Вечность после... (СИ) - Мальцева Виктория Валентиновна - Страница 41

Нас так и не выпустили на сцену, потому что школьный вечер режиссировала учащаяся последнего класса – Мелания Лоренс, и танец так и остался никем не увиденным.

Теперь же я танцую, забыв обо всём и даже о том, что на этот раз у меня имеется один единственный, но всё-таки зритель.

Отдаюсь целиком и без остатка ритму и музыке, с сердцем пропевая слова песни, пока вдруг не осознаю смысл того, что только что слетело с языка:

Жили-были однажды

Мальчик и девочка.

Запрещённая любовь,

Запрещённая любовь.

Я останавливаюсь, ищу его глаза и, конечно, сразу же нахожу. Он тоже услышал их, эти слова. Мы смотрим в самую глубину друг друга и, наверное, не только глазами. Это такой потусторонний взгляд за гранью реальности, которым можно смотреть душой в душу.

Что он может мне сказать?

Что эта песня о нас.

Лишь одно касание твоих рук

Заставило меня покориться навсегда.

Только один поцелуй на моих губах

Написал наше будущее.

Только ты мог пытать меня взглядом.

Только твоя улыбка

Была способна переписать мою судьбу.

И всё, что было мне нужно –

Лишь одно твоё слово,

Дающее уверенность.

Его взгляд говорит. Много чего, но главное - что, возможно, ещё не поздно.

Что мы здесь, живы, нас двое, и в данном отрезке времени существуем вместе. Нам никто не мешает, не может помешать, не способен. Всё, что нужно – только протянуть свои руки навстречу друг другу.

Песня заканчивается, бодрый голос ведущего трещит, забивая эфир очередной чушью. А мы двое, те, о ком написана эта песня, словно застыли, замерли в неожиданном мгновении истины.

Действительно, что мешает нам не просто быть, а быть вместе, как тогда, минуты, часы, дни, недели, месяцы, годы назад?

События последних лет проносятся в моём сознании в обратном порядке, словно я отматываю назад киноплёнку, желая одного – найти тот самый момент и переснять зашедший не туда сюжет заново: одиночество, беспамятство, психушка, ребёнок в моих руках, больница, боль, шрамы, удар в мой живот, беременность, секс, похороны, институт, бар, выпивка, его свадьба, третья встреча, вторая встреча, первая, моя свадьба, Вейран, боль и отрешённость, Дэвид, произносящий слова «Вы родные», Дамиен, отвергающий меня жестом, крушащий кухню, материнские глаза, переполненные осуждением, дом перед Рождеством, мы двое на диване, я сверху, Дамиен снизу, его губы целуют мои, и он говорит, что «мы всё равно будем вместе»… стоп!

Я вздрагиваю, мои глаза раскрываются так широко как могут, я осознаю реальность – Дамиен инвалид, он больше никогда не встанет на ноги, мне не дано познать материнство, я погрязла в страхах и отвращении к своему неполноценному телу, я располнела, в конце концов! Да, я безобразно толстая, смотрю на свои колени и не узнаю их – будто только теперь дошло, кто я на самом деле. Как он видит меня…

Но нас двое. Я могу протянуть руку, дотронуться, взять его ладонь в свою и прижать к сердцу… а мир… пусть он просто живёт, только без нас.

- Пойдём на террасу, - предлагаю. – Дождь уже закончился.

- Пойдём.

Дамиену нужно много времени, чтобы подняться на второй этаж, но он управляется как раз к тому моменту, когда всё готово: все имеющиеся в доме одеяла и подушки постелены на деревянный пол террасы. Мы любили смотреть на редкие в Ванкувере звёзды, когда были юными. Когда наша любовь была чистой, молодой, искренней.

А разве она грязная теперь? Разве неискренняя? Старше стала, это так, но ведь и мудрее.

Глава 33. Откровения

Мы лежим на деревянном полу террасы, закутавшись в одеяла, и смотрим на звёзды. В горизонтальном положении, когда глаза устремлены в небо, возникает иллюзия отрешённости. Реальность, где мы оба неполноценны, остаётся за барьером с надписью «здесь и сейчас». Я не бесплодна и не выпотрошена, Дамиен не калека, способный передвигаться только в инвалидном кресле. В этом мгновении мы просто две души, свободные и почти счастливые.

