Книга Кораблей. Чародеи (СИ) - Медянская Наталия - Страница 48

— Что ты тут делаешь? — спросил Одрин возмущенно.

— А, князь, — Темка вздернула нос и гордо перекинула растрепанную косу с плеча на плечо. — Мы тут играем. Ну, знаете сказку, где княгиня ушла на войну и мужу все ключи оставила? В двенадцать дверей ему разрешила заходить, а в тринадцатую…

— Надеюсь, для тринадцатой вы выбрали не эту? — указал лилейный; стражи еще сильнее выпрямились, поедая глазами противоположную стену.

— Князь, ну мы разве маленькие? Мы понимаем, что к тете Исе лучше не лезть, когда она заарестованная. И вообще.

Он с сомнением покивал:

— Вы с Любом играете? Кстати, он где?

Артемия ткнула пальцем и тут же звонко заорала:

— Лю-уб!! Сюда иди!

Мальчишка подбежал, потирая спину, честными глазами уставился на князя Мадре. Тот с сомнением поглядел сверху вниз:

— А папа где?

— В оружейной. Он Тальку воспитывает, а мне велел уйти, — тезка кота-прародителя похлопал рыжими ресницами. — Князь, а вас ножнами меча стукали?

— Нет, — отозвался Одрин как-то рассеянно. — Значит, Велиту пока не до меня, ладно. Вот что, Люб, — он взял мальчишку за подбородок, — ты человек надежный?

Рыжий кивнул.

— Ответственный?

Люб кивнул снова.

— Тогда ты позаботишься о госпоже Триллве, пока я буду говорить с твоим отцом.

— Ага.

— А я тоже позабочусь? — встряла Темка, прижимая к себе недовольно сопящего медвежонка. — Ну, позя-а…

Я скисла мгновенно и окончательно, бросив невольный взгляд на правую ладонь. Князь, должно быть, тоже вспомнил, чем завершилась для меня вчера Темкина забота.

— Артемия, — сказал он, усмехаясь краешком рта, — а дедка Сингард тебя искать не станет? Ты же его помощница.

— Не станет, — заверещала синекосая обрадовано, — он в Лесное уехал, на всю ночь, за ранеными смотреть. А у нас раненых нет.

Я зловеще пробормотала:

— Будут.

Одрин сильно сжал мой локоть:

— Артемия, можно — если ты пообещаешь к госпоже Триллве близко не подходить. А Люб за этим проследит.

Рыжий мальчишка серьезно кивнул. Темка надулась, впрочем, дулась она не долго.

— Ну, мы тогда будем играть, что тетя Триллве — пленница в башне, Люб ее тюремщик, а я… я… ее спасу, вот!

— Не раньше, чем я освобожусь, — улыбнулся князь. — Тогда мы ее спасем вместе.

— Ну ла-адно. А откуда мы будем ее спасать?

— Мои покои подойдут?

— А мы там ничего не разобьем? — спросил Люб задумчиво. — Ну, если госпожа Триллве меня потренирует?

И жадно оглядел меч в вишневых ножнах, который я прижимала к груди.

— Что? Нет! — князь резко переменил направление. — Посидите в библиотеке. Там много интересного и поучительного. Например, та книга, которую я читал, когда…

— Какая книга? — оживилась Артемия, а у Ката тут же покраснели уши.

— Не та, о которой вы подумали, — улыбнулся лилейный, приоткрывая скрипнувшую дверь. Библиотека встретила нас запахами пыли, сырой шерсти и штукатурки; полосами света, протянувшимися от мгновенно вспыхнувших ламп, шорохами и скрипами. Люб шарахнулся от длинной тени висящей над камином головы симурана. Гипсовая, старательно раскрашенная, она никого равнодушным не оставляла. А впечатлительного Сябика Лери Мориона, приятеля Сианна, вообще заставила грохнуться в обморок. Бедный оборотень подумал, что над камином прибита голова его сородича.

Два уютных кресла с полосатой обивкой все так же удобно стояли на белой шкуре перед огнем, а к стене у двери притулился убийственный розовый диванчик с деревянным гребешком в виде спящего кота. С дивана свешивался узорный плед, рядом валялись две яркие подушки.

Темка тут же прыгнула в одно из кресел, держа под пузо недовольно верещащего медвежонка, Люб с ногами забрался во второе. Я уложила меч вдоль диванной спинки и тоже села, с наслаждением вытянув раненую ногу. Одрин озабоченно посмотрел на меня:

— По-моему, где-то здесь должно быть болеутоляющее. Сингард приносил, когда ты появилась здесь, помнишь?

