Безымянные слуги (СИ) - Сухов Лео - Страница 44

— Своего охотника, — ответил старик. — Охотника на себя.

Рёв раздался за спиной девушки, и серая лапа с острыми когтями-бритвами ударила ей в живот. И тут я узнал её — Злата. Со стоном девушка сложилась пополам и упала на землю, а через мгновение её утащило в заросли, откуда долетел слабый крик:

— Не надо! Я — слуга! Нет!

Хруст оборвал её голос, а я с ужасом перевёл взгляд на старика, но седобородого уже не было. На его месте колыхалось что-то ужасное, тёмное и немного прозрачное.

— Охотник и на тебя найдётся, — донёсся до меня голос, а тьма потянулась ко мне. Я попытался отшатнуться, вскочить, но как будто прирос к брёвнышку, на котором сидел. Меня охватил какой-то потусторонний ужас — я рвался, но тьма всё приближалась.

— Нет-нет-нет-нет!!! — закричал я в отчаянии и почувствовал, как меня всего трясёт. Странно трясёт — будто за плечи кто-то дёргает.

— Шрам! — голос Пятнадцатой.

— Шрам, проснись! — Пятнадцатая трясла меня за плечи, а я вцепился ей в руки и продолжал повторять.

— Нет-нет…

— Что значит «нет»?! — опешила десятник, вытаращив глаза. — Ты уже третий час дрыхнешь. Вставай.

— Чтоб меня…

Из коридора раздался хохот. Там стоял Хохо и сквозь открытую дверь наблюдал за этим представлением.

— Что, Пятнадцатая? — ехидно осведомился гадёныш. — Уж послал — так послал.

Пятнадцатая улыбнулась и погрозила ему кулаком. Я сел на кровати, пытаясь прийти в себя.

— Сон не задался? — участливо спросила девушка, и что-то в её голосе мне совсем не понравилось.

— Это зависит от того, что ты называешь словом «задался», — ответил я, стараясь сбить её с мысли. — Хотя я чуть в штаны не наложил… И во сне — и тут.

Хохо снова заржал, а Пятнадцатая покачала головой.

— Пошли. Осуществим твой план по незаконному обогащению, — сказала она. — Народ сейчас мыться пойдёт. Самое время обыскать каюты.

Глава 18

— Давай рассказывай, что ты задумал, — предложила Пятнадцатая, когда мы втроём вошли в закрытую гостевую каюту.

За прошедшие сутки мы успели заметить, что стенки в этих помещениях, в отличие от трюма, были сделаны отлично. При закрытой двери было почти не слышно, о чем говорят в каюте — только неясное бормотание.

— Здесь и в каюте капитана есть ценные вещи, — начал объяснять я. — Наверняка есть корабельная казна, а есть — личные деньги. Тут, наверно, жил помощник капитана.

— Почему ты так решил? — спросил Хохо.

— Одежда тут матросская, — ответил я, встав и открыв шкаф. — Сам смотри. Добротная, но простая. У обычных матросов хуже была.

— Боцман, — сказала Пятнадцатая. — Рыба говорил, что помощник капитана — боцман.

— Пусть будет боцман, — согласился я. — Я не знаю местные обычаи и законы, но добыча, взятая в бою, принадлежит победителю. Даже если тот совсем недавно отобрал ее у твоих союзников. И с этой точки зрения баржа — наша.

Хохо внимательно меня выслушал и кивнул.

— А я считаю, — высказалась Пятнадцатая, — что мы тут никто и звать нас никак, поэтому за каждую мелочь с нас спросят по полной программе. А если мы просто обчистим баржу — нас спишут, не задумываясь.

Хохо внимательно выслушал её и снова кивнул.

— Поэтому я предлагаю не брать всё, но взять как можно больше личных вещей, — продолжил я. — И залезть в корабельную казну. Если нам, конечно, удастся найти какой-нибудь журнал с записями о том, что есть на борту, какая сумма в казне и тому подобное.

Хохо задумался, а потом тряхнул головой.

— Вообще-то я согласен с тобой, Шрам, — сказал он. — Баржа — наша добыча. Но и Пятнадцатая права. Право на добычу тут есть у тех, кто хотя бы имя получил. Нельзя нам обчищать корабельные запасы. Но того, что найдём в личных вещах, никто не хватится — если вещь не слишком приметная. Значит, надо собирать всё, что можем.

— И ты туда же, — вздохнула Пятнадцатая.

