Ночь упавшей звезды (СИ) - Медянская Наталия - Страница 28

Мадре, проигнорировав вопрос, выудил со дна одного из сундуков пару мягких туфель без задников и, подойдя, осторожно надел мне на ноги. Потом проследил глазами за Сианном:

-- А ты тут, похоже, не в первый раз...

-- Ну... Я всегда нахожу тут мед, когда приезжаю. А что? -- Сианн снял с полки большой узорчатый кувшин и задумчиво понюхал содержимое.

-- А потом вы тоже пойдете в термы? -- брякнул Люб.

Черноволосый уставился на него:

-- И не думайте! Я так не напиваюсь и песни не ору... Я их пою.

-- Мы тоже не орали, мы тоже пели... У меня сестра -- менестрель. Вот, -- Люб покраснел до потери веснушек, а Темулли фыркнула.

-- Может, здесь и чашки есть? -- уныло спросила я, чувствуя себя выбитой из колеи и невероятно усталой.

-- Есть, моя леди, -- Сианн указал на полку, на которой в ряд стояли чаши, чашки и чашечки. Я дохромала до полки и взяла посудину:

-- Налейте мне...

Сианн, учтиво кивнув, исполнил просьбу.

-- А мне -- не надо, -- наморщив нос, заявила зеленоволосая девочка.

-- И мне не надо, -- смущенно промямлил Люб.

-- А попросить ты не могла? -- проворчал Одрин. -- Обязательно надо самой вскакивать?

Я искоса взглянула на старшего мевретта:

-- Могла попросить, видимо. Но предпочитаю справляться сама. И... -- мне вовсе не хотелось его обижать, ну какой леший за язык тянет? Я посмотрела на кольцо на пальце... может, зря? Может... ну я вовсе ему не подхожу, резкая, грубая, да еще и человек... Грустно...

Я поболтала содержимое и подняла чашу:

-- За то, что мы здесь встретились. И за Сатвер! Чтобы ни одна из его тайн не... осталась неразгаданной! -- я выпила залпом. Ну их, эти элвилинские обычаи смаковать и не торопиться.

Одрин вздохнул, досадуя, что мыслями я уже в городе. Скучно выхлебал мед и подошел к окну.

Зато Люб покосился на меня с уважением: "А знаете? У нас с Тему так, конечно, выходило, но шибало здорово"...

-- Сатвер? -- встрепенулась Темулли. -- А причем тут Сатвер?

Подскочила и заозиралась по сторонам.

-- Что такое? -- встревожился Люб.

-- Где мое платье?! Куда оно делось?

-- Какое платье?

-- Мое, старое...

-- Это не та тряпка на кровати? -- Сианн указал нужное направление и, опять пренебрегши чашкой, приложился к кувшину. Девочка коршуном бросилась на искомое, обшарила складки, выхватила измятую бумажку и спрятала в рукав рубахи. Люб быстро глянул на подругу. Скривился, словно усилием воли прогонял какие-то противные мысли, знать не зная, как сильно сейчас похож на старшего мевретта.

Гроза прошла, и только нудный ливень барабанил в окна. На душе Мадре скребли кошки. "Ну почему хорошее не может длиться вечно... -- он прижался лбом к холодному стеклу и закрыл глаза. -- Ее запах, ее голос, ее глаза... Завтра все это окажется далеко-далеко и я бессилен что-либо сделать с этим"...

Я бросила чашу на пол и подошла к Одрину, отважно положила руки ему на плечи:

-- Что с вами? Я могу помочь?

Мне... стало больно... как ему?

Одрин порывисто обернулся и прижал меня к себе. Шепнул на ухо:

-- Не уезжай, Триллве...

Люб сообразил, что подглядывать такое нехорошо только после того, как его уши начали гореть. Уж очень странно это смотрелось... Мевретт Мадре всегда был таким... Строгим...

-- Одрин... пожалуйста... -- мне стало нечем дышать. -- Не надо меня удерживать... я вернусь. Обещаю!

Я обняла его до боли, желая никогда не размыкать объятия.

Элвилин прижал мою голову к своему плечу и, уткнувшись в волосы, прошептал:

-- Прости, я понимаю. Просто мне без тебя будет очень плохо...

-- Н-не думай об этом сейчас...

Я приподнялась на цыпочки и стала целовать его глаза, щеки, губы...

Ноги подогнулись.

Одрин, должно быть, почувствовал, что та грань, за которой он уже не сможет себя контролировать, опасно приблизилась и, заметив круглые глаза Люба, титаническим усилием взял себя в руки:

-- Я постараюсь, Триллве, -- шепнул он и с сожалением оторвался от моих губ.

