Тяжкий груз (СИ) - Кунцев Юрий - Страница 18

И вот сердце одного из них перенасытилось ужасом достаточно, чтобы тот отказался просто сидеть на месте и чего-то ждать.

— Мостик! — громогласно произнес из машинного отделения Эмиль через интерком. — У нас тут с Радэком проблемы. Он несет какой-то бред.

— Говори яснее.

— А ну-ка пусти меня… — послышался приглушенный голос Радэка, и несколько секунд по внутренней связи проносились звуки возни. — Так, Ленар, мне все это надоело. Скажи мне, что вы нашли хоть что-нибудь.

— Мы пока не нашли ничего, но это еще не повод нервничать.

— А я и не нервничаю. У меня есть предложение. Ирма сейчас там?

— Я слышу тебя, Радэк, — отозвалась Ирма. — Говори.

— Ты сможешь запустить все наши движки одновременно?

— Конечно, — равнодушно ответила она. — Я постоянно так делаю.

— Нет, я говорю не о маршевых двигателях, а вообще обо всех.

— Зачем?

— Чтобы дать холостой ход.

— Я же говорил, что он несет какой-то бред, — вставил Эмиль.

Наступило молчание, в котором даже Ирма не решалась подавать признаков жизни, смущенно обдумывая ответ на вопрос.

— Так, Радэк, что ты задумал? — разбил Ленар задумчивую тишину.

— Иногда, когда исследовательские корабли изучали астероидные скопления, а радары и лидары были неэффективны, они взрывали термоядерные заряды, чтобы подсветить невидимые объекты.

— Знаю, к чему ты клонишь, и тебе придется поверить мне на слово, что я с собой не захватил ни одного термоядерного заряда, и вообще на нашем корабле контрабандой никто не занимается, — произнес он последнюю часть фразы с громкостью на грани крика. — Все ясно?

— Да я верю, что у нас нет термоядерных зарядов. Но у нас есть термоядерные двигатели.

— Ты что, хочешь взорвать наши двигатели?! — почти перешел Ленар на крик.

— Нет, — спокойным голосом ответил Радэк, и температура на мостике вновь вернулась к комфортному значению. — Но ты должен понимать, что в них заложены те же принципы. Происходит синтез легких элементов с выделением колоссальной энергии, гораздо большей, чем у наших передатчиков. Затем все это перемешивается с водой, и, наконец, наши двигатели выталкивают получившуюся реактивную плазму наружу.

— Под очень страшным давлением, — добавила Ирма. — Наши двигатели создают такой высокий удельный импульс, что на холостом ходу мы просто не сможем выбросить за борт достаточно реактивной плазмы, чтобы ощутимо подсветить предполагаемый объект. Наши маневровые двигатели слишком слабые для этого, а даже если мы найдем способ их достаточно усилить, на холостом ходу они просто расплющат наш чудесный буксир всмятку.

— А нам и не нужно их усиливать. Нам достаточно просто снизить их удельный импульс за счет ослабления компрессионного магнитного поля.

— Радэк… — устало прожевал Ленар его имя, — …ты что, хочешь превратить наш буксир в паровоз?

— С чисто физической точки зрения он и есть паровоз, — оправдался Радэк. — Просто на другом топливе.

— Этого все равно будет мало, — подала Вильма голос. — Реактивная плазма все равно не сможет рассеять достаточно много тепла и света, чтобы значительно превзойти эффективную дальность наших радаров.

— Большинство космических кораблей очень хорошо отражают инфракрасные лучи.

— Да, но это все равно не сделает из нас звезду. Чтобы заметить его наверняка, этот объект должен быть не просто подсвеченным, а скорее… подмигивающим, — протянула Вильма задумчиво. — Да, мигающий объект засечь в разы проще. Нам требуется не просто холостой ход двигателей, а рваный холостой ход двигателей. Эмиль, что скажешь?

— Простите, но как инженер термоядерных силовых установок я по закону обязан вам всем сказать, что это полный бред, — выпалил из динамиков голос Эмиль и шумно перевел дыхание. — То, что вы предлагаете, увеличит износ двигателей и расход реактивной массы в разы, и ни одному уважающему себя технику такое и в голову бы не пришло.

— У нас тут идет спасательная операция, — напомнил Ленар, — так что в данный момент нам требуется мнение чуть менее уважающего себя техника.

