Невидимки - Паланик Чак - Страница 30

— …чтобы быть в состоянии защитить себя, большинство девушек, работающих на улице, отламывают небольшой кусочек бритвы и приклеивают его под ноготь. Потом красят ногти лаком, и лезвия не видно.

Гвен, наверное, что-то не нравится в изображении на мониторе. Она хмурится и откидывает назад огненно-рыжие волосы, обнажая уши в жемчужных серьгах.

— А когда девочки попадают в тюрьму, — обращается к себе Гвен, глядя в монитор, — или теряют былую красоту и привлекательность, некоторые из них используют бритву для перерезания собственных вен.

Я опять лишаю Гвен, работающую проституткой, голоса.

Я переключаю канал.

Я переключаю канал.

Я переключаю канал.

Нажав на кнопку шестнадцатый раз, я вижу на экране чудесную молодую женщину в обтягивающем

фигуру вечернем платье с блестками. Она улыбается и выбрасывает в дымовую трубу фабрики «Ням-ням» мясные отходы.

Эви и я. Мы с ней снимались в этом ролике. Он — один из тех, которые похожи на настоящую телепередачу, хотя длятся не так долго. На экране появляется другая девушка в блестящем платье. С серебряным подносом в руках. Она пробирается сквозь толпу северян и туристов со Среднего Запада и предлагает парочке в одинаковых гавайских рубашках выбрать канапе с ее подноса. Парочка и все остальные люди, наряженные в одежды из двухфонтурного кругловязаного полотна, смотрят куда-то вверх, вправо. Не на камеру.

Там установлен монитор.

Выглядит странно, но происходит следующее: все снимающиеся в рекламе пялят глаза на собственное изображение в мониторе, пялят глаза на собственное изображение в мониторе, пялят глаза на собственное изображение в мониторе. Они замкнуты в кольцо реальности, которая никогда не закончится.

В глазах девушки с подносом — линзы неестественно зеленого цвета. Ярко-красная помада выступает за настоящие контуры ее губ. Ее густые светлые волосы подняты вверх, поэтому плечи не кажутся такими ширококостными. Канапе на подносе, который она крутит перед носами собравшихся, — крекеры, нагруженные мясными субпродуктами. Девушка продвигается вперед, в центр студии, ярко освещенный прожекторами. У нее ненатурально зеленые глаза и светлые волосы. Это моя лучшая подруга, Эви Коттрелл.

Конечно, это Эви. А это Манус. Он выступает вперед и своим обалденным внешним видом отделяет Эви от толпы. Манус, агент сыскной полиции, берет с подноса крекер, нагруженный мясными продуктами, и кладет его между своих искусственных зубов. И жует. И запрокидывает красивую голову, зажмуривая глаза — волшебные голубые глаза. Потом крутит головой из стороны в сторону и глотает. Внимание зрителя сосредоточивается на его квадратном мужественном подбородке.

Черные густые волосы, как у Мануса, напоминают о том, что голова человека покрыта рудиментарным мехом. Вот такой этот Манус — сексуальный волосатый пес.

Мануса показывают крупным планом. Теперь он смотрит прямо в камеру. Его глаза выражают любовь и полное удовлетворение. Дежа-вю. Манус выглядел точно так же, когда спрашивал у меня, достигла ли я оргазма.

Потом Манус поворачивается и дарит свой неподражаемый взгляд Эви, а остальные люди все смотрят в другую сторону — на себя в мониторе, на себя в мониторе, на себя в мониторе, и на Мануса, с любовью и удовлетворением улыбающегося Эви.

Эви тоже улыбается Манусу. Губами, на которых ярко-красная помада выходит за их натуральные контуры. А я — малюсенькая блестящая фигурка на заднем плане. Я виднеюсь над плечом Мануса, я далеко, у трубы из органического стекла на самом верху фабрики «Ням-ням».

И почему я была такой тупой?

Хочешь покататься на яхте?

Конечно.

Мне давно следовало догадаться о том, что происходит между Манусом и Эви.

Даже сейчас, лежа в кровати в номере отеля через год после того, как все закончилось, я сжимаю пальцы в кулаки.

Я ведь могла просмотреть этот глупый ролик и тогда сразу поняла бы, что Эви и Манус закрутили грязный романчик, что пытаются выдать его за настоящую любовь.

Что ж, теперь я все знаю. Мне давно известно об их связи. И ролик этот я просматриваю уже, наверное, в сотый раз. Я вижу в нем только себя. Реальность — это круг. Петля, которая никогда не закончится.

Камера перемещается к первой девушке, к той, которая на сцене. Это я. Я такая красивая! Я демонстрирую на телевидении замечательную способность фабрики производить легкие закуски, и я ошеломительно красивая. Черт побери, я потрясающе красивая.

Отключенный голос за кадром вещает о том, как фабрика «Ням-ням» может принять от вас любые мясные субпродукты — языки, сердца, губы или гениталии, — переработать их, приправить и, уложив на крекеры, преподнести вам в виде трефы, пики или бубны, как пожелаете.

Я лежу на кровати и плачу.

Бубба— Джоан. У нее отстрелена челюсть.

У меня за спиной тысячи миль. Я кем уже только не была. А история остается прежней. Почему чувствуешь себя полным придурком, если смеешься, находясь один в комнате? Но плач обычно заканчивается именно смехом. Как так получается, что ты постоянно видоизменяешься, но продолжаешь быть все тем же смертоносным вирусом?