Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Самые знаменитые ученые России - Прашкевич Геннадий Мартович - Страница 60


60
Изменить размер шрифта:

Амалицкий был одним из таких капитанов.

Климент Аркадьевич Тимирязев

Физиолог-ботаник, дарвинист.

Родился 3 июня 1843 года в Петербурге.

Происходили Тимирязевы из старинного дворянского рода, но отец Тимирязева всегда считал себя заядлым республиканцем. С армией Кутузова в Отечественной войне 1812 года он дошел до Парижа, откуда был отозван в Петербург за вольнодумство. В Петербурге служил директором таможни. На вопрос, какую карьеру он готовит для сыновей, Тимирязев-старший шутливо, но и с долей серьезности отвечал: «Какую карьеру?… А вот какую… Сошью пять синих блуз, как у французских рабочих, куплю пять ружей и пойдем мы – на Зимний дворец!.». Понятно, что высказывания такого рода не могли не сказаться на развитии его карьеры: должность директора таможни была упразднена и Тимирязев-старший остался не у дел.

«…С пятнадцатилетнего возраста, – вспоминал Тимирязев, – моя левая рука не израсходовала ни одного гроша, которого не заработала бы правая. Зарабатывание средств существования, как всегда бывает при таких условиях, стояло на первом плане, а занятие наукой было делом страсти, в часы досуга, свободные от занятий, вызванных нуждой. Зато я мог утешать себя мыслью, что делаю это на собственный страх, а не сижу на горбу темных тружеников, как дети помещиков и купеческие сынки. Только со временем сама наука, взятая мною с боя, стала для меня источником удовлетворения не только умственных, но и материальных потребностей жизни – сначала своих, а потом и семьи. Но тогда я уже имел нравственное право сознавать, что мой научный труд представлял собою общественную ценность, по крайней мере такую же, как и тот, которым я зарабатывал свое пропитание раньше».

В 1861 году Тимирязев поступил в Петербургский университет на камеральный факультет. С камерального он вскоре перевелся на естественный. Из профессоров с особенной благодарностью всю жизнь вспоминал А. И. Бекетова и Д. И. Менделеева. Собственно, и физиологию растений как предмет постоянных занятий, он выбрал благодаря Менделееву, не раз бравшему его с собой на полевые исследования, связанные с изучением действия минеральных удобрений.

«…В наше время мы любили университет, как теперь, может быть, не любят, – вспоминал Тимирязев, – да и не без основания. Для меня лично наука была все. К этому чувству не примешивалось никаких соображений о карьере, не потому, что я находился в особых благоприятных обстоятельствах, – нет, я сам зарабатывал свое пропитание, а просто мысли о карьере, о будущем не было места в голове: слишком полна она была настоящим. Но вот налетела буря в образе недоброй памяти министра Путятина с его пресловутыми матрикулами. Приходилось или подчиниться новому, полицейскому строю, или отказаться от университета, может быть, навсегда от науки, – и тысячи из нас не поколебались в выборе. Дело было, конечно, не в каких-то матрикулах, а в убеждении, что мы в своей скромной доле делаем общее дело, даем отпор первому дуновению реакции, в убеждении, что сдаваться перед этой реакцией позорно».

Матрикулы – специальная подписка об отказе от участия в каких бы то ни было общественных беспорядках. Многие студенты отказались от матрикулов, подав специальные прошения.

Подали такие прошения и Тимирязев с братом.

Пристав участка тщетно пытался уговорить братьев забрать прошения, – они твердо отказались. «Тогда вы будете высланы из Петербурга на место своего рождения!» – заявил пристав и услышал в ответ, что братьев это нисколько не страшит, потому что родились они не просто в Петрограде, но даже на вверенном приставу участке.

В университет Тимирязев вернулся через год – в качестве вольнослушателя.

Тогда же он выполнил первые научные работы, опубликовал на страницах газет и журналов множество популярных очерков. Некоторые из них составили позже книгу «Краткий очерк теории Дарвина».

В 1865 году Тимирязев окончил университет, получив степень кандидата наук и Золотую медаль за работу «О печеночных мхах».

Летом того же года, по рекомендации Бекетова, Тимирязев был послан за границу. «По-настоящему, я должен дать вам инструкцию, – сказал Бекетов Тимирязеву, – но предпочитаю, чтобы вы сами себе ее написали; тогда мы увидим, отдаете ли вы себе ясный отчет, куда и зачем едете».

