Закон Противоположности (СИ) - Лятошинский Павел - Страница 38

Я и сам был бы рад пресмыкаться и служить ей, самозабвенно, ничего не требуя взамен, как бесхитростное дитя у нерадивой матери. Но дома я не от большой любви, а из боязни. Страх возник из ниоткуда и быстро заполнил собой пространство, как искра разгорается до лесного пожара. Боюсь оставить её дома одну. Вдруг понадобится помощь? Вдруг внезапно, начнутся роды? Так ведь бывает. Спать с Яной больше не ложусь, боюсь, что дернусь во сне, закину на неё ногу, и случайно убью нерожденного малыша. Боюсь встретить знакомых, боюсь их расспросов и червивых завистливых глаз. Вздрагиваю от любого шороха, почти не сплю, нет аппетита. Это не продлится долго, утешаю себя, скоро он родится, приедет домой, мы будем вместе, мы будем счастливы. Пробуждается новый страх: а если он родится нездоровым или, не дай Бог, мертвым, такое ведь тоже бывает, и тогда я готов умереть сам, отдать свои силы и годы до последней минуты, лишь бы с ними было всё хорошо.

Раздражает показушное спокойствие Яны. Она ведет себя, как корова в Индии, которую абсолютно ничто не заботит.

— Почему ты ничего не ешь? — спросила она за завтраком.

— Да так, — сухо ответил я, — задумался.

— О чём?

— Ни о чём.

— Тогда о ком?

— О нашем сыне, — сказал я помедлив. — Каким он будет?

— Маленьким, — усмехнулась она, — красненьким и ещё беззубым.

— Это понятно, но неужели тебя совсем ничего не пугает?

— Меня ты пугаешь. Что происходит? Ты какой-то нервный.

— Я постоянно думаю, что если, вдруг, ну, если, не дай Бог, — я никак не мог найти подходящего слова и всё мямлил, — ну что если вдруг, ну, он будет какой-нибудь не такой, особенный.

— Никогда не смей так думать, а тем более, говорить, — нахмурилась Яна, — какой бы он не родился, он наш сын. Зачем ты затеял этот дурацкий разговор?

— Ты сама спросила, — продолжал я виновато мямлить, — и к тому же, разговор вовсе не дурацкий. Это важно. Я извелся уже об этом думать. Тебе скоро рожать, понимаешь?

— Да ты что? А я не знала, — съязвила она.

— Вдруг что-нибудь с тобой случится. Я не переживу.

— Перестань, дурачок, всё будет хорошо, — сказала она и небрежно потрепала за волосы. В еду посыпались мелкие чешуйки перхоти, я отдернул голову. — Как говорит мой гинеколог: беременной не останусь. Всё будет хорошо, — утешала она меня, как будто мне скоро рожать, а не ей.

Мы больше не возвращались к этому разговору, но дурные мысли не оставляли ни на минуту. Спустя десять дней после нашего разговора Яна разбудила меня в пять часов утра. Я только уснул после тяжелых раздумий, мне снилась мать, она радовалась.

— Вова, Вов, просыпайся, — трепала Яна меня по плечу, — Вова вставай, я рожаю.

Я подскочил, и, не успев пробудиться, стал судорожно хватать одежду, натянул джинсы, надел майку шиворот — навыворот, искал возле дивана носок, понимая, что времени нет, решил ехать без носков. На кухне я плеснул себе в лицо холодной воды, прополоскал рот, сплюнул в раковину и выскочил в коридор. Яна ждала одетая, обутая, аккуратно причесанная, и, к своему удивлению, я даже заметил на её лице лёгкий утренний макияж.

— Сумку взяла, документы взяла, вроде бы ничего не забыла, — бубнила она под нос совершенно спокойно, будто бы мы не рожать ехали, а собирались в ресторан.

Завел машину, помог Яне сесть, а она всё шептала что-то и непонятно было, то ли молится, то ли в сотый раз мысленно перебирает вещи в спортивной сумке. Я вел аккуратно, но быстро, Яна гладила правой рукой живот, а левой крепко сжимала мою кисть, впиваясь в кожу аккуратно подпиленными ноготочками. Через пять минут мы были в приемном отделении роддома. Меня с вещами оставили в коридоре, а Яна ушла с дежурным врачом. «К чему снится мать?» — думал я, не замечая ничего кругом, не обращая внимания на подъезжающие одна за другой кареты скорой помощи и на толпы людей, которые в столь ранний час носились мимо, заполняли анкеты и сортировали вещи в пакетах, — «нужно посмотреть в Интернете. Ещё нужно посмотреть, к чему снится покойник». Они вернулись через полчаса, врач держал её под локоть и что-то сосредоточенно рассказывал, а она виновато улыбалась.

