Поворот калейдоскопа (СИ) - Бранник Елизавета - Страница 17

— Что ж, — сказал Герман Фридрихович, улыбаясь, — жалуйтесь.

Аня пригласила его войти, занервничав. Каде нахмурился, осмотрев кухню, прошел в комнату, извинившись за обувь, и в ней сразу же стало тесно. Доцент остановился посредине Аниных «апартаментов», оглядываясь, покачал головой, заметив злополучную кровать, опустил голову, рассматривая затертый скрипучий пол, поднял глаза на пятно плесени в углу, черкнул что-то в блокнотике.

— Герман Фридрихович, — сказала Аня, — все не так плохо. Я не думаю, что стоит…

— Нет, Анна Сергеевна, — Каде покачал головой. — Эта не та жизнь, которую вы заслуживаете.

Аня прислушалась к голосам в коридоре, мелодичному смеху Светочки и басам сотрудниц, переместившихся дальше по коридору, и прикрыла дверь. Усмехнувшись, призналась:

— К сожалению, Герман Фридрихович, в последние дни я окончательно убедилась, что да… это не та жизнь. Я перевелась в Каратов, чтобы быть… поближе к семье, мои отец и тети живут неподалеку, мне тогда казалось это наилучшим решением. Но сейчас все изменилось. Боюсь, я…

— Не принимайте необдуманных решений, — быстро сказал Каде, оборачиваясь к Ане. — Жилищные условия — это решаемо.

По плечам ее пробежала дрожь — таким хищным и стремительным было его движение. Ей стало понятно, почему при упоминании имени завлабораторией лица преподавательниц с кафедры принимают такое томное выражение. И откуда столько слухов о павших к его ногам дамах, ей тоже стало понятно. И надушенные курсовые, и короткие юбки, и декольте некоторых студенток.

— Я все обдумала, — сказала Аня.

— Вы говорили с Маргаритой Марковной?

— Еще нет.

Каде задумался, повернувшись к ней боком, знакомым движением провел пальцем по губам. У него был резкий, орлиный профиль.

— Зайдите завтра ко мне. Нет, лучше послезавтра. А потом, если мы не сможем вас переубедить, пойдете к декану.

Семинар у одиннадцатой и девятой группы был для Анны самым сложным за все время в Каратовском вузе. Фила не было, Матвей всю пару следил за ней ненавидящим взглядом. Она отвлекалась, запиналась, замолкала посреди фразы. Аня увидела Филиппа в коридоре возле однокурсников, хотела пройти мимо, но поняла, что так будет еще хуже.

— Громов, — позвала она.

Фил поднял голову, но не сдвинулся с места. Аня едва справилась с собой, сохранив самообладание, — глаза у него были больными, по лицу скользнула то ли усмешка, то ли гримаса боли.

— Громов, по какой причине вы пропустили семинар?

Теперь это точно была усмешка:

— По неуважительной, Анна Сергеевна.

— Вы знаете мои правила, Громов: при наличии пропусков — к зачету только с разрешения завкафедрой.

Фил тряхнул головой и выдавил:

— Я хорошо помню ваши правила, Анна Сергеевна.

— Очень на это надеюсь.

«Все правильно, все верно, — думала Аня, шагая в другой корпус и невидящим взглядом скользя по лицам студентов, — это неприемлемо, это блажь какая-то, это опасно — все видели фото голых преподавательниц в соцсетях, тех, кого слили такие же мальчики-шалунишки, тех, кто не смог справиться со своими чувствами, опустился… до подобного. Я не опущусь, нет».

Когда Аня заглянула на следующий день к Герману Фридриховичу, тот молча показал ей следовать за ним. Они зашли в кабинет завкафедрой, и оба, доцент и профессор, устроили Анне промывку мозгов. Потапов имел большое влияние в вузе. Кафедра в целом подчинялась ректорату, и веское слово Маргариты Марковны равнялось для профессора комариному писку. Потапов давил на то же, что и Каде: в провинциальном вузе для Ани больше возможностей заниматься научной деятельностью.

— Не буду я трындеть о значимости науки, — горячился профессор, — кто сейчас верит в науку? Но вы, наверное, знаете, что у нас готовятся серьезные изменения: лаборатории будем оснащать, деньги уже выделены, штат расширяется. Сейчас регионам больше внимания, чем центру. Герман вот Фридрихович наш очень в вас заинтересован как в коллеге. Он в этом году защищается, а вас будем продвигать. На ваших лекциях самая высокая посещаемость среди третьего и четвертого курса. На конференцию больше всего заявок от вас поступило, Анна Сергеевна. Мы такими сокровищами не разбрасываемся.

