За мгновения до... (СИ) - Мальцева Виктория Валентиновна - Страница 40

Alicks Forget

- Мы опоздаем в школу, - бросает ровным голосом, таким будто ничего и не произошло. – Я в душ.

А где мои заслуженные ласки? Поглаживания по голове? Поцелуи! Хотя бы в губы! Я уже не говорю о большем…

В моих штанах обиженный и, не преувеличивая, измученный я. Обделённый. Пока Ева моется, прислушиваюсь к волнообразной боли, зажав его рукой, и мысленно прошу её поторопиться. Мне тоже нужно. Так сильно, как никогда.

Я – пёс у её ног. Со мной так не обращалась ни одна девушка, ни одной не было настолько наплевать. Парадоксально, но даже это заставляет меня усерднее заглядывать в её глаза. Считать секунды до встречи. Прижиматься во сне, пока спит и не держит себя под контролем.

Глава 34. Совпадения и первая боль

Broods - Sleep Baby Sleep

Некоторые вещи просто совпадают во временной ленте: одни события, являясь непременным условием других, случаются, делая катастрофы не только вероятными, но и неизбежными.

Если бы не разговор, не было бы клуба. Если бы не клуб, не было бы разговора.

Мелании хотелось со мной поговорить, это было заметно. Её взгляд буровил  мой профиль в течение недели, пока, наконец, мы не пересеклись в самом предсказуемом месте из всех возможных – в женском туалете.

Смотреть в глаза через отражение в зеркале – известный киношный приём. В жизни это выглядит не менее зрелищно.

Начало не было впечатляющим:

- Ты просто игрушка. Даже, возможно, любимая, но лишь одна из многих и до тех пор, пока не появится новая. А серьёзные отношения никуда не денутся, и его серьёзное – это я. Мы поженимся, даже твоя мать мечтает об этом!

Неприятно, но и не убедительно. Мелания, нужно отдать должное, это замечает и поднимается на уровень выше:

- Чтобы позволить себе с такого мужчину, как Дам, нужно быть женщиной. В полном понимании этого слова! - теперь даже её голос изменился. - Совет: загляни в зеркало, посмотри самой себе в глаза и спроси: Ева, что есть в тебе от женщины?

Её веки нервно сощурены, но уверенность в собственном превосходстве, высокомерие и даже презрение явственно читаются в сочащемся сквозь длинные ресницы блеске глаз.

- И помни: его любимое место, то, куда он возвращается снова и снова, в моей постели!

Это удар ниже пояса.

Господи… неужели он продолжает с ней спать?

Слова Либби  застряли в горле подобно рыбной кости: «Ева, парням нужен секс. Если его нет, то они пойдут туда, где он есть!». Боль рвёт мою душу, горло и грудь сжимает ревность, не давая дышать, думать, жить.

Ядовитая стрела Мелании попала в цель – я съёжилась. Из меня перестало сочиться тепло. То самое, которого ищут в нас мужчины, то самое,  о котором говорила Мелания, проклиная взглядом моё отражение в зеркале.

Sufjan Stevens, "Should Have Known Better"

Однажды в детстве отец гулял со мной вдоль пустынного берега. Осень, на моих ногах розовые резиновые сапожки в мелкий горошек, и я без ума от них самих и от того, что могу наступать на ускользающие волны, прыгать в них, пинать носком. Отец улыбался во весь рот и носился в своих огромных жёлтых сапогах вслед за мной, притворяясь, что никак не может поймать. Потом мы менялись ролями, я должна была догонять его, и у меня получалось, потому что отец, конечно же, подыгрывал.  Но случился момент, когда он увлёкся и стал убегать всерьёз, заигравшись не как взрослый, а как ребёнок. Он удалялся так быстро, а мои маленькие ноги в розовой резине казались настолько бесполезными, медленными и неуклюже увязающими в песке, что я в полном расстройстве духа остановилась. А отец не заметил и продолжил бежать так же быстро, как и  мой нагнетающийся  страх потерять его из вида насовсем.

Само собой, он вскоре остановился, но моя истерика и страхи уже успели принять неумолимые масштабы. После, помнится, отец долго успокаивал и умолял простить, во всём винил шумные волны, которые не дали ему услышать мой голос и плач. Домой я победно ехала на его плечах, получив эту радость в качестве компенсации за нанесённый моей детской психике урон.