— Ой, не строй из себя законопослушного ааори, — Хохо тихо засмеялся. — Когда мы с тобой украли на рынке…

— Хохо!..

— И этот человек называл меня бандитом, — притворно вздохнул я.

Пятнадцатая улыбнулась и взъерошила мне волосы. Они уже прилично отросли за последнее время, и надо было решать, что с ними делать.

— Пятнадцатая, нам очень нужны деньги, — сказал Хохо. — И я серьезно. Ты Первого и Шестого видела? Они сюда приехали в броне, которую не каждый вэри себе позволить может. А сейчас лежат в трюме почти голые. Мы на этом потеряли всё, что можно было.

— Да я всё понимаю, — кивнула девушка. — Но страшно. До нори рукой подать…

— Я чего-то не знаю? — удивился Хохо. — У нас те несчастные 1800 ули, которые ты каким-то чудом вытащила из лагеря — и это всё. Броня потеряна, запасные комплекты потеряны. Шрам вон до сих пор голопузый бегает. Какие нори?

Пятнадцатая глянула на меня, вздохнула и полезла за ворот рубахи. Там у неё болтался какой-то грубый медный кулончик. Я никогда не интересовался, что это и зачем, но Пятнадцатой он, видимо, был дорог. И я даже не представлял, насколько. Кулончик как-то хитро развинчивался, а внутри была полость. И из этой полости Пятнадцатая вытряхнула на ладонь горошину мудрости.

Хохо уставился на её ладонь как на неизведанное чудо. Впрочем, горошина и вправду была красивая — бордовая, переливающаяся желтыми всполохами внутри.

— Это то, о чем я думаю? — спросил он.

— Это горошина от мудори, — кивнула Пятнадцатая.

Хохо глянул на меня, но задавать глупый вопрос не стал. Если горошина здесь — значит, я её так и не съел.

— Это и в самом деле всё меняет, — сказал он. — Тогда мне тоже страшновато… Но знаешь, Пятнадцатая?

— Не томи, — кивнула ему девушка, пряча горошину в кулон, а кулон снова за ворот.

— Становиться голым нори мне совсем не хочется. Ну дадим мы имена всем нашим за это богатство, ну продадим кровь — сколько там, пятнадцать пузырьков? И останемся голыми.

— И?

— Надо провести обыск… Посмотреть, что есть… и изъять всё то, чего на барже не хватятся, — твёрдо закончил он. — И начинать отсюда надо.

— То есть ты согласен, что грабить баржу надо? — спросила девушка.

— Я не просто согласен. Я настаиваю, — ответил Хохо. — Но делать надо очень аккуратно. Пусть получится немного… Но, может, нам ещё накинут за то, что мы баржу вытащили и в Форт пригнали. Не будем жадничать — возьмем всё тихо и аккуратно. И ещё: есть мы теперь будем вкусно и от пуза, фонари тушить лишний раз не будем, и всем найдём запасные и удобные шмотки, потому что их никто не станет отбирать.

Боцман обогатил нас на три тысячи ули. Не знаю, на что он откладывал, но прятал деньги хорошо. Сундук был с двойным дном: только опустошив его, нам удалось это понять. Деньги боцман набил в тайник под завязку. Монеты были самого разного достоинства. Кошелек с ещё тремя сотнями ули мы трогать не стали. Я обзавёлся новыми плотными штанами, лёгкой рубашкой с широкими рукавами и плотной кожаной жилеткой со стоячим воротником, защищавшим от ветра.

Часть одежды плавно перекочевала на склад, а остальные вещи боцмана мы перенесли в каюту капитана. Капитанская каюта оказалась значительно более скучной на находки, хоть обыск и занял весь оставшийся день. Личных денег у владельца баржи оказалось всего около тысячи ули — из которых триста мы забрали себе. Обнаружили мы и сундук с казной, но его трогать не стали. Хохо только сунул нос, оценил и со вздохом закрыл. Нашлись также драгоценности, которые тоже пришлось оставить. Четыре отличных золотых кольца и массивная золотая цепочка.

— Так и представляю, как заваливаюсь в какую-нибудь лавочку и говорю: «Слушай, торговец, перстеньки не купишь? Давно увёл, уже холодные», — прокомментировал Хохо.

— А может?.. — моя жадность тихо скулила.

— Шрам, нет! — Пятнадцатая сгребла все драгоценности в шкатулку и кинула ее на место, в сундук. — Не бывает таких цацек ни у вэри, ни у нори, ни тем более у нас… Дорогие слишком.

— И насколько потянул бы перстенек? — поинтересовался я.