Твой последний шазам (СИ) - Мартин Ида - Страница 16

А когда доехали до доктора, оказалось, что ячмень прошёл и на его месте осталась только маленькая белая точка.

Доктор удивился, в то, что ячмень с утра был огромный не поверил и смотрел на маму, как если бы она очень-очень сильно преувеличивала.

Папе мама потом сказала, что ячмень сам «лопнул», а я до сих пор думаю, что это тот дед меня вылечил.

— Вот, видишь, — Настя ещё больше оживилась. — А у нас в доме два года назад одну женщину кипятком обварило. Трубу в подвале прорвало и прямо на неё всё хлынуло.

Её быстро оттуда вытащили, но врачи сказали, что больше двух дней не протянет. Говорят, даже с лица вся кожа сошла, череп было видно. Но через два дня она не умерла и через три тоже. А вскоре полностью пришла в себя, стала есть и разговаривать. В общем, спустя месяц её выписали. И сейчас у неё не только никаких следов от ожогов не осталось, она стала даже лучше выглядеть. И на здоровье не жалуется. Я её лично спрашивала. Врачи говорят, что в медицине и не такие чудеса случаются.

Она осторожно присела рядом со мной.

— Я думаю, знаешь, что? Что ты сама себя вылечила, и эта женщина тоже. Всё волшебство в наших головах и мыслях, только мы не очень умеем этим пользоваться. Просто представь, что люди не умели бы читать и не знали, что буквы можно складывать в слова. И тогда тот, кто умеет читать, тоже казался бы всем волшебником. Мне это один мой друг объяснил. Он, правда, назвал это самовнушением, но я думаю, что когда ты вдруг от чего-то вылечиваешься — это волшебство. Можешь не верить, но такое правда существует. У меня раньше была одна дурная привычка, — она понизила голос. — Я ногти грызла всё время. А потом, бабушка научила, как от этого избавиться. И сработало правда. Прям в один день, как отрезало.

Настя умиляла простотой.

— Ты извини, я пойду. Хочешь, как-нибудь погуляем? — сказала я.

— Я бы с радостью, но в ближайшие две недели буду работать без выходных. А потом поеду к другу в прекрасный белый дом. Но ты заходи, если захочешь.

— Обязательно, — я встала.

— А ещё я знаешь, что думаю? Что ты не просто так ко мне пришла, потому что ничего на свете не бывает случайно. Я как увидела тебя, сразу поняла, что мы подружимся. Бывает видишь человека и кажется, что ты его знаешь. Я поэтому так много разговариваю. С чужими не умею, а с тобой очень легко.

По правде говоря, от её сумбурной болтовни мне тоже стало заметно легче.

— Ой, подожди, — Настя вскочила и убежала к кассе, а вернулась с маленькой синей подушечкой в руках. — Держи, это подарок. Мы их раздаем при покупке больше пяти тысяч, но ты просто так бери. На память.

— Ты купила подушку? — удивилась мама.

— Мне её просто так дали. В магазине акция была.

— Удивительно, — она покачала головой. — Обычно ничего не дают, только отнимают. Ты уверена, что тебе за неё не придется выплачивать пожизненный кредит?

Глава 7

Тоня

Всю дорогу в электричке Лёха развлекал нас забавными историями про свою дачу, школу, друзей и девушек, так что мы с Сашей смеялись не переставая. Часть этих баек, правда, была позаимствована из интернета, но рассказывал он здорово, и Якушин быстро оттаял. А я неожиданно поняла, что рада Лёхиной компании. Пусть Саша и был моим другом, но какая-то недосказанность между нами всё же висела: будто то ли я ему что-то должна, раз он обратил на меня свое драгоценное внимание, то ли он мне за то, что я долго и безответно его любила в школе.

Лёхе же удалось так захватить наше внимание, что всю дорогу мы разговаривали только с ним. Он был из тех, с кем находишь общий язык легко и сразу.

Раскованный, обаятельный, шумный, и при этом не доставучий.

Ни я, ни Якушин не отличались особой общительностью, однако Лёхе этого не требовалось, и как только первоначальный конфликт благополучно разрешился, он моментально превратился в нашего «доброго друга».

— Злая колдунья предсказала королю, что когда его дочери исполнится девятнадцать, она уколет палец веретеном и умрёт. И тогда король, чтобы спасти принцессе жизнь, отрубил ей все пальцы.

