя гнев. Как случилось, что я последним узнал имя своего сына? Что за дела? Когда, наконец, меня в мою же семью примут?

Стынущий в печке Татры пропеллер последний раз прострекотал и замер.

«Вот и сказочке конец, — подумал я, — а кто слушал молодец. Так кончается моя жизнь. Рад, что в последние часы смог хоть и мысленно, но всё же побыть дома. Холодает. Пар со рта. Мороз уже в кабине. Пришел убить меня? Не угадал. Я умер давно, умер для всех в тот сраный день, когда Светка позвонила по поводу своих денег.

— Владимир, здравствуйте, — услышал я в трубке телефона зябким октябрьским утром, — Владимир, это Света, по поводу инвестиций в строительство, помните?

— Здравствуйте, помню.

— Как там наши дела, Володя? Проезжаю мимо участка, не пойму, техника какая-то стоит, но сроки строительства явно запаздывают. Что вы скажите?

— Ох, Светлана — Светлана. Что тут скажешь, ваша правда. Сроки ни к черту. Должен извиниться, но администрация никак не идет навстречу. Бюрократы ржавые, что с них возьмешь. Буду до конца честен, перспективы пока никакой. Заеду к вам вечерком, верну деньги, а как движение пойдет, вернемся к разговору.

— Вы меня прямо ошарашили, Володя. Вот что значит ретроградный Меркурий. Неужели никакой перспективы?

— Никакой. Ни света в конце тоннеля, ни даже намека.

— Жаль. Очень жаль. Так в какое время вас ждать?

— Точно не скажу, как буду выезжать, позвоню.

— Сегодня?

— Сегодня.

Положив трубку, я долго приходил в себя. Нашего разговора, к счастью, никто не слышал. С того дня, как Яна с Мироном переступили порог моего дома, я был вынужден коротать время на заправке. Тёща жила с нами постоянно, лишь по воскресеньям уезжая к себе. Воскресный папаша — так они прозвали меня между собой, потому что только в этот день я мог спокойно находиться в своем доме.

План действий был готов заранее, всё что оставалось, это быстро продать машину, перевязать резинкой деньги и передать их ей в руки. Знакомый перекупщик ждал только моего слова, он давно осмотрел Тойоту и назвал свою цену. Я не спешил со сделкой. К зиме цена на машины с полным приводом растет, но ждать больше некуда.

— Саша, привет, — небрежно начал я телефонный разговор. Моего собеседника звали Сасун, древнее армянское имя, говорили знавшие его люди, но сам Сасун предпочитал называться Сашей.

— Привет, как ты?

— Всё хорошо, машину мою брать не передумал?

— Нет, не передумал. Что ты? В любое время, я же сказал.

— По цене, накинешь? Зима близко, сам знаешь…

— Зима не так уж близко, а годы твоей машины идут, это я знаю. Цена падает…

— Не начинай, нормально же общались. Готовь деньги.

— Деньги всегда готовы. Жду.

Мы встретились на автомойке. Саша запрыгнул на водительское сидение, покрутил руль, любовно погладил приборную панель, бросил мне на колени пакет с деньгами и пустой бланк договора купли-продажи.

— Ты же знаешь, что я эту машину беру не себе. Какая тебе разница, подпиши как продавец, а кто покупателем будет, тому в паспорте машины лишняя сточка не нужна, — объяснил он.

Пересчитал деньги, подписал договор. После расчётов со Светланой, должно было остаться семьсот тысяч рублей. Не густо, но на подержанную машину хватало. Мы попрощались. Тойота величественно проплыла мимо, скрылась за поворотом. Заказал такси, и к пяти часам вечера был в офисе Светланы.

— Жалко, конечно, очень жалко, что так вышло, — причитала она, сжимая пакет с деньгами у груди.

— Скрывать не буду, тоже огорчен, — посетовал я, — но, жизнь продолжается. Если что-то изменится в лучшую сторону, сообщу вам.

— Дай-то Бог.

— Будьте здоровы, — сказал я на прощание и поспешил уйти.

Это был первый и последний раз в жизни, когда я возвращал деньги. Неприятно, даже больно, но зато теперь моя совесть чиста, никто не упрекнет, не скажет, что я жулик. Так себе мотивация. Вспомнил соседей, всю жизнь побиравшихся, но с чистой совестью.

