Прекрасный инстинкт (ЛП) - Холл С. Э. - Страница 43

Нет, нет, нет. Я попрактиковалась в эротическом обольщении, стараясь привыкнуть к этому, но к такому я еще не готова.

— Как пожелаешь, — он наклоняет ко мне голову и подмигивает. — Эмоционально истощенная и на грани паники — это не то, что меня действительно заводит, малышка. Просто опущу тебя вниз, чтобы ты могла одеться.

— Я ничего не сказала, — отвечаю я, но мой голос звучит жалко в слабой попытке возразить.

— Тебе и не пришлось, — он нежно опускает меня на кровать и отступает назад. — Но однажды это случится. Тебе придется умолять меня остановиться, потому что твое тело не сможет выдержать еще ни секунды наслаждения. А пока, — он наклоняется и целомудренно целует кончик моего носа, — готовься ко сну. Я схожу забрать наши телефоны в случае, если мы понадобимся остальным. Я скоро вернусь, чтобы обвиться своим телом вокруг твоего и держать тебя в объятиях всю ночь.

Он начинает уходить, находясь уже на полпути к двери, когда у меня боязливо вырывается.

— Какую другую версию ты собирался сказать?

Он разворачивается, его поблескивающие глаза и эта улыбка, которую я начинаю обожать — хотя это ложь, она понравилась мне с первого взгляда, как я ее увидела — уже проявляются в полной красе. Он подкрадывается обратно и нависает надо мной, упираясь руками по обеим сторонам от меня, заключая в ловушку, и шепчет так легко, словно шелк, в мое ухо.

— Обещаю, я скажу в ту минуту, когда войду в тебя в первый раз.

И с этими словами он растворяется.

Так же, как я абсолютно безнадежно растворяюсь в Кэнноне Пауэлле Блэквелле.

Знаете, что еще меня осенило? Большинство тех сказок не завершаются фразой «Конец». Они часто заканчиваются мистическими, возможно не такими уж и недостижимыми, «Жили долго и счастливо».

Лежа в кровати, мы все еще не спим, несмотря на то, что впереди нас ждет ранний подъем и важный день. Рядом с Кэнноном я почти забываю о существовании чего-либо еще. Он увлек меня рассказами о своем детстве, говоря часами и давая мне передышку от всего, кроме его успокаивающего голоса, крепких объятий и веселых историй.

— Так тебя исключили? — с удивлением спрашиваю я. — Несомненно, бегать нагишом по полю во время футбольного матча старшей школы несет за собой очень серьезное наказание.

— Отстранение от учебы на два дня и удаление на скамейку запасных на четыре игры. Но это была последняя игра, и я был выпускником, поэтому… да, они не продумали это до конца.

— Сделали ли твои родители эти два дня дома невыносимыми? Мой отец провел бы Коннера через ад, опозорь он его таким способом.

Он хохочет так сильно, что у него чуть глаза не лопаются от смеха.

— Эм, не совсем так. Они ушли на работу, и Лэси пропустила школу, чтобы составить мне компанию, — он игриво подергивает бровями.

— Лэси была твоей девушкой? — он кивает.

— И она прогуляла школу, чтобы прийти и заняться с тобой сексом, пока ты был наказан?

Он смеется, поворачивая ко мне голову.

— Разве это не то, чем занимаются пары в старшей школе? Ты выглядишь шокированной.

— Так и есть.

— Почему? Ты и твой парень никогда не пытались тайком улизнуть, чтобы постичь все прелести тайных свиданий?

— Если бы у меня когда-нибудь был парень, нет, я бы никогда не сделала ничего подобного.

Он таращится на меня с открытым ртом.

— У тебя никогда не было парня?

Кивая головой, я не запинаюсь, как обычно, теперь я не боюсь открываться слишком сильно. Кэннон имеет некоторое представление о моем прошлом, о моей разрушенной семье. И с каждым днем я все меньше возражаю против его вовлечения в мое прошлое или настоящее и, может быть, только может быть, если я не облажаюсь, мое будущее.