Этот случай быстро забылся, как и все прочие мои детские огорчения, но страх потерять близкого человека остался: спустя не так много лет отец всё-таки ушёл и сделал это навсегда. Именно так, как и было тогда, в детстве, на берегу: быстро и неотвратимо.

Chasing Dreams - Departures

В ту ночь мне приснился сон: я вижу спину Дамиена, он уходит, отдаляется достаточно медленно, но я, как бы быстро не старалась бежать, буквально лететь за ним, задыхаясь и спотыкаясь, падая в ледяную солёную воду, догнать не могу, потому что ползу как улитка, потому что мои ноги в розовых сапожках вязнут в мокром песке. Решаюсь кричать, звать его, что есть мочи, и даже мысль, что нас могут услышать, что наша тайна раскроется, больше не пугает меня – настолько страшно, что он уйдёт безвозвратно. Но Дамиен не слышит, словно меня больше нет, будто я отныне и в будущем - ничто для него. По мере того, как его спина удаляется, тяжесть потери всё сильнее и сильнее опустошает и давит неизбежностью, мне становится до безумия страшно. Невероятно острое ощущение физической боли в груди: растущей, неумолимой, не позволяющей дышать и жить. Я знаю, куда он идёт.  Хоть и не вижу, но понимаю: к ней.  К той, с которой у него «всё серьёзно».

Утром я проснулась почти в истерике, лихорадочно шаря ладонями по холодным простыням и подушке, но моего Дамиена, к жаркому телу которого я так неосторожно привязалась, не было.

 В последнее время каждое наше утро начиналось с совместного пробуждения, мы долго лежали в объятиях друг друга, иногда целуясь, иногда болтая о ерунде, иногда просто слушая занудный Ванкуверский дождь, шелестящий по хвое елей и сосен, карнизам, крыше, балкону. Я всегда находила Дамиена рядом - каждый день, каждое утро, начиная с того самого момента, как мы неожиданно стали парой.

В то утро его не было.

- Ты рано встал! – сообщаю, входя в кухню.

Дамиен уже в привычных джинсах и футболке лепит сэндвичи:

- Проснулся раньше, решил зря не валяться,  приготовить завтрак.

- И принял душ с утра?

- Ага, - соглашается, не отрываясь от своего занятия, а я отмечаю, что он взглянул на меня только раз – когда входила.

Неприятное чувство, что Дамиен избегает моего взгляда, гнездится в груди, в самой её глубине, где-то там, где сердце. Там же, где лежит твёрдое знание о том, что мой сводный брат моется по вечерам перед сном, почти никогда не делая исключений.

- Тебе кофе? – спрашивает, всё так же не глядя.

- Нет, спасибо. Я сама.

Он отрывается от своих сэндвичей:

- Что случилось, Ева? – спрашивает почти с вызовом.

- Ничего, - отвечаю, с силой удерживая безразличие в голосе.

- Я чувствую, что-то не так! – признаётся.

- Да нет же, - настаиваю и даже силюсь улыбнуться. – Всё в порядке! С чего ты взял?

- Не знаю… - отвечает. – Ты… какая-то отдалённая. Чужая! – находит, наконец, нужное слово.

-Тебе кажется, Дамиен.

Он молчит какое-то время, затем возвращается к своему занятию. Я так же молча варю себе кофе.

- Дамиен, тебе сделать чай?

- Нет, я сам, - отзывается.

- Окей, - отвечаю.

Мы завтракаем в тишине, каждый пьёт и ест то, что приготовил сам: я и от сэндвичей его отказалась, сославшись на отсутствие аппетита. Он не настаивал.

Уже подъезжая к школе, Дамиен решает нарушить молчание:

- Я сегодня не смогу забрать тебя после школы - есть пара дел в даун-тауне. Сможешь добраться сама?

- Конечно, - отвечаю. – Либби попрошу.

- А если её сегодня не будет?

Да, Либби заладила в последнее время прогуливать, заявив однажды, что разозлится и перейдёт на домашнее обучение.

- А если Либби сегодня нет, то общественный транспорт никто не отменял, - смотрю ему в глаза с вызовом.

- Может, всё-таки научишься ездить?

Эта фраза была произнесена в самом обычном тоне человека, желающего для тебя комфорта, но в то, с самого начала незадавшееся, утро я увидела в ней только раздражение: