Портрет моего мужа (СИ) - Демина Карина - Страница 72

- И ты это все увидел?

- Мне рассказали. Понимаешь, когда он умирал, граница миров словно разошлась, и я, наконец, смог различить голоса. Шепот их... их было так много. И они требовали справедливости. Смерть за смерть. Боль за боль. А я... я сделал, как они просили. Это оказалось не так и сложно... удержать душу в гниющем теле... даже когда плоть отваливалась кусками, он продолжал жить. Чувствовать. Орать... он так орал... правда, он сам поставил на мою комнату щиты, чтобы я своими воплями никого не побеспокоил. Утром... его хватились.

Йонас закрыл глаза.

- К огню.

- Знаешь, а мне больше не холодно... бабка надавала мне пощечин. Хорошего гувернера найти непросто...

- Ты...

- Рассказал. Попытался. Но она заявила, что это не имеет значения. И никто не должен знать, да... только... не получилось. Сила... ее сложно запереть. В тот день... я прошел инициацию... не нужно никого резать... или сердце вырывать из груди... ритуальные пытки и все остальное... не спорю, кто-то без них не способен, а я... я просто открыл границу. Я вынес приговор. Я исполнил его.

- Сколько тебе было?

- Десять.

Он все-таки пошел. Осторожно. Останавливаясь после каждого шага. Замирая, будто не до конца веря собственному телу.

- Бабка... испугалась. Я слышал... тогда еще я ясно слышал, что происходит. Людей. Не только их. И убивать... убивать мне не хотелось. Позже почему-то... маги берут силы извне. А некроманты так не могут... то есть, могут, но нужно убивать. Я убивать не хочу. А своих, здесь, внутри, - он положил ладонь на впалый живот, - почти не осталось. Наверное, скоро издохну.

Йонас упал на козетку и потянулся за покрывалом. Вытащил из складок нож.

- Я вчера совсем безумным был?

- Не помнишь?

- Помню. И поэтому спрашиваю. Я знаю, что люди боятся таких, как я.

- Боялись. Таких, как ты, больше нет. И нет, я не испугался. Ты пока показал себя вполне вменяемым.

Мальчишка прикусил губу.

- Я убивал животных.

- Животных.

- Я не понимаю, почему... я читал... много читал. Это ненормально. Мы... чувствуем смерть. И боль тоже. Но чтобы зависимость такая... мне постоянно приходилось бороться с желанием кого-нибудь... кому-нибудь... и я не уверен, что оно не вернется. А если вернется, то как узнать, сумею ли я справиться?

- Никак.

- А если не сумею, я стану опасен...

- Даже если сумеешь, все равно ты будешь опасен.

Кирис добрался до камина и опустился на пол, сунул еще пару деревяшек, отметив, что осталось их не так и много. По-хорошему, следовало снова пройтись по комнатам, разбить какой-нибудь старый стол или табурет... на кухне, кажется, был такой. Но это означало необходимость двигаться, а Кирис категорически не желал шевелиться.

Огонь, выглянув из камина, приветливо коснулся ладоней, словно успокаивая. Мол, все-то будет хорошо... правда, возможно, что не сегодня.

И не у Кириса.

- Голова все еще болит, - мальчишка мазнул по носу, из которого пошла кровь. - А она не должна... я не делал ничего, что бы требовала таких сил.

- А кости?

- Они сами хотели подняться.

Некромант зажал переносицу пальцами и забился в покрывало.

- Это... я никогда и ни с кем... не говорил. Кому охота говорить о мертвых? Или с чудовищем... да и опасно мне с людьми... сестрица... дура... вечно лезла, особенно, когда плохо... я не хотел, чтобы она... чтобы ей тоже больно... вот... но мертвецы беззащитны. Если душа уходит к Джару, то тело остается кормить мир. Плоть - всего-навсего плоть, а вот душа, она вечна... и изменчива в вечности. Но иногда она не желает уходить, понимаешь? Иногда задерживается. Или ее задерживают. Например, болью. Или несправедливостью. Или делом, которое не окончено, но это реже. Там, на стыке миров, дела становятся неважны... а вот боль или несправедливость, или и то, и другое... души не принадлежат этому миру. Он от избытка их болеет, но изгнать не способен. И тогда появляются подобные мне... эти кости взывали о справедливости. Они там лежали очень давно... они шептали, но я не слышал. Пока вот...