Даже если у меня ничего не выйдет, я благодарна Мел за этот год. За каждый прожитый вчера и сегодня день, потому что рядом есть он - моя родственная душа. Мы даже думаем в унисон, слушаем мысли друг друга. Нам не нужно говорить, чтобы разговаривать.

- Я помню, как начала расти твоя грудь, - внезапно заявляет.

- Да?

- Угу.

- Я и не сомневалась, что ты заметил.

Некоторое время мы молчим, но Дамиен явно продолжает мыслить в том же направлении:

- Они виднелись через твои футболки и топы. Не просвечивались, а именно пропечатывались: маленькие такие… бугорки.

Если б он сейчас не смотрел в звёздную черноту Космоса, то непременно увидел бы степень перекошенности моего лица. Как и мои выпученные глаза и задранные до корней волос брови.

- И ты стала носить бельё. Но оно всё равно не помогало - их было видно.

- Бельё не для того, чтобы их скрыть.

- А для чего?

- Чтобы придерживать. Они болезненны, когда растут.

- Серьёзно? Я не знал.

- Ты вообще много чего не знал в десять лет, я думаю.

- Кое-что всё-таки знал.

- Что?

- Это твоё новое приобретение будило во мне странные чувства. Противоречивые.

- Угу. Это я тоже помню: треснуть по ним мячом, например.

- Что? С чего ты взяла?

Он возмущён, причём нешуточно - даже голову в мою сторону повернул.

- А разве ты не метил по ним при каждом удобном случае? Хоть в школе, хоть где: если мяч в руках Дамиена, то он всегда летит в Еву! И всегда с потрясающей меткостью в грудь! Ты в кольцо так успешно не попадал, как в меня!

- Ну и глупость! Не обижайся, но это - самый настоящий бред!

- А вот и нет!

- Ева! - я хоть и смотрю на звёзды, но чувствую, как его взгляд прожигает мой профиль. - Я бросал мяч не в тебя, а тебе! Потому что из всех окружавших людей, меня ВСЕГДА, всегда интересовала только ты! Мне хотелось играть с тобой и смотреть на тебя. И я клянусь, что ударить в твою растущую грудь не только не приходило, но и в принципе не могло прийти в мою голову, потому что…

- Потому что?

- Я хотел потрогать их. И увидеть. И…

- И?

- И это новое чувство, связанное с ними, оно и бесило одновременно и…

- И?

-И не давало покоя. Ты ещё прочнее поселилась в моей голове, и теперь совсем в другом контексте.

- В десять?

Нет, всё-таки хорошо, что темно.

- В десять.

- Я не верю.

- Не верь. Но меня теперь удивляет то, как мы не понимали друг друга. Ты видела подвох даже там, где его не просто не было, а даже не могло быть.

Мы смотрим на звёзды, ждём падения хоть одной, но далёкие голубые и белые карлики стабильны как никогда. Ни единого даже самого крошечного метеоритика!

- У брата не должно возникать таких мыслей, - подытоживает свои размышления. - Ладно, окей с мыслями, но эмоций быть не должно.

- К чему ты клонишь?

- Я никогда не испытывал к тебе братских чувств. Никогда.

- Не ври. Ты вступился за меня в школе. Ты защищал!

- Как мужчина защищает свою женщину.

Я едва не задохнулась от этих его слов:

- Ты встречался с Меланией, Дамиен! О чём ты говоришь!

- О том, что было, Ева. Когда-нибудь должны же мы поговорить начистоту? Почему, ты думаешь, я порвал с ней? Причём не сомневаясь?

- Я… не знаю.

- Потому что желание защищать тебя 24 часа в сутки стало моей одержимостью. Потому что я не просто хотел, а испытывал потребность в этом. Пугающе стабильную потребность. И поверь, ничего братского в тех чувствах не было.

- Да, я знаю… вошла однажды в твою мансарду, когда ты душ принимал…

- Что?

- Ты произнёс мое имя.

- А вот теперь мне действительно стыдно! Даже не верится, что я еще способен краснеть! - смеётся. - Тебе стоило сжалиться и облегчить мою участь!

- О, нет! Ушам своим не верю! Дамиен был кем угодно, но только не пошляком!

- Сама ты пошлячка! Я говорил о душевной близости! А ты что подумала?