Не стал заказывать такси. Должен экономить. Все деньги с продажи машины я отдал. Остались семьсот тысяч в тумбочке, из тех, что я брал у Светланы. Куплю дешевую машину, японскую или корейскую, буду на ней работать. Как-нибудь проживем. Отец поможет деньгами, никуда не денется. Он давно подмазывается, подарки малышу через бабушку передает. Вот и настало время серьезного разговора, всё же его вина в произошедшем тоже есть, впутал меня в эту историю со стройкой, а я делал только то, что должен был делать. И неплохо получалось.

Неторопливо бродил по центральным улицам, пинал листья. Стемнело. Сейчас бы согреть руки стаканчиком кофе. На телефон пришло сообщение от Яны со списком продуктов, затем ещё одно и ещё. Тоскливо. Отключил звук, спустился к набережной Дона. Здесь, на этом месте, мы поругались с Максом. Прошло больше года, а будто было вчера. Время летит. Интересно, как он живет? Захотелось позвонить ему, извиниться. Нет, извиниться это перебор, но просто поговорить. Вынул из кармана телефон. На экране одиннадцать пропущенных звонков от Светланы. Десятый час. Что ей нужно от меня?

— Что ещё случилось, Светлана? — возмущенно ответил я на двенадцатый звонок.

— Тут такое происходит, — выпалила она, всхлипнув, — такое происходит, срочно приезжай.

— Куда? Зачем? Что происходит? Можете нормально сказать?

— Деньги, которые ты привез. Эти деньги… их большая часть левые.

— В каком смысле левые?

— Фальшивые! Срочно приезжай.

— Никуда я не поеду. С чего вы взяли, что они фальшивые?

— Я заняла их человеку под проценты. Он поехал к меняле, обменять на доллары, и тот ему так сказал.

— То есть он не проверял их в вашем присутствии?

— Срочно приезжай. Либо ты привезешь через пять минут миллион двести семьдесят тысяч нормальных денег, либо я звоню в полицию, — завизжала Светлана и бросила трубку.

Жар залил лицо, кровь от рук и ног хлынула в голову, мощно пульсируя в висках. Вспотевшие ладони отпечатались на экране телефона. Пальцы. Мои пальцы на каждой купюре! И что? Это же купюры, это деньги и на них сотни, отпечатков. Сотни отпечатков и среди них мои. Мои и перекупщика Саши. Может, он и сунул мне фальшивые купюры, я не проверял. Звоню ему. Гудок за гудком, тишина. Пишу сообщение: «Срочно перезвони». Сообщение доставлено. Не читает. Бьет дрожь. Прочитает и перезвонит, он никогда не отвечает сразу, и это сейчас даже хорошо, потому что говорить я не в состоянии. Да и что сказать? Что он дал мне деньги, я отдал их другому человеку, другой третьему, третий четвертому, который сказал, что они не настоящие, но никто не видел, как тот их проверял? Бред какой-то. Даже банк не принимает претензий, если деньги не пересчитаны на глазах у кассира, а тут такое. Но там мои пальцы. Отпечатки на фальшивых деньгах. На каждом долбаном листе.

Я ждал, он не звонил. Прошло двадцать минут, я набрал его номер ещё четырежды, на четвертый раз услышал в трубке: «Вызываемый абонент недоступен, перезвоните позднее».

Времени нет. Нужно бежать, укрыться. Забрать Яну, детей, прыгнуть в такси, уехать. Обещал ей Сочи в межсезонье, вот и прокатимся. До дома далеко, пытаюсь бежать, но ноги не слушаются, берцовые кости болят так, что вот-вот лопнут. Не могу сделать и шага. Ловлю проходящие машины. Лет сто так никто уже не делает, плевать, мне нужно уехать. Мимо проносится старый Опель, резко тормозит, сдает задним ходом, водитель нависает над сидением, усердно крутит ручку стеклоподъемника.

— На Лесопарковую, только очень быстро, — захлёбываюсь в отдышке.

— Пятьсот устроит?

— Устроит, родной, главное поспеши, — говорю, захлопывая дверь.

Машина рвет с места, оставляя позади густое облако пыли и выхлопных газов.

— Случилось что-то?

— Утюг не выключил…

— А, — кивает водитель, — так и подумал. Я вообще-то не таксист, просто катаюсь по городу. Как-то раз дома паяльник не выключил, хорошо, недалеко уехал…