Тяжкий груз (СИ) - Кунцев Юрий - Страница 29

— У нас тут и без них забот хватает, — раздраженно проворчал Радэк. — Что нам теперь делать? Все бросить и лететь к вам?

— Продолжайте пробиваться к экипажу, — приказал Ленар. — Экипаж в данный момент все еще является приоритетом.

— Тогда зачем ты нас звал?

— На самом деле я звал Ирму. Ирма, ты нас слышишь?

— Слышу! — послышался ответ после небольшой задержки. — Вы уже опознали груз?

— Нет, но мы уже близки к этому. Но я теперь точно уверен, что это не астероид.

— Серьезно? — раздался взрыв сарказма.

— Серьезнее уже некуда. Ты нашла еще какие-нибудь сведения о Пять-Восемь?

— Я нашла еще пять объявлений о пропаже, и везде написано одно и тоже. Буксир Пять-Восемь пропал пятьдесят четыре года назад в коридоре А18. На прицепе у него был астероид класса М… Ленар, посмотри по сторонам. Возможно, нас всем лишь показалось, что это не астероид.

— Ирма, не паясничай. Это какая-то станция, и, кажется, мы с Вильмой нашли ее предполагаемое название — «Магомет».

— «Магомет»? И что это значит?

— Вот именно это тебе и предстоит выяснить. Давай, Ирма, не ленись, жуй архив и дай знать, когда найдешь что-то вразумительное.

— Постой, Ленар, — вмешался Эмиль в разговор. — У нас тут тоже своего рода трудности.

— Я слушаю.

Эмиль еще раз огляделся по сторонам, и Радэк практически слышал сквозь разделяющий их вакуум, как шевелятся мысли в его голове.

— В каком месте нам прорезать первую палубу? — наконец-то остановился техник на самой глупой формулировке вопроса.

— А почему ты у меня это спрашиваешь? Кто из нас тут инженер с горелкой в руке, ты или я?

— Эмиль хотел спросить, — начал переводить Радэк, — в каком месте ты начинал резать первую палубу, прежде чем вы с Вильмой убежали по более важным и ответственным делам, чем спасение шестерых человек?

— В противоположной от потолка стороне, — плеснул им в уши издевательский ответ. — Вы думаете, я с линейкой отмерял точные координаты реза? Режьте, где хотите, и не спрашивайте меня о вещах, о которых я не имею понятия.

— Хорошо, сделаем все в лучшем виде… — Эмиль снова огляделся, и из его рта вырвалось, — Вот зараза!

— Что у вас опять не так?

Радэк не мог видеть, куда смотрит его коллега, но тоже оглянулся в поисках вещей, заслуживающих интереса. С тех пор, как Ленар вышел на общий канал связи, и они с Эмилем отвлеклись от работ, инерция пронесла их на несколько метров вглубь коридора… или, если точнее, вглубь металлической кишки, которая когда-то называлась коридором. Стенки этой кишки были скручены в болезненных спазмах, перетекали друг в друга, сглаживая некогда прямые углы, и зияли чернотой язв, утопающих в полости мертвого организма. Радэк толкнул пальцем ближайшую стенку, и судно несколько раз лениво перевернулось вокруг него. Он готов был сам себе поклясться, что при смене угла зрения ничего не изменилось. Среди этого беспорядка глазу не за что было зацепиться, а разуму нечего было запоминать. Это было воплощением первозданного хаоса, подобно пятнам на солнце или слоистым рисункам на газовых гигантах. Не осталось ничего, что дало бы осмысленную для человеческого мозга информацию, и Эмиль облек свои умозаключения в очередной глупый вопрос:

— Кажется, я забыл, в какой стороне первая палуба.

Радэк его никак не отругал и не подколол. Он просто промолчал, стыдясь того факта, что тут он полностью согласен со своим коллегой.

— В противоположной стороне от третьей, — подсказал Ленар. — Сориентируйтесь как-нибудь.

— То облако мусора, — указал Радэк в сторону парящих металлических обломков, шинкующих луч фонаря на неаккуратные ломтики, — судя по всему оставили мы. Ищи дыру в палубе.

— Кажется, я ее вижу, — Эмиль указал на стенку справа от себя. — Значит, это первая палуба. Давай быстрее оставим на ней пару резов, пока мы ее снова не потеряли.

