Поворот калейдоскопа (СИ) - Бранник Елизавета - Страница 33

Герман поднял телефон, размахнулся и бросил его в стену.

— Ах ты, щенок! Совсем страх потерял? Решил, все можно? — шипел он, топча мобильный. — Ты на кого тявкаешь? На чью женщину глаз положил?

— Поздно, — улыбаясь разбитым ртом и пытаясь подняться с пола, сказал Фил. — Фото в облако ушло. Там еще видео. Через пять минут мой друг опубликует на странице ректора. Если я не отменю.

— Ах ты! Гаденыш! Блефуешь! Не посмеешь! Ее опозоришь?!

Филипп с трудом поднялся, оскалился:

— Лицо Анны Сергеевны будет замазано. А вы весьма легкоузнаваемый человек, Герман Фридрихович. Вы очень увлеклись. Я здесь уже давно, много снять успел.

— Подставили меня? Вы ничего не докажете! Все знают, что мы встречались! Буду утверждать, что это была ролевая игра! Доказательств у вас нет. Я ничего не сделал!

— Покушение на изнасилование, статья есть такая. Не докажем, может, — Фил дернул плечом, Аня видела, как дрожит его рука, с багровой полосой от ушиба. — Но в этот раз внимание прессы и университета вам обеспечено. Кто-то не поверит, кто-то поверит. На видео хорошо видно, что никакая это не ролевая, а там еще подтянутся, те, кто тоже не доказал, но помнит.

— Только попробуй опубликовать! Вылетишь и сядешь!

— Только попробуйте к Анне Сергеевне еще приблизиться. Или навредить ей. Вылетите и сядете. Думаете, это все, что у меня есть?

— Это все из-за той мелкой шлюшки Лалы? — прищурясь, спросил Каде.

Фил сделал шаг к завлабу.

— Филипп! — хрипло произнесла Аня. — Не надо.

— Я думал, ты просто слабак. Упустил девчонку и забился в угол. А ты махровый шантажист, — сказал Каде. Он подумал, покусывая губы. — К черту! Мне проблемы не нужны. Своему адвокату я на всякий случай позвоню. Но если ты не станешь ничего публиковать, забуду, дам тебе доучиться и доработать на факультете. А Анна Сергеевна… — Герман перевел на нее тяжелый взгляд, — Анна Сергеевна и так сбежит. В Москву. Нужен ты ей.

— Ширинку застегните, — сказал Фил.

Каде вышел, прихрамывая. Фил пошел за ним, запер дверь. Вернулся, вздохнул и застонал, прижав к груди руку, сел, а потом лег на кровать. Аня сидела, всхлипывая, прижимая к груди обрывки сорочки, глядя в одну точку. Филипп приподнялся и привлек ее к себе. Начал гладить по голове здоровой рукой, шепча:

— Дурашка моя, испугалась? Прости меня. Я стоял под дверью, мучился, ждал, что позовешь, в глазок смотрел. А тут он. Наверное, через пожарный вошел. Ты впустила. Я подумал…

— Глупый мальчик, — тихо сказала Аня. — Как ты открыл дверь? Выбил?

— Собирался. Потом вспомнил. Я ключ сделал, с твоего, когда ты у меня спала. Здесь недалеко есть мастерская. Решил, а вдруг тебе опять плохо станет.

— Ты действительно… опубликовал бы?

— Нет, конечно. Блефовал. Думаешь, я что, готовился? Хотя нужно было что-то такое предположить. Я просто считал, он после того случая в Москве, из-за которого сюда перевелся, поутих. Там девушка ничего доказать не смогла, но осадок, как говорится, остался. Прости меня. Я должен был… подумать.

— Телефон жалко, — вырвалось у Ани, глупое.

— Дурашка, — с нежностью констатировал Фил.

Глава 13

Глава 13

Филипп

Фил проснулся первым. И валялся беспомощным несколько минут: одна рука затекла, а вторая жутко ныла после вчерашнего. Он осторожно вынул ладонь из-под Аниного плеча, лежал, рассматривая ее лицо. Каждая черточка простая, обычная. Почему в целом они складываются в такое… притягательное, нежное? Хочется смотреть и смотреть. А еще целовать, гладить, дарить любовь, заботиться.

Герра Хера отчасти можно было понять. Видеть каждый день рядом с собой такую девушку и не польститься? Наблюдая за Каде эти несколько месяцев, Фил выяснил, что завлаб не притворяется. Именно это Филиппа и пугало больше всего. Такой жажды обладания Фил не видел ни в одном мужском лице. Если бы не отказ Ани… Странно, что Герр Хер так долго выдержал. С Лалой он был понапористей, но там крепость пала довольно быстро. Фил вздохнул: хорошо, что его Дурашка влюбилась в него раньше, чем Герр расставил свои сети. Хорошо, что в минуту опасности люди зовут на помощь тех, кому верят.