В течение двух лет Тимирязев работал в Германии и Франции, – сперва в Гейдельберге у профессоров Г. Кирхгофа и Р. Бунзена, затем в Париже у основателя научной агрономии Ж. Буссенго и химика П. Бертло.

Вернувшись в Россию, Тимирязев получил место профессора ботаники в Петровско-Разумовской (ныне носящей его имя) сельскохозяйственной академии.

В следующем году он защитил магистерскую диссертацию «Спектральный анализ хлорофилла», а в 1875 году – докторскую диссертацию «Об усвоении света растением».

Постоянная горячая пропаганда дарвинизма вызвала в одной из газет злобную заметку князя Мещерского: «Профессор Петровской академии Тимирязев на казенный счет изгоняет Бога из природы», о чем не раз позже с улыбкой вспоминал сам Тимирязев.

В 1877 году Тимирязев возглавил кафедру анатомии и физиологии растений Московского университета.

На этой кафедре он проработал тридцать четыре года.

«…Я им любовался, – писал известный писатель Андрей Белый. – Взволнованный, нервный, с тончайшим лицом, на котором как прядала смена сквозных выражений, особенно ярких при паузах, когда он, вытянув корпус вперед, а ногой отступая, как в па менуэтном, готовился голосом, мыслью, рукою и прядью нестись на привзвизге, – таким прилетал он в большую физическую аудиторию, где он читал и куда притекали со всех факультетов и курсов, чтоб встретить его громом аплодисментов и криков: влетев в сюртуке, обтягивающем тончайшую талию, он, громом встреченный, бег обрывал и отпрядывал, точно танцор перед его смутившею импровизацией тысячного визави в сложном акте свершаемой эвритмии; стоял, полуизогнутый, но как протянутый или притянутый к нам, взвесив в воздухе очень худую изящную руку; переволнованный, вдруг просветляясь, сияя глазами, улыбкой цветя, становяся чуть розовым, кланяясь; и протягивал, чуть-чуть потрясая, нервнейшие руки… На первую лекцию к третьему курсу под топанье, аплодисменты влетал он с арбузом под мышкою; знали, что этот арбуз он оставит; арбуз будет съеден студентами; он – демонстрация клеточки: редкий пример, что ее можно видеть глазами; Тимирязев резал кусочки арбуза и их меж рядами пускал…»

Оставил портрет ученого и другой знаменитый писатель – В. Г. Короленко, тоже учившийся у Тимирязева.

«…Высокий худощавый блондин с прекрасными большими глазами, еще молодой, подвижный и нервный, он был как-то по-своему изящен во всем. Свои опыты над хлорофиллом, доставившие ему европейскую известность, он даже с внешней стороны обставлял с художественным вкусом. Говорил он сначала неважно, порой тянул и заикался. Но когда воодушевлялся, что случалось особенно на лекциях по физиологии растений, то все недостатки речи исчезали, и он совершенно овладевал аудиторией».

В 1899 году, после мощных студенческих волнений в столице, правительство приняло постановление, по которому бунтующих учащихся можно было отдавать в солдаты.

В январе 1901 года постановление было применено к ста восьмидесяти трем киевским студентам.

Конечно, москвичи тут же солидаризовались с киевлянами.

В отместку за это сразу пятьсот студентов Московского университета были арестованы.

Когда 28 февраля в газете «Русские ведомости» появилось обращение московской профессуры, призывающее студентов прекратить беспорядки и вернуться к занятиям, подписи Тимирязева под обращением не было. Знаменитый профессор мотивировал отсутствие своей подписи тем, что по действующему уставу высших учебных заведений профессора не должны были разбирать или обсуждать какие-либо дела, касающиеся поведения студентов.

Более того, Тимирязев предложил отменить постановление 1899 года.

«…Профессор Тимирязев, – отмечено в протоколе заседания Университетского Совета 28 февраля 1901 года, – соглашаясь с пользой комиссии для исследования причин последних явлений университетской жизни и средств для водворения более нормального ее течения, просят разрешения г-на председателя высказать несколько слов по двум вопросам, обсуждение которых ему представляется более существенным в переживаемую тревожную минуту…