Прекрасный инстинкт (ЛП) - Холл С. Э. - Страница 44

— Во всяком случае, как я и сказала, когда я уехала, с ним все было в порядке. Затем случилось несчастье, меня тут же забрал из лагеря наш семейный водитель и доставил прямо в больницу. Мне показалось, что Коннера подключили к каждому аппарату, который они смогли найти. Пришли доктора, остановили кровотечение и поддерживали его в коме, пока жидкость и опухоль в его мозге не спала.

Понятия не имею, почему мой голос звучит монотонно, будто я читаю текст по бумажке, ведь я ни разу не рассказывала эти детали вслух.

— Он выжил. Очнулся. Но уже никогда не был прежним. Не помнит, что произошло, или заблокировал это, или не хочет говорить, кто знает. То, что он рассказал сегодня, это самое большее, что я когда-либо от него слышала.

История и тишина окружают нас. Мы не двигаемся и не разговариваем, просто смотрим друг на друга, кажется, целую вечность, находясь на нашем маленьком островке безопасности, где есть только мы двое. Наконец, Кэннон прочищает горло и приподнимает мою руку, оставляя на ней нежный поцелуй.

— Спасибо, что доверяешь мне и рассказываешь, несмотря на боль. А теперь могу я задать пару вопросов?

Я коротко киваю в знак согласия, и он продолжает.

— Итак, когда Коннер сказал, что ваша мама отправилась на небеса, он уже получил травму? Он был в больнице или вернулся домой? Где он находился, когда она на самом деле умерла?

— Дома, — бормочу я. — После возвращения из больницы прошло уже много времени.

— Может быть, он утратил этот промежуток времени между его травмой и ее смертью… и у него проблемы с воспоминаниями.

Он вежлив и осторожно подбирает каждое слово, и за это я еще ближе прижимаюсь к нему.

— Он получил травму головы в тот день, когда произошла ссора, которую он описывал? Не хочу говорить банальностей, но кто в действительности мог добраться до Коннера, особенно спереди? Я не понимаю этого.

— Я ничего не знаю наверняка. Мертвые люди не разговаривают, Коннер не знает, а мой отец… — я откидываю голову назад со злобным смехом. — Даже не проси меня вспоминать о нем. Все, что я знаю, это то, что меня не было во время такой крупной ссоры, как эта, но она могла произойти в любое время. Но если это последнее воспоминание Коннера между тем, когда она была жива и когда умерла, вероятнее всего, скандал произошел, когда я была в отъезде. За исключением лагеря и школы, я всегда находилась поблизости, и даже больше, чем приятель. И после того, как он получил травму, честно говоря, мама практически была мертвой, похожей на зомби, поэтому я сомневаюсь, что у нее были силы ругаться.

— А твой отец никогда не рассказывал тебе, что произошло? Уверен, он как минимум должен был придумать какую-то историю. Он ведь не думал, что люди не станут задавать вопросов? Что насчет Службы защиты детей и твоей семьи? — он говорит быстро, выходя из себя.

Я поняла тебя, Кэннон, я через все это проходила и также чувствовала растерянность. 

— Ох, проводилось расследование. Но не Службой защиты детей, так как ему было уже больше восемнадцати, — я бросаю в его сторону колкий взгляд, — но, разумеется, было несколько вопросов. Брюс — все, что осталось от маминой семьи, и он тогда заботился о моей тете. Родители моего отца? Они такие же наивные, как и все, кто когда-либо встречался с этой сволочью. Так что остаются только моя мама, находящаяся в ступоре и неспособная связанно говорить, и мой отец, утверждающий, что его там не было. Никто не мог подтвердить обратное, и паства в Саттоне снова приняла моего отца, тем самым вернув ему политический и социальный статус. Случившееся просто посчитали несчастным случаем, неразрешимая загадка, на которую люди предпочли закрыть глаза. Не прошло даже нескольких месяцев, прежде чем моя мама отправилась спать и уже не проснулась. Ее смерть классифицировали как передозировку, анализ крови подтвердил это. Она выбрала легкий путь: и при жизни, и когда решила уйти из нее. Она была слабой, трусливой и оставила своих детей самим заботиться о себе в том бардаке, который сама же и создала. Ох, но она обеспечила нас финансово.

