Сепультурум (ЛП) - Кайм Ник - Страница 41

Следовавший за ним взгляд Селестии остановился на мече, который он вложил в ее дрожащие пальцы.

— Ты… — прохрипела Селестия. Ее губы сгорели, обнажив почерневшие десны и зубы, от некогда прекрасных золотистых волос остались пепельно-белые пряди, прилипшие к черепу. — … хороший человек.

Она прижала Победу к груди руками, хрупкими, будто древесный уголь, и темными, как пережаренное мясо. Кожа осыпалась хлопьями, из–под черного проглядывали красные мучительные раны. Она закрыла глаза, и дрожь вдруг прекратилась.

Кристо поник и заплакал, упав на колени. Еще одна бессмысленная смерть, а он выжил и будет страдать дальше. Он погружался в совершенно иную бездну, и уже не вернулся бы оттуда, если бы не зуд в голове. Тот начался как легкое покалывание, но затем стал похож на удары ножей. Кристо пошатнулся, и его вырвало. Внутри гремела красная боль, на краю зрения угрожающе маячило черное небытие.

Присутствие, которое он ранее ощутил. Оно звало его. И не в силах сопротивляться, он пошел на плач.

Карина стиснула зубы, боясь, что иначе выдаст свою боль и горе. Ее отец пропал, прыгнул во тьму, оставив за собой огненный след. И вместе с ним пропал и жрец.

Среди Божественных воцарилась ошеломленная тишина, паства лишилась пастыря. Они были напуганы и сбиты с толку. Смотрели друг на друга и на яму. Один снял с себя маску, медленно и мучительно, будто срывал фальшивую плоть. Другая осела на корточки, уронив свой топор на землю под ногами. Конвокация так основательно промыл им мозги, что без него, когда его воля больше не дергала их за ниточки, они оказались пустышками. Враждебность покидала их, словно яд вытекал из раны.

— Выпусти нас, — окликнула Карина одного из охранников.

Тот тупо обернулся.

— Выпусти нас, — повторила Карина, указывая на ключи у него на поясе. — Просто дай мне ключи. Это несложно. А потом можешь уходить. Мы все можем уходить.

— У…уходить? — переспросил он. — Куда уходить?

— Куда угодно.

Она почувствовала, что остальные в загонах замерли в предвкушении, наблюдая и ожидая. От того, чем кончится эта сцена, зависела их судьба.

— Дай мне ключи.

Охранник снял их с пояса и протянул ей.

Карина осторожно просунула руку через ворота загона и взяла ключи. Глядя на охранника, она открыла замок, с удовлетворением услышав щелчок. Ворота открылись, и она вышла наружу.

— Благодарю, — произнесла она, а затем выхватила с пояса охранника нож и перехватила ему глотку. Брызги крови окропили ее и всех поблизости. Охранник повалился наземь, что–то булькая, умирая.

Его смерть как будто переключила какой–то рычаг в головах. Узники вырвались из загонов и яростно набросились на тюремщиков, всаживая в тех ножи, избивая руками и ногами.

Жестокости становилось все больше, и Карина инстинктивно поняла, что это не просто прорвался сдерживаемый страх. Казалось, внутри черепа что–то тихо пульсирует, будто мигрень, ожидающая момента расцвести и разлиться холодной серой болью. Карина сжала голову, будто ее хватка могла не дать черепу расколоться. Она уже ощущала подобное прежде — в овраге, когда Короли Смерти и Красные Руки устроили друг другу бойню. Тогда это было слабее, не настолько интенсивно.

Она огляделась по сторонам, все еще держа в окровавленном кулаке нож, и увидела безумие. Раздирание, избиение, убийство.

Ясность мысли сохранили немногие. Они кричали. Одного мужчину повалили наземь, прижав руки и ноги, и бешеная стая вспорола ему живот ножами, зубами и осколками стекла. Цепкая рука нырнула внутрь, Карина увидела, как человек задохнулся от мучительной боли, а затем его лицо приобрело неверящее выражение — наружу потянулся блестящий жгут внутренностей, который стали заталкивать в голодные рты. Этим не кончилось. Внутри еще оставалось мягкое красное мясо, и стая жаждала его.

Сжав зубы от огненных иголок, раскалывавших ее голову, Карина побежала к воротам.