— Прежде всего, ни один парень не хотел связываться с Коннером, самым гиперопекающим старшим братом в мире. Он чрезвычайно крупный, сам знаешь, и тогда он играл в футбол. Он мог заставить парней помладше обмочиться от одного хмурого взгляда. Но даже если бы им удался этот подвиг, я бы ни при каких условиях не привела их в дом, где царит уныние и обреченность. Поэтому я тусовалась с Реттом и Джаредом, моими ангелами, жившими прямо через дорогу.

— Коннер играл в футбол?

— Еще как! Он был потрясающим. Таким быстрым при подаче мяча, что блокировал сразу троих парней прямо на линии.

Я вижу его замешательство, как собираются морщинки вокруг его глаз, а рот вытягивается в тонкую линию. Я никогда до конца не объясняла ему все это, да и вряд ли смогу. Если он хочет спросить, я позволю, и то, как он это спросит, будет решающим фактором.

— Когда он перестал играть в футбол?

— После старшей школы.

Я больше ничего не добавляю к сказанному. Его первый вопрос был вполне нормальным, но теперь он заслужил веревку, на которой, надеюсь, не повесится. Я не только буду поражена тем, насколько неверно судила о нем, но и останусь с разбитым сердцем, и мое доверие разрушится безвозвратно. Осмелюсь сказать, я верю в Кэннона больше, чем во что-либо еще в этом мире. Я не буду направлять его. Либо он подтверждает мои ожидания и сам выбирает благородный путь (и я буду ждать его в конце пути с распростертыми объятиями), либо он этого не делает.

Он перекатывается на бок ко мне лицом, медленно проводя правой рукой по моей талии.

— Лиззи, пожалуйста, не пытайся заманить меня в ловушку. Ты знаешь, о чем я спрашиваю, и ты знаешь, что я люблю Коннера. Это не значит, что я не уважаю его или тебя, неправильно сформулировав вопрос, но ты никогда не была по эту сторону. Сложно подобрать правильные слова именно так, как тебе и мне этого хотелось бы, но я по-прежнему задаю эти вопросы. Я знаю, ты готова откусить мне голову, если я оступлюсь, но я очень хочу, чтобы ты доверяла мне достаточно и пошла мне на встречу. Пожалуйста, не жди, что я облажаюсь. Подойди ко мне и уведи от неправильных слов, и я обещаю, что всегда сделаю то же самое для тебя.

Все это время я придерживалась пресловутого дурацкого списка того, что правильно, а что нет… и он был оборонительным куском дерьма, потому что Кэннон только что показал мне, чем является однозначно правильный ответ. Смирившись, я делаю долгий успокаивающий вдох.

— Теперь выдох для меня, — шепчет он.

Я делаю именно это и честно открываюсь, смущенная и пораженная его искренностью.

— Коннер пострадал от кровоизлияния в мозг. По сути, он получил удар по голове в районе лобной доли, который вызвал кровотечение. Это случилось в то лето, когда я отправилась в лагерь. Мне было пятнадцать, когда я уехала, и исполнилось шестнадцать, когда вернулась домой, потому что мой день рождения в июле, а Коннеру только-только исполнилось девятнадцать. Когда я уезжала, тот Коннер числился в почетном списке лучших студентов, был спортсменом в двух видах спорта, играл в группе, и в школе его все любили. Тогда он по-прежнему жил дома и собирался вот-вот начать учебу в колледже неподалеку. Он выбрал держаться поблизости вместо того, чтобы убежать как можно дальше и быстрее, потому что он беспокоился о маме. Она была…

Я ощущаю вину еще до того, как произношу эти слова. Но если я собираюсь рассказать ему, то расскажу всю неприкрытую правду.

— Она была алкоголичкой и принимала антидепрессанты, чтобы усилить действие алкоголя, а другие таблетки, чтобы прийти в норму. Она оставалась в браке с неверным мужем и в основном сидела в своей комнате, пока не становилась нужна ему, чтобы стоять рядом и улыбаться на благотворительном вечере. Бывали дни, когда она даже не мылась, только брала с собой бутылку в спальню. В другие дни она накладывала на лицо кучу косметики и принимала гостей на обедах. Ты никогда не был уверен на счет нее, это было как постоянная лотерея.

Его рука, лежащая на мне, напрягается, и он притягивает меня к себе и поглаживает мою спину, поощряя продолжать.