Кармическое путешествие по нижнему миру (СИ) - Старых Зоя - Страница 18

Да, Харьков рылся у него в голове, когда приходил для якобы сверхважной приватной беседы.

Да, он пару раз чувствовал странное, похожее на сквознячок из-под несуществующей двери, прикосновение Вереницы.

И да, Адриан заглядывал в его мозги, судя по всему, с той же долей осознанности, что и дышал. Невозможно его обвинить, надежно защищенного блаженным фанатичным неведением.

Теперь к давно переставшему быть неприкосновенным чертогу ума деловито подкатывался Ниро Вульф из мюнхенского отделения и собирался навести самый настоящий обыск. Калинка решил, что глупо спрашивать, больно будет или нет.

В сущности, он пока ничего не скрывает. Разве что избыточный интерес к закрытой информации проекта. Но это вряд ли будут искать. А в ситуации с Адрианом он чист и безопасен, и его собственные догадки вряд ли чем-то удивят руководство.

Калинка выдохнул и перебрался на диван. Форменные брюки скользили по грубоватой толстой коже обивки, и он далеко не сразу выбрал удачное положение.

Лукатер дождался, пока Стивен вволю навертится, наежится и навздыхается.

— На что это будет похоже? — не удержался Калинка.

— Полагаю, на сон. Точнее не скажу, многое зависит от того, какое у вас мышление. Некоторые видят картинки, а кто-то слышит музыку. Хотя вы, скорее всего, все-таки визуал.

— Я такой, — подтвердил Калинка. — Хотя в основном предпочитаю мыслить сразу готовыми программами.

— Если в ваших воспоминаниях вдруг окажется готовая программа того, что стряслось в двадцать девятой, я приобрету ее за любые деньги.

Калинка стоял в дверях двадцать девятой, пошатывался и ошалело пялился на еще одного себя, точно так же застывшего посреди лаборатории. Гловер катался, ватный Харьков свисал с кушетки. По Деспоту и его коматозному хозяину Стивен и сам не догадывался, как уже успел соскучиться.

В лаборатории словно прокручивали запись уже состоявшейся трагедии.

Только запись вышла не совсем такой, какой она должна была быть.

Уж точно, не могла на ней отпечататься широкая, похожая на планетарные кольца полоса, переливающаяся режущим глаз спектром. Она опутала лабораторию, точно проводка в системном блоке, и три тонких магистрали сливались в единую. Одна, самая узкая и бледная, текла к Харькову. А может быть, и от Харькова тоже.

Найдя подходящую ассоциацию, Калинка понял, что из Харькова действительно тянутся провода, такие, какими он давно привык их видеть. Светло-серые тоненькие, соединенные в плоскую ленту.

По проводам передавались данные. Судя по тому, как все распределено, в обе стороны. Разумная составляющая, наличие которой у себя Калинка не отрицал даже во сне, предположила, что это нормально — хомополе второго уровня, двухканальный телепат.

Харьков подсоединен к Веренице.

От Вереницы змеился толстый кабель к лошади, а вот она не передавала ничего, зато пыталась лечь, странно подгибая ноги.

— Устройство вывода, — заключил Калинка.

Самый объемистый, пусть и короткий, пучок проводов шел от Адриана к Веренице, и обмен происходил так интенсивно, что видны были совершенно нереалистичные вспышки, больше подходящие неоновой рекламе.

Калинка понял, что всего лишь проиллюстрировал свои же представления о ситуации. Собственно, а чего еще от него ждали? Он ведь не может сказать больше, чем знает. Если Лукатер надеялся на внезапное откровение, то напрасно. Он получил всего лишь сдобренную профессиональной деформацией психики перерисовку, к тому же, не самую талантливую.

Калинке, вдобавок ко всему, было паскудно.

Он отчаянно желал дать пинка самому себе, изобразившему раздавленного слоном индийского пешехода посреди лаборатории, а еще запоздало сделалось жалко Вереницу и его лошадь, где бы та теперь ни была.

Очень хотелось все это прекратить.

Калинка закрыл глаза. Если это сон — не поможет. Еще ни одному человеку не удавалось избавиться от чудовища, закрыв глаза посреди жутчайшего кошмара.