Смеялся Лёха громко и заразительно, на весь вагон. Люди рядом невольно улыбались.

— Я тоже хочу быть доктором, — воскликнул он, услышав, что в группе у Якушина всего четыре парня. — Нет, правда, я бы, может, тоже в мед пошёл, но химичка меня ненавидела. Она старая, вредная и шуток вообще не понимает. А ты в морге был? Ну, и как? Я, кстати, тоже реальный труп видел. Мне не понравилось. Но ради девчонок в белых халатах я бы может и перетерпел.

Мы сошли на одинокой, нещадно исписанной граффити зеленой остановке. Чуть поодаль виднелись высокие бетонные заборы, а по другую сторону дороги простирались дикие, поросшие бурьяном поля.

Поднимая с обочины столбы пыли, автобус покатил дальше, оставив нас озираться по сторонам.

Солнце пекло. На небе ни облачка. От асфальта шел такой нестерпимый жар, что резиновые подошвы на кедах начали плавиться. Ветра не было, а каждый вздох обжигал лёгкие. Попробовав закурить, Лёха тут же выбросил сигарету.

Из спасительной тени глухой остановки крепко несло мочой и пивом. Вокруг всё словно вымерло.

Якушин достал из рюкзака бутылку с водой, и мы по очереди молча пили из неё, после чего Лёха вылил остатки себе на голову.

Из-за слепящего солнца электронная карта на телефоне Якушина едва просматривалась, и разобрать красный пунктир проложенного маршрута оказалось не так то просто. Низко склонившись над экраном, парни долго пытались разглядеть хоть что-нибудь.

Мне же неожиданно позвонил Марков и сказал, что он «так и быть» может съездить со мной в «эту глушь». Я ответила: «Поезд ушел», и он принялся возмущаться, что я не должна обижаться, поскольку ему нужно было время всё обдумать. А как услышал о Якушине, заявил, что мы его кинули. Ведь он тоже не прочь свалить из города.

Закончив разговаривать, я обнаружила, что мы идём по засыпанным щебнем плитам мимо высоченных бетонных заборов. За ними остервенело заходились собаки, а в воздухе стояла такая едкая вонь, что пришлось зажимать нос.

— Срежем, — пояснил Якушин. — Тут через поле можно пройти. А если в обход тащиться, то два километра.

Он принялся совать мне под нос электронную карту и что-то объяснять, но выслушать нормально никак не получалось, потому что нас облепили непонятно откуда взявшиеся мошки и слепни.

— Там свинарники, — яростно отмахиваясь сообщил Лёха.

— Или коровники, — предположил Якушин.

— Не., — Лёха со смаком прибил на его локте слепня. — Точняк свинарники. Коровы по-другому воняют. Кстати, знаешь, как скрестить корову со свиньёй?

— Ну, — Якушин потёр ушибленное место.

— С помощью мясорубки.

Лёха весело рассмеялся и от души шлёпнул меня по спине. Получилось больно. Я резко развернулась, но он предусмотрительно отскочил.

— Ты вообще с ней поосторожнее, — усмехнулся Якушин. — Не смотри, что мелкая. Двинет — мало не покажется.

— Так я со всей осторожностью. Почти не коснулся.

— Вообще не касайся, — строго предупредила я. — Никак.

— Между прочим, никто не жаловался, — Лёха нагло подмигнул, кинул в меня репейник и снова яростно замахал руками.

Наконец заборы кончились, и песчаная дорога пошла под уклон. Нашим глазам открылся пожухший от жары желтоватый луг. За ним узкая полоска леса и аккуратные острые крыши домиков. Мы вышли на хорошо утоптанную тропинку.

В траве как полоумные стрекотали кузнечики. Но мошкары стало меньше и дышалось намного легче, хотя пить всё равно страшно хотелось, а воды у нас больше не было. Влажная майка прилипла к лопаткам, а кончики волос к шее, и от этого она постоянно чесалась.

Якушин расстегнул рубашку, Лёха намотал футболку на голову и уже грозился снять штаны, как вдруг внизу, неподалеку от леса мы увидели длинноволосую стройную девушку в коротком белом платье.

Девушка раскидывала руки в стороны и кружилась. Вокруг неё беззаботно скакал золотистый ретривер. Идеалистически-киношная картина.