Меч Королей (ЛП) - Корнуэлл Бернард - Страница 53

— Я свяжу вас цепью, — сказал я им. После пары мгновений молчания раздался возмущенный ропот. — Я же вас и освобожу! Я обещал, а я держу слово. Но эту ночь, может быть, в последний раз, вы проведёте в цепях. Иммар, Осви! Свяжите их!

Вот почему я принес цепи. Гребцы вымотались, и этого может оказаться достаточно, чтобы они проспали всю ночь, но я помнил о предупреждении Бенедетты. Люди, чьи лодыжки связаны цепью, не смогут двигаться тихо, и любая попытка снять цепь наверняка нас разбудит. Бенедетта и женщины наблюдали, как Осви и Иммар закрепляют цепи. Закрепить цепи было негде, поэтому их просто связали неуклюжими узлами на концах.

— А теперь спите, — сказал я им и наблюдал, как они угрюмо устраиваются на вонючей соломе.

Потом я вывел Финана под свет луны.

— Нам понадобятся часовые, — сказал я.

Мы смотрели на луга и реку под лунным светом, которая серебряной струйкой скользила между ивами.

— Думаешь, ублюдки нас преследуют?

— Возможно, но даже если и нет...

— Нам нужны часовые, — перебил он.

— Я в первую часть ночи, а ты — во вторую. Каждому нужно по три человека.

— Здесь? — спросил он.

Мы стояли рядом с амбаром.

— Один здесь, а ты или я внутри, вместе с двумя другими.

— Внутри?

— Ты доверяешь рабам? — спросил я.

— Они прикованы цепями.

— И в отчаянии. Они знают, что нас преследуют. Возможно, они думают, что сейчас лучше бежать, чем ждать, пока войско Вармунда нас захватит. И они знают, что у нас есть деньги, женщины и оружие.

Он на мгновение задумался.

— Господи, — тихо сказал он, — ты впрямь считаешь, что они осмелятся напасть?

— Думаю, лучше быть к этому готовыми.

— Их около тридцати. Если они нападут всей толпой... — он умолк.

—Даже если нападёт половина. А может, я просто себя накручиваю.

— И что делать, если они решатся?

— Расправляться безжалостно.

— Господи, — снова сказал он.

— И предупреди всех наших, — добавил я.

Мы вернулись внутрь. Лунный свет проникал сквозь дыры в полуразрушенной крыше. Мужчины храпели. Какая-то девочка плакала, и Бенедетта тихо напевала ей. Через некоторое время плач прекратился. В лесу за амбаром заухала сова.

Я поставил Осви снаружи и уселся внутри с Беорнотом и Гербрухтом, мы прислонились к стене в темном углу. Никто не разговаривал, и в моей голове, пока я боролся со сном, бродили всякие мысли. Я вспомнил дом в Лундене, где жил с Гизелой, и попытался вызвать в памяти ее лицо, но не получилось. Всегда не получалось. Моя дочь Стиорра напоминала мать, но Стиорра тоже мертва, и ее лицо столь же неуловимое. Я вспомнил Равна, слепого скальда, отца Рагнара Бесстрашного. Именно Рагнар захватил меня, когда я был ребенком, поработил, а затем назвал своим сыном.

Равн был великим воином, пока саксонский меч не лишил его глаз, и тогда он стал скальдом. Он засмеялся, когда я сказал, что не знаю, кто такой скальд.

— Ты бы назвал скальда менестрелем, — объяснил он.

— Сочинителем?

— Поэтом, мальчик. Это тот, кто плетет полотно из снов, создает славу из ничего и ослепляет тебя своим творением.

— Что толку в поэтах? — спросил я.

— Никакого, парень, совершенно никакого. Поэты совершенно бесполезны! Но когда миру настанет конец, народ вспомнит наши песни и будет распевать их в Вальхалле, не дав славе Срединного мира померкнуть.

Равн рассказал мне о своих богах, и теперь, когда я стал таким же старым, как он в те времена, я хотел бы порасспросить его подробнее, но помню, он говорил, что существует место, где семьи воссоединяются после смерти.

— Я снова увижу свою жену, — говорил он с тоской, а я тогда был слишком молод, чтобы сообразить, что ответить, и слишком глуп, чтобы узнать от него побольше.

Я лишь хотел услышать истории о битвах. Но теперь в залитом лунным светом амбаре я цеплялся за те несколько слов, сказанных давным-давно, и мечтал, что где-то в освещенном солнцем зале ждёт меня Гизела. Я снова попробовал представить её лицо, её улыбку. Иногда я видел её во сне, но никогда не видел бодрствуя.

