Проклятие древних жилищ
(Романы, рассказы) - Рэй Жан - Страница 63

— Иначе мне придется закрыть цирюльню на несколько дней и посещать полицию для допросов и изложения фактов, о которых я ровным счетом ничего не знаю, а также показывать им пустяковую царапину.

Я уступил, согласившись, что он прав. Но у меня была своя причина для умолчания: Патетье слегка ревновал меня за взаимную дружбу с Кершовом, которая не доставляла ему особого удовольствия.

Быть может, жалкие результаты расследования ряда пережитых нами драм подточили его доверие к полиции и восхищение ею. Когда я сказал ему об открытии Кобе, что таинственный преступник был любителем сладостей, а это могло вывести на интересный след, он вдруг проявил необычную заинтересованность.

— Зачастую, — заявил он, — маленькие находки, как ниточка, пепел сигары, черный, светлый или рыжий волос, вели к аресту преступника. Да, в тебе есть задатки сыщика, мой мальчик. Тебе не стоит останавливаться на верном пути!

Особого желания следовать по этой дорожке у меня не было, и в последующие дни я занимался только составлением примерного плана кампании.

Ментоловые пастилки были любовью Яны Добри. Она, похоже, не могла обходиться без них даже в самых опасных ситуациях. Я тщательно изучил небольшой сверток и попросил Кобе купить такие же в разных магазинах, чтобы установить разницу между ними. Истинный труд бенедиктинца! А самым трудным оказалось пробудить мою память! Пастилки отличались друг от друга запахом: у одних он был сладковатым, у других — горьковатым, а в третьих ощущался аромат экзотических добавок. Что касается запаха на стеклах замка Ромбусбье и замка Добри, а также найденных таблеток, то он был идентичен. Яна Добри была верна особой марке, английской марке «Пепперминт Сильвер Мун». Эту «Серебряную луну» Кобе не мог отыскать ни в одном кондитерском магазине. Любители жвачки, как и любители табака, обычно покупают определенную марку. Я надеялся, «Серебряная луна» приведет меня к Яне Добри.

Кобе Лампрель оказался неутомимым ходоком и разработал систему поиска. Он составил список кондитерских и магазинов, где продавались пастилки. Это уводило его все дальше от центра города, и вскоре он уже обходил предместья.

— Может быть, парень покупает их даже в деревне, — сказал он, — или в Брюсселе, или в Антверпене, или, кто знает, в самом аду!

Кобе по-прежнему считал ночного посетителя мужчиной, а я в согласии с Патетье не разубеждал его. Однажды он вернулся с веселым выражением лица.

— Наконец-то я обнаружил склад этих пастилок, — радовался он. — Какой хаос в этой лавочке, будто нельзя найти место получше и поближе для продажи этих проклятых конфеток. Подумайте только — в Синт-Питерс-Бюитен! Невзрачная лавчонка на границе пустыря в двадцати полетах камня от ближайшего жилья. Магазинчик держит один старик с обезьяньей головой. Бывший цирковой клоун, который после падения с трапеции сломал левую ногу и не смог больше работать в профессии. Он продает немного конфет местным мальчишкам, приходящим играть на пустырь, а главное — лекарственные растения людям, которые не верят докторам. Когда нога у него особенно не болит, он запирает лавочку и отправляется по кварталам, продавая гарлемское масло, вытяжку для выделения желчи, альпийский укроп и чихательный порошок. Если хотите знать его имя, то зовут его Питсор, Норберт Питсор, вот так!

Я отправился на разведку в тот же день. Питсор, по-видимому, отправился торговать травами, поскольку дверь была заперта, и я только мог заглянуть в щель в ставнях. Я решил не терять магазинчик из виду, но как это сделать? В конце концов я нашел шагах в пятидесяти небольшой амбар, где мог надежно спрятаться с биноклем в руках. Несколько дней я провел в амбаре малоприятные часы, высматривая через щели в прогнившем дереве все, что попадало в поле зрения. В амбаре воняло грязью, отбросами, гниющим деревом. Изредка я слышал злобную грызню крыс. Но держался. Иногда Питсор выходил на порог подышать свежим воздухом. Он стоял и курил черную трубку. Или запирал входную дверь и, хромая, отправлялся в город с маленьким кожаным чемоданчиком.

