Жюльетта. Том II - де Сад Маркиз Донасье?н Альфонс Франсуа - Страница 6

– Но ведь я – король, в конце-то концов!

– О, бедняга! Неужели вы думаете, что меня впечатляет этот титул? Вы даже представить себе не можете, дорогой Леопольд, насколько он мне безразличен. Скажите на милость, каким образом вы получили престол? По чистой случайности, в силу благоприятного стечения обстоятельств. Что лично вы сделали, чтобы заслужить его? Возможно, есть чем гордиться первому из королей, который стал толковым благодаря своей отваге или хитрости, но его отпрыски, пользующиеся правом наследия, могут рассчитывать разве что на сочувствие.

– Цареубийство – это такое преступление…

– Да полноте, друг мой: оно ничем не хуже убийства сапожника, и зла в этом ничуть не больше, чем, – скажем, раздавить жука или прихлопнуть бабочку – ведь Природа, наравне с людьми, сотворила и этих насекомых. Так что, поверьте мне, Леопольд, создание вашей персоны стоило нашей великой праматери не больше усилий, нежели создание обезьяны, и вы глубоко заблуждаетесь, полагая, будто она заботится об одном из своих чад больше, чем о другом.

– А я, признаться, нахожу наглость этой женщины очаровательной, – заметил Леопольд, обращаясь к своему капеллану.

– Я тоже, сир, – ответил божий человек, – но боюсь, что подобная гордыня не позволит ей в должной мере послужить удовольствиями вашего высочества.

– На этот счет не беспокойтесь, добрый мой аббат, – заявила я, – ибо насколько я горда и прямолинейна в разговоре, настолько же податлива и покорна в интимных делах – таков девиз французской куртизанки, следовательно, и мой также. Но если в будуаре я и кажусь рабыней, имейте в виду, что я преклоняю колени перед вашими страстями, но не перед вашим королевским званием. Я уважаю страсти, Леопольд, я обладаю ими так же, как и вы сами, но категорически отказываюсь склоняться перед титулом: будьте мужчиной, и вы получите от меня все, что пожелаете, а в качестве принципа не добьетесь ничего. Теперь давайте приступим к делу.

Леопольд пригласил нас в роскошный благоухающий сладострастием салон, где нас ожидали безропотные создания, о которых он говорил и которые должны были служить нашим наслаждениям. Но вначале я не поверила своим глазам: передо мной стояли четверо девушек в возрасте пятнадцати или шестнадцати лет, и все они были на последней стадии беременности.

– Какого дьявола вы собираетесь делать с этими предметами? – удивилась я, поворачиваясь к великому герцогу.

– Скоро сами увидите. Дело в том, что я – отец детей, которых они носят в себе, я осеменил их только ради своего удовольствия, ради него же я их уничтожу. Я не знаю более пикантного удовольствия, чем заставить женщину, которую сделал беременной, расстаться с плодом, а поскольку семенной жидкости у меня в избытке, я оплодотворяю по крайней мере одну такую тварь в день, что соответственно позволяет мне совершать каждодневное жертвоприношение.

– Ну и ну, – покачала я головой. – Страсть ваша не совсем обычна, но она мне нравится. Я охотно приму участие в этой операции, но скажите, как вы это делаете?

– Потерпите, милая дама, скоро вы все увидите своими глазами. Кстати, все это время он разговаривал со мной вполголоса. – Мы начнем с того, что объявим им, какая участь их ожидает.

С этими словами он приблизился к девушкам и сообщил им о своих намерениях. Вряд ли нужно говорить, друзья мои, что, услышав приговор, они впали в глубочайшее отчаяние: двое лишились чувств, двое других принялись визжать, будто поросята, которых ведут на убой. Но непреклонный Леопольд велел своему подручному сорвать с них одежды.

– Вас, прекрасные дамы, – обратился к нам великий герцог, – я прошу последовать примеру этих девиц и раздеться. Я не могу наслаждаться женщиной, пока она совершенно не обнажится, к тому же я надеюсь, что ваши фигуры заслуживают того, чтобы полюбоваться ими.

Через минуту Леопольд оказался в окружении семерых обнаженных женщин.

Первым делом коронованный распутник соблаговолил оказать нам высокую честь. Он внимательнейшим образом осмотрел нас троих вместе и по отдельности и закончил вступительную церемонию тем, что облизал всем троим влагалища, заставив беременных девиц ласкать и возбуждать себя. Он работал языком до тех пор, пока каждая из нас не кончила ему в рот три раза. В продолжение всей этой сцены нас по очереди сократировал аббат, так что, подогреваемые и спереди и сзади, мы досыта напоили принца своим нектаром. Это продолжалось целый час, после чего неутомимый герцог перешел к другому алтарю: на сей раз он впивался языком в наши анусы, заставив святого отца облизывать нам вагину, а беременные женщины продолжали ублажать его.

– Ну вот, теперь я готов к более серьезным занятиям, – объявил он наконец. – Вы видите четыре железных прута, которые подогреваются в камине? На конце каждого из них запечатлен приговор нашим грешницам. Я завяжу им глаза, и каждая сама выберет себе клеймо.

Игра началась; как только бедная жертва выбирала орудие своей пытки, Леопольд вытаскивал его из жарких угольев, прижимал раскаленный докрасна конец к ее животу и запечатлевал на нем короткие, похожие на сентенции, надписи. Самой юной судьба определила такую участь: «Выкидыш произойдет под кнутом». Следующая получила другой приговор: «Причиной выкидыша будет волшебный напиток». Третьей была суждена еще более страшная пытка: «Плод выскочит от танцев на ее животе». Но самая ужасная участь ожидала самую старшую: «Дитя будет с корнем вырвано из ее утробы».

После завершения ритуала с бедняжек сняли повязки, и все четверо, оглядывая дуг друга, вслух, помимо своей воли, читали эти жестокие приговоры. Вслед за тем Леопольд выстроил их в ряд вплотную к кушетке, на которую легла я, и он принялся энергично совокупляться со мной, блуждая взглядом по четырем надутым животам, несущим в себе роковую печать с указанием того, каким образом из этих шаров будет выпущен воздух. Тем временем Элиза порола его высочество, а аббат наслаждался вволю, зажав свой член между грудей Раймонды.

– Леопольд, – заговорила я, продолжая достойно отражать натиск герцога, – умоляю вас, сдержите свой пыл, иначе я так же забеременею, и вполне возможно, что и мне придется сделать такой же аборт.