— У меня личные мотивы, — выдавила ошеломленная Аня. — Я…

— Об этом мы поговорим чуть позже, — перебил ее Каде и объяснил, обращаясь к профессору: — Условия в общежитии у Анны Сергеевны не очень. В мое отсутствие … так сказать, на самотек.

— Жилье, да, жилье, — озабоченно нахмурился Потапов, кивая.

— Тоже решим вопрос. Светлана Родионовна уже работает. Выделим из резервного преподавательского фонда.

Аня вышла из кабинета в полном смятении. Рассеянно подала Каде руку на прощание. Ладонь ее утонула в крупной руке доцента. Он пожал ее мягко, а потом вдруг поднес к губам и поцеловал, бросив на Аню быстрый взгляд. Она с тревогой и изумлением смотрела, как он, прихрамывая, идет прочь. Звонок Ники вывел Аню из задумчивости:

— Анют, солнце, как там у тебя? — голос подруги звучал странно.

— Все хорошо, — пробормотала Аня, растерявшись, не зная, что сказать Веронике по поводу возвращения в Москву.

— Ты пока коней придержи с отъездом, — озабоченным тоном произнесла Ника. — Тут выяснилось кое-что… про Кена. Впрочем, если хочешь, приезжай, у меня поживешь. Придумаем что-нибудь.

— Я лучше… придержу, — сказала Аня.

У самого общежития она увидела Фила, сидящего на каменном парапете. Он вскочил и двинулся ей навстречу, но вдруг запнулся и застыл, глядя в сторону общаги. Из дверей семейного корпуса вышел Каде с мобильным, прижатым к уху. Он на минуту закрыл трубку рукой и приветливо бросил Ане:

— Зайдите к Захару Петровичу. Кажется, вопрос ваш решен.

И пошел прочь, продолжая кидать в сотовый отрывистые фразы. Аня быстро заскочила в общежитие, следя за Филом в отражении окон холла.

Захар Петрович снял с гвоздика связку ключей, поднялся, кряхтя, и жестом велел Ане следовать за ним.

— Вот от того блока, что мы сейчас смотреть будем. Жили там аспиранты семейные. Блок семейный, но раз особое распоряжение… А это ключ от запасного входа. На случай пожарной тревоги и других чрезвычайных… У всех преподавателей имеются. Чуть что, значит, и по правилам, берете на себя вывод студентов из общежития. Как раз там выход, от вашего нового блока недалеко.

Он повел Аню на второй этаж. К ее изумлению, они не пошли выше. Захар Петрович остановился наверху лестницы, перебирая ключи. А потом… повернул в аппендикс. Аня раскрыла рот, но двинулась следом. Комендант прошел мимо блока Фила, оставив его по правую руку, и остановился у самого окна, слева. Там была еще одна дверь, которую Аня хоть и заметила в свой единственный визит к Громову, но посчитала техническим помещением.

— Вот, — сказал Захар Петрович, поворачивая ключ. — Оцените.

Аня медленно переступила через порог. Ей стало понятно, почему в длинном коридорчике по левую сторону располагался лишь один блок — он был двухкомнатный. С одной комнатой, метров двадцать по площади, стойкой соединялась кухня, другая, крошечная спальня, метров восемь, упиралась в санузел с ванной вместо душа.

— Аспирант, что здесь жил, — сказал Захар Петрович, — рукастый был, — он потопал ногой по полу, — ламинат ложил, кухню сам собирал, шкафчики только разболтались, окна вот почти новые… Не хотел съезжать, но как защитились оба, жена настояла квартиру взять в ипотеку. Но оно понятно, свое — это свое. Мебель хорошая. Прибраться только, обои освежить. Ну как?

— Я не знаю, — пролепетала Аня. — Здесь коридор… темный, ночью страшно.

— А, — комендант понимающе кивнул, — так лампочки выделили, говно, перегорают, не успеваю менять. Да и как мне с моей рукой? А вы мальчишку вкрутить попросите, Филиппа, он тут напротив живет, ваш же, кажется.

— Мой? — испуганно переспросила Аня.

— Да, вы ж у него преподаете. Ну…. чернявый такой, шустрый. Хороший мальчонка. Мне помогает, тоже рукастый, вот что значит, без отца да без матери расти, — комендант поцокал. — Ну, я вам кого-нибудь пришлю на выходных, командуйте тут, не стесняйтесь, особое распоряжение раз…