Однажды после полудня, когда моросил осенний дождь, Питсор отправился в город, я решил покинуть наблюдательный пост, поскольку дождевая влага сочилась через крышу амбара. И вдруг увидел человека на лесной тропинке, где никогда не замечал ни одного прохожего. Листва и шипы мешали использовать бинокль, но я видел, что приближающийся человек старался двигаться скрытно. Мне не удалось заметить его лицо, когда кустарник слегка поредел. Если он направлялся к магазинчику, то подходил к задней двери. Я направил бинокль на конец тропинки и стал ждать. Появилось просторное черное пальто, потом того же цвета капюшон… Он был чуть сдвинут в сторону, и странный персонаж подозрительно осматривал окрестности.

Яна Добри!

Она исчезла за домом. Стало ясно, что она входит внутрь через другую дверь. Я бросился бежать и с такой силой заколотил в дверь, что она слетела с петель. Послышался испуганный крик.

— Стоять! У меня «смит-и-вессон», который стреляет не хуже «Лефуше»! — рявкнул я.

Яна Добри выпрямилась, лицо ее стало таким бледным, словно оно впитало лунный свет.

— Я… не вооружена, — пролепетала она. Но через мгновение успокоилась и с презрением глянула на меня. — Конечно, вы привели господина Кершова. Я сдаюсь.

Что произошло со мной? Эта женщина пыталась убить меня, она пробралась в мое жилище, ранила Патетье, усыпила хлороформом моего слугу и, вероятно, сыграла главную роль в зловещих событиях, которые нарушили мою жизнь и жизнь моих друзей…

Но я не чувствовал к ней неприязни. Я сунул револьвер в карман и сказал:

— Господин Кершов не со мной. Я даже не скажу ему, что нашел вас.

Она вытаращила глаза. Презрительная гримаса перестала искажать ее губы.

— Почему же? — почти беззвучно спросила она.

— Сам не знаю, — медленно ответил я, — быть может, потому, что мне трудно считать вас преступницей.

— Однако я преступница!

— Даже в этом случае я не сдам вас правосудию.

Она саркастично рассмеялась:

— Правда, господин Сиппенс, волки не едят друг друга!

Я нахмурил брови, не сразу поняв ее слова, но это длилось недолго.

— Вы ошибаетесь. Я не убивал свою тетушку. Это единственная причина, по которой я могу считаться волком.

Она не ответила и опустила глаза. Потом внезапно выхватила пистолет из кармана и положила на прилавок.

— Я все же вооружена, — пробормотала она, слегка покраснев.

— Узнаю пистолет, — с издевкой сказал я, — он не очень метко стреляет!

Она мрачно глянула на меня.

— Ошибаетесь, господин Сиппенс, он стреляет метко и никогда не промахивается, если не хочу я, понимаете?

— Это означает, что вы не собирались меня убивать?

— Не собиралась. Мне надо было вас напугать, чтобы вы не лезли в замок Добри.

— Почему бы просто не устранить меня?! — воскликнул я. — Это было бы лучшей гарантией моего вечного молчания.

Она покраснела сильнее.

— Не собираюсь отвечать на этот вопрос, — сухо бросила она.

— Как хотите. Я хотел бы обсудить с вами кое-какие вещи.

— И этого делать не собираюсь.

— Кем был Нат Фом? — спросил я, не обратив внимания на ее возражение.

Она не ответила.

— Тогда отвечу за вас, он был Фантомом!

Если я думал, что мои слова подействуют на нее оглушительным раскатом грома, то глубоко заблуждался.

— Действительно, он был им, — равнодушно ответила она.

— Он умер, — продолжил я, — однако преступления, которые записывают на его счет, продолжаются.

Она пошатнулась. Ее дрожащая рука пыталась опереться на прилавок.

— Верно… верно… — вздрогнула она.

— Фантом умер, однако он еще никогда не был столь живым, — продолжил я, не придавая особого значения своим словам, но увидел, что они повлияли на нее.

— Мертв, но никогда не был столь живым! Да., вы не могли произнести более ужасные слова. Боже, когда прекратится этот кошмар?

— Яна… — снова заговорил я, но не смог продолжить.