Свет от плазморезов перемешался со светом от фонарей, и вонзился в облицовочный слой металла, оставляя за собой светящиеся контуры, словно края тлеющей бумаги. Облицовочный слой поддавался резаку относительно быстро, и даже несмотря на то, что он немного приварился к балкам, после замыкания контура он легко отваливался при помощи образовавшихся холодных трещин, смекалки и двух увесистых ручных инструментов. То, что скрывалось за ним, было значительно сложнее с точки зрения ручного демонтажа. За исключением силовых кабелей под палубами скрывалось куча дюралевых контуров с теплоносителем. Эти контуры считались обогревательными, но на самом деле они были охладительными, и их функция состояла не в том, чтобы согревать носовую секцию корабля, а в том, чтобы охлаждать кормовую, отводя оттуда лишнее тепло, чтобы машинное отделение не превратилось в ад от избыточного жара двух термоядерных реакторов. У этих контуров была не просто высокая удельная теплоемкость, но еще и экстремально низкая температура, приблизившаяся практически вплотную к абсолютному нулю за то время, которое корабль провел без обогрева. Их резка была полна неприятных неожиданностей. С одной стороны, плазменной струе требовалось больше времени, чтобы довести их хотя бы до температуры плавления. С другой стороны, температура плавления самого теплоносителя была гораздо ниже, и как только труба теряла герметичность, Радэк выкрикивал слово, от которого на другом конце радиоэфира краснели уши оператора, и стукался затылком о противоположную палубу, слушая, как брызнувшая в него под давлением жидкость шкворчит на его смотровом щитке, превращаясь в пар. Звук напоминал жарящуюся яичницу, что делало работу еще невыносимее. Нормальная яичница встречается в космосе чуть реже, чем мертвые корабли с замороженным экипажем полувековой выдержки.

Как же он мечтал о яичнице…

Радэк поскреб свой щиток пластиковыми колпачками на перчатках, и те оставили царапины чистоты на грязных высохших пятнах.

— Осадок, — прокомментировал он.

— В хладагенте?

— Да, видимо в насосах давно не меняли фильтры.

— Неудивительно, этот корабль дрейфовал полвека.

— Нет, Эмиль, дело не в этом, — подплыл Радэк обратно к вскрытому потолку. — Эти контуры не работают без термоядерных реакторов. Фильтрам, которые стоят в насосах, значительно больше полувека. Возможно, это ответ на вопрос, почему взорвался реактор.

​

— Пятьдесят восемь, пятьдесят девять…

— Ленар…

— Не сбивай меня! Шестьдесят, шестьдесят один, шестьдесят два, шестьдесят три… Шестьдесят три! — закончил Ленар считать, и послышался шорох, с которым он столкнулся с переборкой.

Вильма еще раз оглядела окружающее пространство, и в очередной раз наблюдала, как луч ее фонаря рассыпается на мягкий пушок света и теряется во тьме дальнего края отсека, словно растворяясь в воске, сумев по пути очертить контуры лишь пары десятков криостатов, плотно выстроенных в несколько ровных рядов. Она живо представляла, как когда-то люди просыпались по нескольку десятков за раз, медленно вылезали из своих капсул и занимали очереди в душевые, которые должны были располагаться где-то неподалеку. Именно из этого помещения по сигналу управляющего интеллекта по станции некогда должна была разливаться жизнь, дружеская болтовня и рабочая деятельность, и эта мысль лишь подчеркивала жуткую атмосферу тишины и безжизненности. Даже холодный свет, льющийся ей в лицо с экрана терминала, напоминал какой-то призрачный отблеск от навсегда утраченных времен.

— Уверен?

— Не совсем, — ответил огонек с другого конца отсека. — Всего их тут около тысячи.

— Тысяча двадцать два, — отчеканила Вильма. — Из них работают лишь шестьдесят семь.

— Откуда ты знаешь? — нервно дернулся огонек.

— Нашла рабочий терминал.

— А сразу не могла сказать?

— Ты очень увлеченно считал, — оправдалась она, и огонек поплыл к ней навстречу.

— И что говорит терминал?

— Что управляющий интеллект все еще работает и больше ничего, — Вильма вернула взгляд на экран терминала и вдавила в клавиатуру несколько клавиш. — Это специализированный терминал, обладающий ограниченным функционалом. Зато я узнала номер модели станции «Магомет».