Темноты не получилось. Калинка увидел проекции все тех же проводов, только теперь они выглядели, как отрисованные в трехмерной графике, разноцветные и схематичные. И никуда не девались неоновые проблески, похожие не то на взлетную полосу в авиа-симуляторе, не то на ритм сердца.

За слово ритм Калинка зацепился.

Услышал на заднем плане, как ударник школьной рок-группы выстукивает его на рабочем барабане.

Ритм замедлялся.

Это невозможно было не заметить.

Калинку замутило, заболело в груди. Так, словно его собственное сердце отзывалось на этот ритм и старалось попадать в него ударами. Только вот ритм сходил на нет.

Хуже того, стало холодно, будто бы его, как был — в халате и легких брюках, выбросили из самолета на Северном полюсе.

Стивен понял это и окончательно испугался. Где-то на краю сознания промелькнула мысль — а догадался ли Лукатер, вот теперь, когда все так страшно и ясно. И как он собирается его спасать.

Дальше пялиться на чертежи не имело смысла. Калинка открыл глаза и попытался отвлечься от проводов. Уставился на неподвижно лежащую лошадь, надо же, как интенсивно пульсирует ее магистраль. На одревеневшего Харькова и самого себя, за каким-то чертом привязавшегося к Гловеру.

А пульсация стихала.

Адриан светился, хорошо так, если погасить лампы, хватило бы осиять половину лаборатории. Свет не благостный, но и не жуткий. Стивен против воли зажмурился. Вот оно какое, хомополе третьего уровня, ценное и невероятное. А для кое-кого еще и смертельное.

Калинка безбожно мерз, от холода болели кости, и очень хотелось спать. Он видел в кино — так и умирали попавшие под лавину.

Другой Калинка холода не чувствовал, зато наконец-то додумался вызвать помощь. Только не успел, потому что случилась вспышка. Яркая настолько, что второй Стивен, превозмогая дрожь, едва успел прикрыть рукой глаза и спасти их тем самым от ожога.

Что-то изменилось.

Сердце выравнивало ритм, уже ни под что не подстраиваясь. Тошнота ушла.

Пульсация исчезла.

О холоде напоминали только скрюченные пальцы.

Калинка заметил, что и провода перестроились. Харькова отключили. Коня тоже. И конь, кстати говоря, примеривался задом к стеклу. Что за этим последует, Стивен уже знал и рефлекторно попятился.

Он уже понял, что Лукатер увидел вполне достаточно. Да и сам он, как бы не сопротивлялся, вынужден был признать. Адриан убил. Хуже того, Адриан действительно может убивать. Он это знает. Теперь уже не он один.

Калинка отошел подальше в коридор, не смущаясь такими пустяками, как тяжелая металлопластиковая дверь, и попытался придумать, как ему быть. Потом вспомнил, что он во сне, и все его мысленные построения обретают форму и передаются Лукатеру. Стивен подумал про девушек. Получилось неубедительно. Вспомнил, что ел на завтрак. Пирожные с черникой, глупая попытка спасти остатки зрения и верный способ погубить фигуру, булочку с кунжутной посыпкой, куриные сосиски и салат из моркови. Вкусно, как настоящее. Морковка с сахаром.

Объедки на подносе, на которые покушался зомби Гловера.

А вот этого уже не надо.

Калинка решил размышлять о чем-то нейтральном.

— Все возвращается, — заметил Гловер и сгинул.

Идея Стивену понравилось, и он вообразил статую Будды. Похоже ли получилось, сказать было невозможно, ведь Будду Калинка видел один раз по телевизору и достаточно давно. Запомнились округлые линии, причудливый головной убор, выражение покоя на золотом лице.

Вот об это Лукатер споткнулся.

Вокруг статуи плавал туман, потому что подобающего постамента Калинка так и не придумал, но марево обладало чудесным свойством — опутывать и глушить. Совсем как хомополе Адриана.

Шагнув в туман, Стивен оказался невидимым.

Бесконечно усталый Калинка опустился на пол, где-то же он был под этой белой хмарью, прилег спиной на прохладное колено Будды и снова закрыл глаза. На этот раз, картинка исчезла. Остальные пять чувств говорили, что вокруг только пустота. В ней было страшно, но еще страшнее казалось покинуть убежище. Стивен метался между паникой и расслаблением, и ему хотелось думать, что когда придет время, Лукатер сможет его просто разбудить.