И сквозь туман боли услышала наверху гул двигателя. Низкий, гортанный, сотрясающий землю. Над ней выросла снижающаяся тень, и в воздухе затрещал актинический разряд.

Спотыкаясь, Кристо шлепал по мутному рассолу, не обращая внимания на бьющиеся об ноги куски трупов. Он двигался в оглушенном состоянии, с застывшей гримасой на лице. Он спустился вниз через трещину в стене резервуара. Здесь кладка была древнее. Обширный резервуар уже давно засорился и был опустошен. Плач увлекал его все дальше, словно мягко натягивая завязанную на шее незримую нить. Тут было темнее и холоднее, свет не касался этого места уже сотни лет, а то и больше. Кристо задыхался и кашлял в мглистом воздухе, но продолжал идти. Он нащупывал дорогу руками, осторожно переставляя ноги. Стылый камень, ледяной на ощупь, отзывался на любой звук эхом, будто поддерживая разговор.

А потом он остановился. Крошечный столбик света привлек его взгляд к центру огромного помещения. Он задумался, насколько это место глубже церкви, и решил, что, видимо, не слишком. Колонны, часть из которых разрушилась, а часть каким–то чудом устояла, обрамляли площадку с фресками. Успело насыпаться обломков — камню, видимо, были уже целые эоны лет, и на нем зияли неровные ухмылки трещин.

В сердце зала располагался гроб — нет, саркофаг. По бокам от него вились древние трубки, резина которых развалилась и покрылась сажей. Латунь стала зеленой и зловонной от мерзкого налета. Словно внутренности, тянулись провода — некоторые перетерлись, другие терялись во мраке. Зернистый луч озарял кромки саркофага, в нем кружились потревоженные частички пыли. Кристо подошел ближе и увидел, что сквозь разбитую крышку тянется рука, простирающая пальцы, словно хочет коснуться света. Повторив жест, он двинулся прикоснуться к ней. Плач делал сопротивление невозможным.

И рука резко сомкнулась на его собственной, словно сработавший капкан.

Он инстинктивно отпрянул, но рука была холодной на ощупь и блестела бронзовым глянцем. Кибернетическая. Машина. Она сжалась сильнее, и теперь он ощутил настоящий страх, а потом и боль — кости пальцев переломились, будто сухие ветки. Из его рта вырвался приглушенный крик, а затем внутрь пролезло нечто металлическое и похожее на щупальце. Кристо поперхнулся, дергая свободной рукой этот цепкий придаток, извивавшийся у него в горле, но не мог его выплюнуть. Его затрясло, нервы отказывали. Рука сжалась еще крепче, превратив кости в пыль, и он издал сдавленный всхлип. А плач все продолжался, присутствие брало верх, заполняя его.

Оно пожирало и захватывало, это сознание, нуждавшееся в оболочке для себя. Его разум, его разум. Оно вытягивало костный мозг и кровь, от боли при каждом новом надругательстве по нервным окончаниям как будто пробегало жидкое пламя.

Он чувствовал его волю, его желание, его потребность, пока оно распространялось и переписывало.

Этого было недостаточно. Вторжение остановилось. Медленное поглощение обратилось вспять, щупальце втянулось назад, и существо отторгло его, словно орган, не совместимый с носителем.

Осталась брошенная оболочка, полуразорванная и залитая кровью изнутри. Мягкая, лишенная костей вещь, когда–то бывшая человеком.

Кристо прожил еще достаточно долго, чтобы увидеть лицо смерти, явившейся за ним из темноты, а потом все почернело и…

Хел направила меч на груду внутренностей и слезшей кожи, которая, предположительно, раньше была человеком. Та содрогнулась в предсмертных конвульсиях и затихла, дымящаяся и изрезанная, словно отходы с бойни.

— Не подходи, — предупредила Моргравия, осветив саркофаг и одним глазом следя за ним.

— Вот оно, — сказала Хел, застыв с занесенным клинком, готовым нанести удар. — Вот то, что они искали, Мама.

Щупальце скользнуло обратно внутрь, отползая, будто боящийся света червяк.

— Я не твоя… — Моргравия остановилась на середине фразы. В ее сознании эхом разнесся голос, умоляющий жалостливый плач.