— Если наплевать на самоуважение, то я скажу, что у нас есть техническая возможность.

— Ирма?

— Ни разу такого не пробовала, — ответило сомнение голосом Ирмы. — Идея интересная, но едва ли конструкторам этого буксира хоть раз приходило в голову что-то подобное.

Со стороны ее операторского поста послышалось бодрое клацанье, с которым десятиногое насекомое заплясало на клавиатуре.

— Ладно, — сдался Ленар, — попытаемся. Вильма, плазменная струя не засветит телескопы?

— Местами засветит, но если у нас будет рваный холостой ход, плазма не станет проблемой.

— У нас будет рваный холостой ход, — объявила Ирма, закончив расчеты. — Но я не уверена, выдержат ли наши шпангоуты. На холостом ходу поперечная нагрузка будет вдвое выше расчетной.

— Этот корабль ни за что бы не выпустили в космос без двойного запаса прочности, так что готовь нам рваный холостой ход. Радэк, Эмиль, вас это тоже касается. Подкрутите магнитные компрессоры так, чтобы у нас плазма прямо из ушей полезла.

— Понял, — отчитался Эмиль. — Надеюсь, это все будет не зря.

— Насколько рваный ход мне программировать? — спросила Ирма сквозь вновь заклацавшую клавиатуру.

— Мне все равно, программируй на свой вкус.

— Двухсекундный ход с интервалом в три секунды, — отстраненно произнесла она, погрузившись мыслями в свой операторский пульт. — В академии мне бы за такое дали подзатыльник.

— Я бы за такое дал тебе два подзатыльника, но сегодня у нас особый случай, так что гуляем.

Петре заранее был готов к тому, что будет в команде пятым колесом, но тот факт, что он сидит в сторонке, пока весь остальной экипаж занят спасением человеческих жизней, был для него невыносимым. Каждому человеку свойственно желание чувствовать себя полезным. В современном обществе это желание переросло чуть ли не в закон, и чувство собственной бесполезности заставляло Петре стремительными шагами мерить комнату отдыха в Броуновском движении, безуспешно пытаясь настроить себя на рабочий лад. В конце концов, у него тоже была своя работа — она лежала на столе в виде блокнота с шариковой ручкой, но он не мог сосредоточиться, мыслями обитая где-то в космосе и утоляя информационный голод собственным воспаленным воображением.

Где-то там мимо него проходит сюжет, который он не имеет право упустить. Такая мысль бегала по стенкам его черепа, словно белка в колесе, и он успокаивал себя тем, что когда все закончится, экипаж обязательно с ним поделится всеми подробностями. Все могло сложиться гораздо хуже. Он мог отказаться от пробуждения и ждать в заморозке прибытия на Фриксус, и тогда все эти приключения уж точно пролетели бы мимо его внимания.

Усилием воли он заставил себя сесть на скамью, и почувствовал, как вены у него на лбу начинают сдуваться, а в голове появилось что-то похожее на ясность мысли. Появился проблеск озарения, и он ухватился за него почти так же сильно, как и за шариковую ручку. Ему нужно было составлять новые списки вопросов, но у него было слишком много вопросов, чтобы придумывать вопросы. Но один все же родился в его голове…

«Как…» — начал он писать, и стол затрясся мелкой дрожью, мутировав его и без того неаккуратный почерк человека, привыкшего к клавиатурам, в каракули паралитика. Он зачем-то посмотрел в потолок. Это была отличительная черта человека, не привыкшего к космическим условиям — в случае опасности смотреть в потолок в подсознательном страхе, что что-то может обрушиться ему на голову. Дрожь прекратилась столь же внезапно, сколь и началась, и Петре выпустил из легких нагнетенный до предела воздух. Просто небольшая тряска, на космических кораблях такое бывает, подумал он и продолжил с тех каракулей, на которых остановился.

«…по-вашему…» — написал он, и его почерк вновь заплясал от тряски.

Нет, все же дело было не в его бесполезности. Дело было в страхе, что он повторит судьбу тех людей, которых в данный момент спасает экипаж этого буксира. Это был страх человека, запертого в бочке, находящейся в свободном падении. Он не знал, куда приземлится эта бочка, и ему до ужаса хотелось выглянуть наружу, но он не мог. Он ничего не контролировал на этом судне, и именно от этого ему было страшно.