Я неуверенно выпустила Одрина и оперлась о подоконник. Голова кружилась.

Люб и вовсе отвернулся, не желая мешать. Вся его растерянная худая спина выражала вопрос, неужели он когда-нибудь, когда вырастет -- тоже вот так вот... полюбит?

Зеленоволосая девочка тронула друга за рукав и качнула головой, мол, вот оно как...

Люб только удивленно кивнул:

-- Как в песнях, да? -- шепнул он Темулли на ухо.

-- Ага... Люблю, когда про любовь поют... -- Темулли мечтательно закатила глаза и поправила брошь на вороте.

-- Был бы я менестрелем... -- вздохнул Люб, на секунду зыркнув в нашу сторону, но тут же вновь поспешно отворачиваясь. -- Только, кажется, нас сейчас, того... Скажут куда-нибудь идти...

А уходить ему не хотелось. И рыжий устроился на подоконнике второго окна, разглядывая, как капли дождя стекают по шибам.

-- Ух ты! -- внезапно воскликнул он. -- Переполох там, а мы тут. Значит, это не мы чегой-то ещё натворили.

-- А может, натворили и не заметили? -- испуганно пискнула Темулли. -- А там что?

-- Дама, -- Люб открыл окно и высунул голову под дождь. -- Из кареты лезет и чего-то требует. Орет, между прочим, здорово...

-- Ой, Люб, осторожнее! Разобьешься -- я ж тебя не соберу! -- зеленоволосая цапнула его за рубаху. Люб вернул голову в комнату и весело отряхнулся:

-- Ладно уж, ради тебя не буду.

Темулли в благодарность поцеловала приятеля в щеку, и оба покраснели.

-- Какая дама? -- Мадре очнулся и тоже посмотрел в окно, стоя рядом со мной. Снизу раздавались крики и смутно виднелись очертания коней, кареты и факелов, размытые стеной дождя. Мевретт повернулся к сыну:

-- Алиелор, подойдите. Кто это там?

-- Не имею ни малейшего понятия, -- отозвался Сианн и, вероятно, сообразив, что такой ответ выглядит непочтительно, добавил, -- отец.

В это короткое слово элвилин сумел вложить столько сомнения и нежности, что я вздрогнула.

-- Сегодня день такой, что все падают нам на голову, -- продолжил Алиелор.

Я на подначку не обратила внимания. Одрин, которого что-то всерьез обеспокоило -- тоже.

-- Дама называется! Вопит, как резаная, -- Люб демонстративно прикрыл уши.

-- Кричит, что по делу, -- добавила Темка.

Мевретты дружно отмахнулись и приникли к влажному стеклу, едва не столкнувшись лбами. Дождь понемногу стихал, и силуэты внизу стали более отчетливыми. Мадре нахмурился:

-- Кажется... я уже где-то это видел... стоит неудобно, герб не разглядеть.

-- А как карета по лесу проехала? Только вокруг замка поляна, а так чащоба и бурелом... дорожка узкая, -- припомнилось мне. -- Алелор, это вы наворожили?

-- Что вы, сударыня, -- отозвался черноволосый с легкой ехидцей. -- Я не умею.

-- Мгла! -- ругнулся Мадре. -- Как же я сразу не понял! Подожди чуть-чуть... -- и он вылетел в коридор. Примерно с минуту оттуда доносился его раздраженный голос -- мевретт отдавал указания. Потом голос отдалился и умолк.

-- Боюсь, мне тоже лучше пойти за ним, -- Сианн поклонился в своей обычной насмешливой манере. Мы с детьми остались стоять у окон.

Происходящее внизу в потоках ливня и дрожащем факельном свете казалось нереальным. Точно я смотрю внутрь стеклянного шара, заключающего вороных, запряженных в черный экипаж; даму, высунувшуюся из-за кожаных занавесок; зубчатую стену леса в ореоле вспыхивающих то и дело голубоватых молний... Картина была и размытой, и странно выпуклой. Я могла рассмотреть мельчайшие подробности и услышать каждый вздох и звук, вплоть до жирного чвяканья грязи под конскими копытами...

Гостья бесновалась. Голос у нее был пронзительный и свербящий, до рези в ушах, и даже громовым раскатам заглушить его не удавалось.

-- Ну?! Меня долго будут держать на дожде?!! Я замерзла и устала!!

-- Разворачивайтесь, сударыня, -- пророкотала басом сова, светящая оранжевыми глазами с крыши кареты. Похоже, ее использовали для переговоров. -- Мы готовимся к войне, и пребывать здесь небезопасно. Кроме того, у нас приказ не впускать никого. По крайней мере, до утра.