В львиной шкуре (продолжение - 2) (СИ) - Решетников Александр Валерьевич - Страница 63

Не прошло и часа, как "пропажа" была обнаружена. Но этого времени хватило, чтобы достигнуть берега Угры и поспешить переправиться на другую сторону.

— А басурмане-то не спят, — усмехнулся Кондрат, выйдя ночью по малой нужде из своей палатки и разглядывая мелькающие вдалеке огни.

— Угу, дядька, не спят, — ответил стоящий в дозоре племянник.

— А русичи как?

— Тихо у них… Я хотел было подойти, а мне раз и нож к горлу…

— И чего? — нахмурился Кондрат.

— Чего, чего? Я даже понять не успел, как он ко мне подкрался. Сначала подумал, что к ордынцам в руки попал, хотел закричать… А русич мне рот зажал и шепчет на ухо: "Чего тут шляешься? Иди к себе, а то не дай Бог товарища капитана разбудишь…"

— И-и?

— Что — и? — насупился племянник, — Отпустил меня, а на дорожку пинком под зад наградил…

— Хех! — улыбнулся Кондрат. — Это тебе урок. Дозорного не увидел, а в руки к нему попал, и пискнуть не сумел. Знать воины бывалые. Такому быстро не научишься.

— Дядька, а ты видел, какая у них броня? Я такой отродясь не встречал.

— Да, броня знатная, — позёвывая, кивнул Кондрат. — Правда, не у всех…

— У всех!

— Откуда же? — удивился сотник.

— Те, что с пищалями, они их под одеждой носят.

— Почему так думаешь?

— Я дозорного, который держал меня, хотел локтём в брюхо ткнуть, а локоть, словно в камень уткнулся. А этот гад держит меня и ухмыляется.

— Чего же ты его гадом-то окрестил? — улыбнулся Кондрат.

— Так обидно ведь, и сцапал меня, будто кошка мышку, а потом ещё пинком попотчевал…

— Глупый ты ещё. Нужно не обиды копить, а опыта набираться… Ладно, пойду я, прилягу. Если что, сразу меня зови… И это, будь внимательнее! — со строгостью в голосе закончил сотник.

— Хорошо, — кивнул паренёк и принялся высматривать дозорных у русичей, очень уж хотелось узнать, как они так ловко прячутся?

А у русичей, в одной из палаток, разведчики приводили в чувство ордынского сотника. Первым делом с него сняли всю мокрую одежду и аккуратно повесили её сушиться. Потом растёрли пленника спиртом и укутали в шерстяное одеяло. Когда одежда высохла, то ещё не приходящего с сознание воина одели и крепко связали верёвками. Вскоре он очнулся и попытался дёрнуться, но быстро понял — попался.

— Ты меня понимаешь? — спросил на персидском языке один из разведчиков.

Он вальяжно сидел в небольшом кресле напротив лежачего пленника и не спеша отрезал кривым кинжалом кусочки от яблока, после чего забрасывал их в рот и аппетитно разжёвывал.

— Да, — хмуро ответил тот.

— Плохо, — покачал головой разведчик.

— Почему? — удивился ордынец.

— Жаль будет такого грамотного убивать. Думаю, в вашем войске мало найдётся людей, которые умеют говорить на фарси. А ведь на нём разговаривал сам Железный Хромец (Тамерлан)…

— Зачем же тогда меня сюда притащили, раз собрались убивать? — криво усмехнулся сотник, всем видом показывая, что ему наплевать на угрозы.

— Да вот, Великий князь очень желает знать, где у вашего хана назначена встреча с польским крулем?

— Нашему хану тоже очень хотелось бы это знать, — с некоторой брезгливостью ответил пленник. — Только зачем нам круль? Войска Великого хана бесчисленны и сильны! Как только мы перейдём через реку, то придадим огню все ваши города и селения! Мужчин вырежем, а молодых девушек сделаем рабынями…

— Хе, — усмехнулся разведчик. — Какой ты кровожадный, словно и не мусульманин…

— Я мусульманин! Мой отец служит муллой в самом Сарае!

— Вай, вай, вай! Такой хороший отец, а сын — разбойник, — издевался разведчик.

— Я воин!