Из складок покрывала появился клинок, по-прежнему выглядевший жутковато. Даже более жутко, чем прежде. Он потемнел, словно обгорел, и сделался тоньше, изящней.

Как раз по руке.

- Знаешь, что он говорит?

- Откуда?

Мальчишка пожал плечами. В его представлении не было ничего странного в способности вещей к разговору.

- Он говорит, что я отравлен. И что мне нужна кровь.

- У меня больше нет.

- Я знаю. Я... не собираюсь. Ты и без того... дал силы. Ему. Больше никогда не трогай чужие вещи, ясно? - Йонас был предельно серьезен. Тонкие пальцы скользнули по кромке лезвия. - Он мог бы забрать твою жизнь. И забрал бы, если бы решил, что мне нужнее...

- Тогда спасибо, что не забрал.

Огонь согревал, но с теплом возвращалось и чувство голода. А уж его-то разговорами не утолить. В животе тотчас заурчало, и Кирису подумалось, что время-то самое то.

Ужина.

Глава 36

Глава 36

В столовой горели свечи.

Дюжины три.

Или четыре.

Свечи украшали огромную люстру, которая, казалось, парила в воздухе, потому что темнота скрывала цепи. Свечи отражались в столовом серебре и хрустале. Они поднимались из сложных цветочных композиций и слегка чадили.

Стало душновато.

- Доброго вечера, - поздоровалась я с эйтой Ирмой, которая к ужину переоделась.

Платье цвета малахита.

Жемчуг.

Лайма была в лиловом. Темный чернильный оттенок подчеркивал общую ее бледность, придавая ей какой-то болезненный оттенок. А уж в массивном опаловом ожерелье, обвившем шею, было что-то от ошейника. Дорогого, но все же...

Сауле... в белом.

Жертве белый к лицу. А вот Сауле - не слишком идет. Ее кожа в свете свечей выглядит рыхлой, нездоровой, а вот волосы словно потускнели. Да и фасон на редкость нелепый. Эти присобранные рукава, округлый какой-то девичий вырез, расшитый мелким речным жемчугом. Складка под грудью, будто нарочно придающая платью объем. В таком удобно прятать растущий живот. И...

...жених и невеста.

И пусть невеста далека от идеала, но... это ведь ничего не значит. Если Сауле беременна, то...

Я уколола себя булавкой, прогоняя лишние мысли. Беременна или нет, это не имеет значения. Это, если разобраться, ее личное дело. И быть может, рыжего, но никак не мое.

Я, между прочим, замужем.

Пока еще.

- И все-таки... - эйта Ирма склонилась к любовнику, который, к слову, выглядел несколько потрепанным. - ...некоторые особы поразительно наивны. Я еще могу понять, почему они вообще заказывают поддельные драгоценности, настоящие не всем по карману, но... нужно же меру знать. Розовых алмазов подобного размера попросту не существует!

- А мне нравится, - я погладила камень, заодно посылая легкий импульс, который исчез в бездонной его глубине. - Красивенько получилось. Мар, тебе нравится?

- Очень.

- Я, наверное, себе еще и бусики сделаю, - я позволила Мару усадить меня. К слову, место за столом сместилось, и теперь я удостоилась высокой чести сидеть по правую руку супруга. Лайма приподняла бровь.

Сауле пьяновато икнула.

Кажется, она вообще плохо понимала, где находится.

- Такие, знаете, чтобы камушек, а потом жемчужинка. И еще камушек. Я такие в одном каталоге видела, только там камушки были белыми. Белые, как по мне, совсем некрасиво. А розовенькие - это мило. По-девичьи.

Эйта Ирма подняла глаза к потолку.

Я тоже.

Ничего. То есть, ничего не видно. Если люстра, объятая огнем, это по-своему красиво, то вот выше ее - тьма кромешная.

- Объясните ей кто-нибудь, что это нельзя носить.

- Дорогая, - подал голос Юргис. - Редкий случай, но все же... ты ошибаешься. Камень настоящий.

- Что?

- Я разбираюсь в камнях. Позволите?