Он скрылся в мерцающей тени между шкафами.

Помню. Пыльные запахи, луч по зажмуренным глазам и твой голос. Потому что стоило разжмуриться — и я тут же оказывалась в камере. Снова. Я вздрогнула.

— Триллве, не молчи! — окликнул князь. Быстро возвратился, стиснул мою руку: — Я боюсь тебя оставить больше, чем на минуту. Мне приходит в голову, что ты до сих пор в Сатвере, а наша встреча в Вересковом цвете мне попросту приснилась.

Он опустил мне на колени фолиант — старинный, пыльный. Из тех, на которые неожиданно натыкаешься в самом дальнем углу. Из-под обтянутых бархатом корочек с потемневшими серебряными уголками лезли растрепанные листы, одна из застежек сломалась, серебряный кораблик на обложке потускнел. Но все же было в книге что-то такое, отчего ее хотелось гладить, как зверя, прижимать к себе, вдыхать запахи позолоты и пыли, запах вечности.

— Я обожал в детстве становиться перед ней на колени и рассматривать гравюры. На одной была женщина, очень похожая на тебя.

Я послушно кивнула.

— Сингард любил собирать вокруг себя малышню и читать нам вслух.

Одрин присел рядом и погладил пыльный переплет.

— Ничего не помню из содержания. Только — как сердце замирало, и огонь трещал в очаге. Потом… я стал слишком взрослым. И совсем о ней забыл.

Он улыбнулся.

— А когда… ты вывела меня из Мглы и осталась там, в тюрьме… Странно, в тот раз фолиант будто сам пришел мне в руки. У меня все плыло перед глазами, а он словно позвал меня, — Мадре помолчал. — И там, на одной из страниц я сразу нашел ту самую гравюру. Женщину с твоим лицом. Только одежда странная. И прямоугольная рамка с письменами. Как вокруг зеркала. Я хотел прочитать — и не понял, о чем. Какие-то древние знаки. Да и не успел бы — ты сразу же появилась тогда.

Я впитывала его голос и запахи лилий и библиотеки, пальцы сами собой скользили по тусклому серебру. Пришло видение. Вот я, вынув ноги из стремян, сползаю по блестящему конскому боку и окунаюсь в шумную ярмарочную круговерть. Вокруг площади устремляются вверх башни с шатровыми крышами, шпили пробивают летние облака. В синем небе трепещут серебряные капельки голубей. А на мощеной площади гвалт, и шум, и разноцветье, и мы продираемся сквозь толпу. Кто со мной — не суть неважно. А важно — распахнутые книжные ряды. И фолиант в полинявшем голубом бархате, с серебряным корабликом на обложке. Я раскрываю его, как мир, и вижу на первой гравюре те же башни, и улицы, и паутину солнечных лучей. Серебро странной музыки обнимает меня. Явь? Сон? И выхваченное оттуда: «Книга Кораблей».

— Одрин, — у меня отчего-то сильно дрожали руки. Я чувствовала себя так, будто стою на пороге, и двери уже открыты. А может быть, я ощутила то, что переживал он? — Открой. Я хочу увидеть.

И ничего не увидела. Растрепанные страницы внутри обложки оказались девственно пусты.

Я вытерла о штаны вспотевшие ладони. Обидно сделалось донельзя: будто вот обещали праздник, а ничего не было. Князь придвинулся ко мне, обнял, все-все понимая; неловко поцеловал в висок. Свободной рукой наполовину перетянул здоровенный фолиант себе на колени.

— Не огорчайся, Триллве. Мне очень плохо было тогда, могло… показаться.

И тут книга, вдруг бросив упрямиться, раскрылась на середине. Жених вздрогнул и растерянно сказал:

— Так вот же она. То есть — ты…

Я тихо ойкнула, вглядываясь в обведенный тушью цветной рисунок… нет, скорее зеркало в объемной рамке, расписанной цветами, созерцая свое лицо. А за моим нарисованным плечом, словно сквозь тающий под летним солнцем туман, все отчетливей проступало лицо Одрина…

Я вскрикнула. Закружилась голова… как от высоты… боюсь высоты…

— Триллве! — тяжелый том ухнул на пол. Мадре прижал меня к себе, и наши сердца гулко забились рядом. — Что с тобой, девочка?

— Что случилось? — подскочили Темка с рычащим медвежонком и Люб.

— В-высоты боюсь.

— Может, тебе лучше полежать? — лилейный озабоченно потрогал мой лоб.

— Не.