— Господин, — прошептал Беорнот, толкая меня локтем.

Должно быть, я задремал, но резко проснулся. И тут же по привычке схватился за рукоять Вздоха змея, спрятанного рядом в соломе, уже без ножен. Я посмотрел направо, где спали гребцы, но там никто не шевелился, и я не услышал ничего, кроме храпа. А через мгновение услышал тихое бормотание и предположил, что этот звук и всполошил Беорнота. Я не разобрал слова. Бормотание прекратилось, затем возобновилось. Я услышал шелест грязной соломы и звон цепей. Этот звук не прекращался всю ночь, но люди шевелились во сне, и я не счел его важным.

Луна низко нависла в небе, немного света просачивалось через сломанную крышу амбара, но все гребцы, кажется, спали. Я слушал, пытаясь распознать по звуку, не пытается ли кто-то снять цепь с оков на лодыжке, но слышал лишь храп. Ухала сова. Ребенок на другом конце амбара заплакал во сне и затих. Цепь снова звякнула, затихла и зазвенела громче. Зашелестела солома, затем все стихло. Я напряженно ждал, сжав рукоять Вздоха змея.

Тут-то всё и случилось. С боевым кличем вскочил и бросился на меня здоровяк, похожий на тень в темноте. За ним громыхала цепь. Я тоже закричал, бессвязно и свирепо, поднял Вздох змея и насадил здоровяка на клинок. Я пытался устоять, но вес тела отбросил меня к Беорноту, и мы оба рухнули навзничь. Вздох змея вонзился глубоко, я ощутил, как он пробил плоть. Но продолжая реветь, здоровяк рубанул меня саксом, видимо, тем, который я дал Иренмунду, моя кольчуга разошлась, и острая боль пронзила левое плечо. Меня прижали к полу амбара, я по-прежнему сжимал Вздох змея и вдруг почувствовал теплую струйку крови на правой руке. Вопил Беорнот, визжали дети, изрыгал проклятья Финан, но я ничего не видел — здоровяк хрипел мне в лицо, придавив меня собой. Я отбросил его, сумел подняться на колени и потянул Вздох змея на себя. Мне следовало бы взять Осиное жало, потому что для длинного меча было слишком мало места, но прежде чем я выдернул его, еще двое с искаженными от страха и ярости лицами набросились на меня. Здоровяк умирал, но крепко вцепился в мою левую ногу. Я провернул Вздох змея в его кишках, а один из тех двоих сделал выпад мне в живот, и в лунном свете я увидел в его руке маленький нож.

Я увернулся, но умирающий крепко держал меня за ногу, и я снова упал, а человек с ножом, рыча, рухнул на меня, метя мне ножом в правый глаз. Левой рукой я схватил его за запястье, а в правой по-прежнему держал Вздох змея. Нападавший опять взревел и всем телом навалился на нож, опуская его. Он был гребцом и обладал недюжинной силой. Я хотел перерезать ему горло Вздохом змея, но второй гребец попытался отнять у меня меч, и я помню, как подумал, что могу вот так бесславно умереть. Нож первого приближался. В тусклом лунном свете я разглядел, что это не нож, а острый корабельный гвоздь, и гребец хрипел от натуги, пытаясь вонзить его мне в глаз, а я старался оттолкнуть его руку и не выпустить Вздох змея.

Я проигрывал этот поединок. Острие все приближалось, гребец был сильнее меня, но неожиданно он вытаращил глаза и перестал хрипеть, рука безвольно повисла, а длинный гвоздь упал, чуть не выбив мне глаз. Гребца стошнило кровью, черные в ночи брызги разлетались с такой силой, что ослепили меня, кровь теплыми струями растекалась по моему лицу, он задыхался и хрипел распоротым горлом. Почти в то же мгновение второй отпустил мою руку и крестовину Вздоха змея.

Жутко закричала женщина. Я вставал и тоже вопил от пережитого страха и облегчения. В амбаре смердело кровью. Человек, пытавшийся отнять Вздох змея, пятился от копья. Похоже, копьем он и получил под ребра, а я покончил с ним, взмахом Вздоха змея вспоров ему горло. Здоровяк всё еще держал меня за ногу, слабея с каждым мгновением, и я рубанул его по руке окровавленным клинком, а потом взъярившись вонзил меч ему в глаз, пробив череп.

Раздались стоны, женские всхлипы, детский плач, затем наступила тишина.