— Пойдем, — сказала мне Яна, поравнявшись.

— Как пойдем? Куда? А рожать? — возмутился я.

— Ложная тревога, — усмехнулся врач, — это называется предвестники. Ощущения, в общем и целом, похожи, но вам ещё рановато. Приезжайте через неделю.

— Доктор, а через неделю, это ровно через семь дней? — уточнил я.

— Через неделю, молодой человек, это не позднее, чем через семь дней.

Я кивнул, подхватил спортивную сумку, и мы вышли на улицу. Утро было пасмурным, накрапывал дождь.

— Зонт, вот что забыла, — задумчиво произнесла Яна, подставляя ладони холодным каплям.

— Ну, ты гулять сегодня не собиралась, как я понял. А ещё говорила, что беременной не останешься, — пошутил я. Яна звонко рассмеялась.

— Не смеши, а то рожу прямо в машине, будешь знать.

— Представляешь, как удивится доктор?

— Представляю. Попросишь с него за химчистку.

— Не шути так.

— Тебе можно, а мне нельзя?

— Я рожать не собираюсь.

— Я сегодня тоже, так что поехали уже домой, поспим ещё часок, раз такое дело.

Яна задернула шторы, легла в незаправленную постель и моментально уснула. Я спустился на кухню, заварил растворимый кофе, сел за стол, подпер голову обеими руками, уставился на чашку, задумался. Врач сказал, что она родит не позднее чем через семь дней, то есть в любой момент. В любую минуту могу стать отцом. Готов ли я к этому? Справлюсь ли? Думать нужно было раньше, а не теперь. Что сделано, то сделано, я скоро стану отцом. Капли срывались с кухонного крана, гулко ударялись о металлическую раковину. Дождь барабанил в окно и по жестяному отливу, отдаленно слышались раскаты грома. Сынок правильно мыслит, такую погоду лучше переждать в утробе. Некуда спешить, и ничего тут хорошего нет.

Я, должно быть, просидел не меньше часа, кофе остыл, дождь стих. Яна вошла неслышно, стала напротив, потирая сонные глаза.

— Сидишь?

— Сижу.

— Поспал бы.

— Не хочу. Всё равно не засну. Послушай, — оживился я, — а ведь сами роды, это ж совсем не дёшево, да?

— Да.

— Насколько не дёшево?

— Ну, как договоришься.

— А ты?

— А что я? Я как все. Хочешь дать денег, дай мне. Я от денег никогда не отказываюсь, — раздраженно произнесла Яна, отпила из моей чашки и сморщилась. — Гадость, как это можно пить?

— Нормальный кофе.

— Молока хоть подлей.

— Нет молока, закончилось.

— Так купи. Дети скоро проснутся, кормить нечем.

Магазин открывается в девять, то есть через семь минут. Не расшнуровывая, я надел стоптанные кроссовки и засеменил по узкому тротуару, перепрыгивая лужи и цепляя головой мокрые ветки абрикоса. Грузчик хватал из кузова фургона красные ящики с молочной продукцией местной фабрики, выстраивал их по три один на другой, цеплял самодельным крюком из арматуры и тянул в самый конец торгового зала, складывал в холодильник. За стеллажами с хлебом мелькнула знакомая фигура, я пригляделся и между полок отчетливо разглядел рыжую морду Игоря. Он тоже меня заметил и подошел. Оказывается, покойник снится — к неприятной встрече.

— Доброе утро, — сказал он, натянуто улыбаясь, и протянул руку.

Я нехотя ответил на приветствие. Возникла неловкая пауза.

— Как дела? — всё так же неискренне поинтересовался Игорь, — как поживает папа?

— Хорошо. Всё просто замечательно. Спасибо, что беспокоишься.

— Слышал, он его всё-таки продал. Вот намучается с ним кто-то.

— Кто и что продал? — воскликнул я удивленно.

— Участок тот, который под стройку был. Ты разве не в курсе?

— Не интересуюсь особо. Что-то такое слышал, — соврал я, чувствуя, как по спине пробежал холодок. — Я тут подумал, тоже, наверное, на юриста пойду учиться, — продолжил я врать. — Профессия у тебя хоть и гнилая, но есть свои интересные моменты. Вот скажи, если человек, допустим, продал вещь, которой уже нет, что будет?