Я издаю резкий смешок, который звучит даже более жестоко, чем мои следующие слова.

— Но к тому моменту Коннер не мог даже сосчитать деньги — неверный способ помочь. Было уже слишком поздно. Ха.

Я чувствую изумление и неуверенно протягиваю руку, чтобы проверить — да, я плачу.

— До этой секунды я даже не подозревала, насколько сильно я злюсь на свою маму. Я всегда думала о ней как о своем ангеле-хранителе.

Она ушла, ушла окончательно. Рана снова открыта, такое чувство, словно я только что опять потеряла ее.

— Эй, — он приподнимает мою голову. — Она твой ангел. Лиззи, твоя мама любила тебя. Слабость не означает зло. Кроме того, если посмотреть с другой стороны, это выглядит так, будто она настолько погрузилась в свое несчастье, что не смогла справиться с этим. Она вызывает у меня скорее сочувствие, нежели злость.

— Может быть. Я не знаю, — я закрываю глаза, а он держит мою голову в своих руках. — Теперь я готова поспать.

Он перекатывается на спину и осторожно увлекает меня за собой, размещая мою голову на своей согнутой руке, чтобы легче было моей шее, и без остановки целует мои волосы снова и снова; это последнее, что я запоминаю.

Всего несколько часов спустя Кэннон будит меня, покрывая мое лицо поцелуями и что-то воркуя на ухо. Убедившись, что я окончательно проснулась, он идет в душ, в то время как я звоню своему адвокату Уиллу Моррисону. Он был со мной с тех пор, как мне исполнилось восемнадцать, и я боролась за опеку над Коннером, и помог мне выиграть. К счастью, его отец работал на моего дедушку, со стороны мамы, конечно, поэтому он был готов пойти против такого влиятельного человека, как мой отец.

Я вкратце изложила ему планы моего отца, а также рассказ Коннера, но его реакция была довольно мрачной. Он собирается перезвонить мне после того, как сам сделает несколько звонков и проверит кое-какую информацию. Но он полагает, что при условии, если мой отец не скрывает их местоположение и открыт для общения, пока они в отъезде, то он находится в рамках правовых принципов нашего соглашения и может забрать Коннера. Что касается воспоминаний Коннера, то необходимо провести оценку утвержденными специалистами в области психического здоровья, и подробно изложить им все лично.

Он что, блин, шутит? Нельзя просто щелкнуть пальцами и ожидать, что Коннер повторит все по памяти по первому же требованию! Следовательно, воспоминания Коннера в основном бесполезны.

 Находясь на грани уныния, я одеваюсь и плетусь в ванную, чтобы привести в порядок волосы и почистить зубы, не обращая абсолютно никакого внимания на уединенность Кэннона. Он уже вышел из душа, полотенце обернуто вокруг его талии, а капельки воды блестят на его груди, но один быстрый нерешительный взгляд — это все, на что я способна.

— Плохие новости?

Он встает позади, сжимая мои плечи, и находит в отражении зеркала мой взгляд.

— Рассказ Коннера не имеет значения, он должен будет пересказать его как по команде во время проверки психического состояния. Этого не произойдет, и я даже не хочу заставлять его пытаться. Они должны проверить мозги того придурка, который думает, что это разумная идея.

— Что насчет поездки с его отцом?

— А вот это вполне возможно. Система правосудия во всей своей красе. Ты можешь поторопиться? — я скидываю его руки и ухожу.

Почему? Потому что я стерва, и мои шрамы покрылись настолько толстой кожей, что даже кто-то такой экстраординарный, как Кэннон Блэквелл не сможет проникнуть сквозь нее. Если это произойдет еще раз — бам! — камни обрушаться в конце туннеля и заблокируют весь свет.

— Ты готова, красавица? — он шагает ко мне и берет за руку.

Я уклоняюсь и пытаюсь отстраниться подальше, но он только крепче сжимает.