— Нет, ты разбойник! Потому что хочешь напасть на чужую землю, чтобы там убивать и грабить! А воин — это защитник. Он защищает своих крестьян. И польский круль тоже разбойник, потому что помогает таким, как ты! Но ничего, мы всё равно узнаем, где у вашего хана состоится с ним встреча, и я лично отрежу ему голову!

Во время этого монолога разведчик так злобно вращал белками глаз и махал рукою, в которой держал кинжал, что пленник подумал: "Да, такой шайтан способен на всё! Интересно, откуда у Московского князя в войске арабы? И как они смогли выкрасть меня из шатра? Неужели предали? Но кто?"

— Ладно, — меж тем продолжил "араб". — Я с тобой после поговорю. А пока мне нужно отдохнуть… Утро уже на дворе, — и вышел из палатки.

Второй разведчик, который до этого не проронил ни одного слова, крепко привязал пленника к вкопанному посередине палатки деревянному столбу и тоже вышел. А через несколько часов начался бой. К пятитысячному ордынскому лагерю прибыло ещё столько же воинов. Это пришла вторая половина тумена царевича Муртазы — сына хана Ахмата. Понимая, что съестных припасов, как для животных, так и для людей становиться всё меньше и меньше, а так же грезя воинской славой, он отдал приказ переправляться через Угру.

— Даниил Дмитриевич, — к князю подбежал один из его дружинников. — Со стороны русичей в небо пошла зелёная ракета.

— Хорошо, — ответил тот. — Наблюдай дальше.

Тем временем конные сотни ордынцев одна за одной заходили в реку и устремлялись к противоположному берегу. К лошадиным бокам были привязаны кожаные бурдюки, наполненные воздухом или вязанки из толстых сучьев. Это позволяло животным без лишних усилий держаться на плаву и заодно тащить всадника. Пока одни сотни заходили в холодную воду, другие старались обстрелять из луков противоположный берег, чтобы прикрыть своих товарищей от действий неприятеля.

— Охренеть! Сколько же их? — глядя в подзорную трубу воскликнул капитан Мухин.

— А ты не думай про это, — ответил Кудрявцев. — Бей помаленьку, смотришь и убавится.

Как только первые сотни достигли середины реки, пушкари и стрелки открыли огонь. Вода вмиг стала окрашиваться в красный цвет, к которому примешивались крики боли и жалобное ржание лошадей. Десятки трупов людей и животных, увлекаемые течением, отправились в свой последний путь. Однако им на смену явились новые сотни, желая, во что бы то ни стало, добраться до врага…

Орда наступала широким фронтом. Крайние батареи русичей после первых пяти залпов были вынуждены перенести огонь вширь. Средние же стреляли практически наугад. Всё вокруг заволокло дымом, а безветренная погода не давала ему рассеяться. Это позволило небольшим отрядам одолеть переправу. Однако возведённые на берегу укрепления не давали ордынцам возможности использовать конную тактику. Тогда они спрыгивали со своих лошадей и, стреляя из луков и махая саблями, устремлялись на врага. Пушки, установленные полукругом, быстро перестроились на фланкирующий огонь, значительно облегчая работу тяжёлым пехотинцам и стрелкам. До них добирались лишь жалкие остатки, где и погибали, не в силах справиться с бронированной стеной, ощетинившейся копьями и штыками. Труднее приходилось ополченцам. Они стояли ниже по течению реки, и многих ордынцев, выживших во время переправы, сносило к ним. Понимая, что обратной дороги нет, если только снова в холодную воду, ханские воины с яростью обречённых кидались вперёд. В какой-то момент казалось, что они вот-вот прорвут оборону. Но тут в дело вступили огнемётчики, приданные союзникам для усиления. Когда в наступающую массу воинов ударили жаркие струи огня, то холодные воды Угры показались меньшим злом, по сравнению с этим всепоглощающим пеклом.

Из-за порохового дыма, укутавшего противоположный берег, царевич Муртаза плохо понимал, что там происходит и продолжал гнать вперёд конные сотни, подбадривая воинов тем, что их собратья уже порубили врага и принялись потрошить его обоз. В результате тут и там малые группки смогли не только переплыть реку, но и взобраться по крутым склонам вверх, правда, значительно дальше от основного места события. Увидев это в подзорную трубу, капитан Кудрявцев приказал части артиллеристов перенести огонь вглубь противоположного берега. Сбить, так сказать, пыл ордынских военачальников, а то ведь не успокоятся.