— Глазки, — прошептал Фил, почти касаясь Аниных ресниц губами, — губки, носик, ушко.

Аня тихо вздохнула во сне. А Фил негромко чертыхнулся. Созерцание глазок, носика и губок вызвало привычный, но весьма неуместный сейчас утренний «бодрячок». У них была очень тяжелая ночь, Аня наверняка смутится, если, проснувшись, застанет Фила в «боевой готовности». Он вспомнил, как снимал с нее обрывки сорочки, стараясь не смотреть на полуобнаженную грудь, как искал в шкафу вещи, как его пугала ее неподвижность и бледное лицо.

— Если тебе нужно… если ты скажешь, я это сделаю, — произнесла она, пряча глаза.

Фил вздохнул: да, у нее синяки на лодыжках и запястьях, искусанные, кровоточащие губы, несколько царапин, порванная одежда. Но доказать, что имела место попытка изнасилования… Филипп вспомнил ту девушку из Москвы, которую разыскал во время своих разъездов и «следственной» работы. Алина немногое ему рассказала, предупредила, что не станет ворошить прошлое, что ей и так хватило «внимания», она просто не знала, против кого идет, иначе заставила бы себя забыть — все равно все вышло еще хуже.

— Тебе придется пройти сквозь ад.

— Я это сделаю, — Аня тряхнула головой. — У нас же есть фотография.

— Я ее удалю.

— Зачем? — она вскинула глаза. — Нельзя позволить ему продолжать! Нельзя!

— Я не позволю, — сказал Фил, обнимая ее и прижимая к себе. — У меня хватает материала. Но тебя я вовлекать в это не хочу.

Она немного расслабилась, лежала в его объятьях, глядя в потолок, то и дело поднимая руку и шаря по вырезу свитера. Фил знал, что это временное спокойствие, привычка сдерживаться, контролировать эмоции. Но чем быстрее вырвется то, что внутри, тем лучше. После смерти родителей его сестра Настя держалась три недели, но потом свалилась сначала в истерику, затем в многодневную депрессию.

Так и вышло. Посреди ночи Аня резко села в кровати и стала задыхаться. Она пыталась вздохнуть, но не могла. Он принес воды, кричал:

— Смотри на меня! Дыши! На меня смотри! Я здесь!

Она наконец заплакала, обняла Фила, прижалась.

— Дурашка, — повторял он. — Не нужно сейчас быть сильной.

— Назови меня так еще.

— Дурашка.

— Я тебя так люблю!

— А я, думаешь, меньше?

— Знаю. Я сейчас страшная, противная, заплаканная, ною — а ты не уходишь. Рука болит?

— Немного. Теперь ты будешь меня лечить. Приятно.

… Он принял душ, а когда вышел, Аня уже сидела на кровати, поджав ноги в узких джинсах. Улыбнулась так ласково, что ему захотелось плюнуть на все и до одури целовать ее в припухшие губы. Но делать этого было нельзя. Пусть говорит, что успокоилась — пройдет еще немало времени, прежде чем она перестанет вспоминать. Он подождет. Лишь бы она пришла в себя. А там пусть решает сама, Фил примет любое ее решение.

Они провели вместе весь день. Валялись в кровати, стараясь поменьше друг к другу прикасаться и разговаривая на отвлеченные темы, перебивая друг друга и смеясь, читали, смотрели глупое видео на ю-тьюбе. Фил откопал в своих закромах свой старый сотовый, вставил туда сим-карту, но телефон отключил. В предновогодние дни, время аварий и поломок с пьяного дела, его могли в любой день вызвать в сервисный центр. Деньги нужны, конечно, но только не сегодня.

Аня потихоньку успокаивалась, даже с аппетитом поела горячие бутерброды, которые Фил разогрел в своей микроволновке. Он старался очень осторожно проскальзывать в свой блок, ни к чему им слухи, сплетни. И так уже многие знают или подозревают.

— Я не верю, что он так все оставит, — сердито сказала Аня, растягивая зубами расплавившийся сыр на бутерброде. — Что-то придумает. Не видать мне аспирантуры как своих ушей.

Она вздохнула. Фил готов был расцеловать ее за эту сердитость и мысли о карьере. Все будет хорошо, она сильная, она Железная Анна. Вечером он все-таки ушел к себе в блок. Аня попросила. Сказала, что примет снотворное и будет спать. Фил не стал настаивать, даже обрадовался (ему и так трудно было выдерживать ее близость), только смазал ей «троксевазином» синяки на ногах и запястьях. Он скрипел зубами, размышляя над тем, смогут ли они с Катей довести дело до конца.